Прогулка по памяткам

1.
Я помню круговую клетку,
за сеткой тощую лису,
ее неволи запах едкий…
Она лубочную красу
по полукругу бегом нервным
часами в угол из угла
свела на нет. А за фанерой
в бессветном секторе жила
облезлая и злая белка,
в соседнем — полдесятка птах,
негромких, вялых и поблеклых…
Такой вот спрятанный в кустах
без дополнительной ограды
юннатский дворик во дворе —
и назиданье, и отрада
неприхотливой детворе.
(Над ним скульптурная корона —
ей был украшен древний дом —
там лев докусывал дракона.
Весьма некрупного, учтем…)
Той детской радости жестокой
давным-давно простыл и след,
и жизнью загнанному Блоку
вблизи поставлен монумент.

2.
Какие «Пионерские пруды»?!
Пускай сюда гоняли пионеров
вершить по осени бесплатные труды,
но и в названьях знать бы надо меру…
Конечно, Патрики! Так звали их всегда
мы, подраставшие в песочницах с грибками,
на физкультурных классах вкруг пруда,
на лавочках, столкнувшись вдруг губами…
Здесь из навечно выученных слов
На нашей памяти фигуры вдруг слепились:
Нам не понравился разросшийся Крылов
Зато зверюшки очень полюбились.
А, ладно! Для разнузданной орды,
для пионеров хайпа и престижа —
пусть будут Пионерскими пруды —
как и они, безвкусны и бесстыжи.
А лучше — пионерские костры
пусть обратят их пеплом, сдуют с дымом…
И листьев шум, и лепет детворы
пройдутся Патриаршим седыми.

3.
На стене бабенка с лирой,
а напротив — серый дом,
не барочный, не ампирный,
чисто конструктивный, в нем
за охраной поэтажной,
достижениями крут,
размещался очень важный
всесоюзный институт.
В нем моя трудилась мама
в штатском чине — редкий вид —
но к издательской программе
доступ штатским был открыт.
Большинство же — офицеры,
милицейские чины —
разрабатывали меры
по порядку для страны.
Там прилежно изучали,
чем живет преступный мир,
то, как это мир зачалить,
чтобы каждый конвоир,
и эксперт, и участковый,
и фотограф, и следак
дела ведали основы,
понимал, что и как.
…Знатоки, горя в работе,
вечер тешили в вине,
и мигала им напротив
тетка с лирой на стене.

4.
С раскованностью тупицы
на серый пробор профессора
села серая птица
вместо кембриджской фески.
Головного голубя братья
или же компаньоны
превращают в мундир мантию,
нанося на нее погоны.
Климент каменно-холоден.
Что налет? Асфальту метелка.
На его мантии орденом
остался след от осколка.
Но как этот птичий ад снести —
ан профессор и в этом профи!
…А ты для каверзной радости
взгляни на памятник в профиль.

5.
Лавки выставлены квадратом
вокруг памятника над лужами.
Мы, конечно, уже пираты,
кленовые ветки — наше оружие.
Вскрыли волну незримые весла,
скрипят невидимые уключины…
И с улыбкой глядит на нас из кресла
медный автор «Золотого ключика».
И смотрят с берега в легком волнении,
все в кружевах древесной тени,
бабушки — мирное население.
День весенний. Или осенний.
Впрочем, битва вот-вот закончится,
добыча поделена поровну,
и можно переходить в песочницу,
ближе к дому князя Суворова.
Можно глазеть из чугунной клетки,
считать прохожих, махать знакомым
или вновь кленовую ветку
пустить в дело, став мушкетером.
Можно еще у янтарной березки
выпросить лоскуток прозрачный
от ее шелковой блузки.
Мир сквозь него не такой мрачный.