Не впопыхах - поэма 96-101

96.
Летящий самолёт над морем
как парус белый одинок.
Свободный со стихией спорит.
Полёт над волнами высок.

Стихия в атмосфере сложна,
где грозы, облачность и дождь –
всё перемешано и можно
почувствовать сплошную дрожь.

Крыло, касаясь, разрезает
упругость массы облаков,
и море где-то исчезает
в тумане истинных стихов.

Испытывает перегрузки
то с плюсом, с минусом внахлёст.
Просвет предельно узкий,
проход в него совсем не прост.

Пилоты в нём все в напряженье.
Расчёт ведётся, но в уме.
С грозой чреватое сближенье
и до сих пор сидит во мне.
97.
Меня не трогает желанье –
пройтись задымленной Москвой.
Идут по ней как на закланье
рабочий, следом постовой.
Останусь лучше в Барнауле,
где до села рукой подать,
а там ветра свободы дуют
и начинают понимать,
что вся бессмысленность сурова,
способна только разрушать.
Построили опять и снова
лишь научились повторять
ошибки хлеще преступлений
эпохи тюрем, лагерей.
Второе длится уж столетье,
как сбросили у нас царей.
98.
Ничто меня не удручает,
однако – это склад ума.
Наверно, он и выручает,
когда свирепствует зима.

Иду тропинкою под снегом,
на ней останутся следы.
От холода спасаюсь бегом,
а размышленьем от беды.

Всё взвешиваю “за” и “против”,
решение приходит враз.
Но вид моё смущенье портит.
Я потому не ловелас.

Живу под Богом с чистой верой,
что всё наладится у нас
в Сибири с чистой атмосферой.
Природа здесь – иконостас –

составлен из доверья к чести
и, безусловно, из добра.
Прислушайся ты к зимней песне –
увидишь блеск в ней серебра.
99.
Я никому, друзья, не должен,
особенно такой стране.
Понять, конечно, вам не сложно.
Так думается, люди, мне.

Коль вы прошли огонь и воды
и трубы медные прошли,
почувствуете дух свободы,
идущий от самой Земли.

От той, что мчится сквозь пространство
с красивой спутницей Луной
под солнечным протуберанцем
с тобою, человек, со мной.

И с той деревней, где родился
и где учился в школе, рос,
ей, исчезающей, гордился,
шагая, не сгибаясь, в рост.

Пока летит Земля в пространстве,
мы живы, люди, на Земле.
Любители мы дальних странствий
в воображении во мгле.
100.
От Сумарокова до Блока,
от Пушкина и до Сорок
поэму написал Сорока,
вам пригодиться может впрок.

Мои стихи, мои поэмы –
написаны они зимой,
весною, летом и без схемы
записывались честно мной.

Как видишь, в духе реализма,
но с оптимизмом на успех.
Нелепость вся от коммунизма,
что вызывает смех у всех.

На всей Планете онеменье
под крики диких упырей.
Запечатлённые мгновенья
под скрип коричневых дверей.

В дожде метафор, оборотов,
но с перехлёстами тревог.
Сорока я, в миру-то Кротов,
таким меня заметил Бог.

Направил в русло отрицанья
советской власти на Земле.
Её подвергли растерзанью
совки, засевшие в Кремле.

Читать стихи им неохота
Поэтов с ясностью дорог
от Сумарокова до Блока,
от Пушкина и до Сорок.
101.
Свобода в иронии вашей,
в сарказме сокрыта она,
войти коль в него вам не страшно,
когда под диктатом страна.

В которой во власти преступной
нет здравого смысла обочь
и действия ох! как все глупы,
за день выдаётся в ней ночь.

Со звёздами за преступленья,
с крестами и Ладами к ним.
Безмолвствует всё населенье
и спит деловой гражданин.

Ирония в сути свобода,
и Виктор Гюго в этом прав –
в наличии силы народа
и в профиле сильных держав.