исступление

Либо никакой сцены не существует, либо весь мир – это одна-единственная сцена, на которой мы вынуждены импровизировать, будучи лишёнными сценария. Или сценарий есть? Так или иначе, весь мир проникнут искусством – весь, вплоть до той крысы, промелькнувшей между двумя мусорными баками, вплоть до того бездомного, уснувшего на скамейке, как на скамье подсудимых в ожидании судьи, который не придёт и не осудит: не осудит, то есть не оценит и не расскажет, как всё должно было быть. Потому и каждый творец – точно такой же бездомный, Иван-дурак, уснувший на печи бытия: сам себе судья и сам себе приговор. Наша жизнь – это сцена, на которой мы хотим быть увиденными, замеченными, но зал пуст, и нет никаких зрителей, кроме звёзд, равнодушно взирающих на нашу трагикомедию, которую мы, заламывая руки и кусая локти, разыгрываем в каком-то исступлении, вызванном нашей страстью к той неведомой красоте, которой проникнуто мироздание. Можно даже сказать, что вся человеческая жизнь – это исступление, вызванное тягой к прекрасному.