Чужой

Мне снился город.
Северный, большой,
подтянутый и строгий, как полковник.
Мы вроде бы там жили хорошо,
любили этот город всей душой,
но я почти что ничего  не помню.

Ни парков, ни заборов, ни дворов,
ни школы, ни качелей, ни трамваев...
Но помню: вот бежим мы на паром,
за руку мама тянет: "Слушай, Ром,
давай быстрее - ну же! Опоздаем..."

И запах помню.
Мятным леденцом
сквозило от продрогшего лимана,
и мама с хмурым выцветшим лицом
стянула обручальное кольцо -
засунула под пуговку кармана.

Потом вокзал - в тени кривых берёз.
В окне вагонном - строй забытых строек.
И всхлипы мамы под тыдым колёс,
попутчицы не сдерживали слёз:
"Не плачь, девчонка, он того не стоит...."

Пути-пути...
Им не было конца,
и все, как на подбор, -  в тупик и мимо:
петляли мы без цели - на ловца.
Как два тревожных маленьких скворца,
кружили мы над гнёздами чужими.

Нашелся  рай - прабабкина изба.
И степь без края   - долгое раздолье!
Гусиный пруд, каникулы, игра.
"Домой,  Роман!" - "Ещё немного, ба...."
И сон без снов.
Без задних ног.
Без боли.

Под вечер  как-то в дом вошёл чужой -
пальто до пят, в плечах косая сажень.
Взгляд скомканный - на мать, скупой  смешок:
"Ты не держи обиды, хорошо?"
Меня, похоже, не заметил даже.

Он шёл к калитке,  втаптывая в снег 
последние надежды на "однажды"...
Зима мельчала, и казалось мне -
обида ускользает вместе с ней
бесшумно - самолётиком бумажным.

Мне  снова снился город. Сад и дом.
Я вспомнил всё: мосты, дворы и лица.
Мы в школу, взявшись за руки, идём
с букетом астр под стареньким зонтом,
торопит мама: "Опоздаем, Ром..."

А вот отец ни разу не приснился.