публика и человечество

Я не ищу признания публики, я ищу признания людей: я ищу тех взглядов, которые меня поймут, тех слов, которые отзываются во мне, той поддержки, о которой я не просил, но в которой я нуждаюсь, и той критики, о которой я не подозревал, но которая является необходимой. Я не хочу быть выше или ниже остальных – я хочу быть человеком в кругу людей, занятых общим делом человечества. Моя страсть – это не презрение, не униженность, не месть, не поучение и не наставление, не исправление и не отрицание; моя страсть – это любовь и ненависть к человечеству: ненависть к той разорванности, в которой оно пребывает, и любовь к его возможностям, к его будущему, к его жизни, к его надежде. Я надеюсь на человечество, я верю в человека, а потому я способен любить, но во мне вызывает ненависть то равнодушное раболепие, с каким «публика» или «общественное мнение» взирает на судьбу тех, кто перед ними оказался, и ещё большую ненависть во мне вызывает равнодушие и презрение к «публике» этих последних. Это и есть разорванность: невозможность слышать, мы слишком далеки друг от друга, мы равнодушны друг к другу.

Моя единственная страсть – это любовь к человечеству, любовь к тому редкому и великому событию, в котором мы оказываемся на равных, когда мы по-настоящему видим друг друга, – любовь к событию, в котором уже не существует безликого и равнодушного «общества», над которым мы должны «возвыситься» или которому мы должны «подчиниться», но есть лишь люди и их общение.

Поэтому я ненавижу сцену. Всё великое чаще всего случается в буфете, в коридоре, на заднем ряду, где мы видим настоящих людей, где мы принадлежим к их числу. Самые ценные знакомства – это знакомства случайные, знакомства с теми людьми, которые принадлежат нашей судьбе в той же степени, что и мы сами (поверьте мне, знакомство с человеком, одолжившим вам деньги в трудную минуту или сказавшим нужные слова в минуту отчаяния, является более ценным, чем знакомство с «Фаустом», прочитанным вами от скуки и из желания быть «образованным», но из которого вы не вынесли ничего существенного). Сцена – это самозабвение, уход от людей в сценарий, написанный другими, и в игру, придуманную не нами. Я не хочу стоять на сцене и играть роль того, кем я не являюсь, я не хочу вас обманывать, будто существует такое пространство, в котором я могу быть выше и прекраснее вас. Я не хочу быть искусственным – я хочу быть искусством, но искусство – это жизнь, в которой разговор в буфете может быть более ценным, чем само представление, которое мы обсуждаем. Искусство возможно лишь там, где мы принимаем жизнь, а не уходим от неё. Поэтому я не хочу уходить от людей, я не хочу презирать или восхвалять их, – ведь таким образом я лишаюсь того Прекрасного, которое заключено в их существовании и их судьбе, того Прекрасного, которое заключено в человечестве, не имеющем никакой сцены и никакой публики. Человечество предоставлено самому себе, и каждый из нас предоставлен друг другу. Я не хочу показывать вам такую красоту, которой нет у вас, – я лишь хочу быть столь же прекрасным, каким является каждый человек, я хочу быть частью той красоты, которой является человечество.