Свиридов. Сон золотой

Свиридов - Рубцов. Сон золотой.
По книге Г. Свиридова "Музыка как судьба"
(заметка 11)
  Нам трудно определённо сказать что-то внятное насчёт того, какая музыка звучала (или начинала звучать) в душе Георгия Свиридова. Перед нами только два наброска будущего цикла, вариант кантаты «Привет, Россия!» и его слова о том, что музыкальное воплощение поэзии Н. Рубцова требует «примитива». Ещё раз скажу, что в понимании Свиридова музыкальный «примитив» - верное и наиточнейшее сердечное понимание поэзии, без всяких вычурностей, сложностей, искусственности, полное соответствие музыки сердечнику стихотворения, простые и единственно верные музыкальные средства выражения глубинной сути поэзии.
  Не всё нам понятно и с выбором стихотворений. Композитор ничего особенно не уточнял в дневниках. Его план включает чаще намёки на те или иные стихотворения, или его пункты уже отражают в себе какую-то идею композитора, ключевую строчку, которая и начинает рождать первые, неведомые нам ноты…
  Поэтому все пишущие о подступах Свиридова к поэзии Рубцова должны всё-таки сомневаться и говорить о вариативности выбора.
  Давайте взглянем на запись в тетради Свиридова 1978-1980 г.г. в подразделе «Музыка» на странице 200. (Это уже вне моей настольной на сегодня книги «Музыка как судьба»).
  Будущий цикл мыслится таким (записи соответствуют графике композитора):
1) Огороды русские Мецца-сопрано
2) Лесная дорога
3) Пасха
4) Золотой сон
5) Ночной всадник (баллада +)»
  С первым всё понятно: это первая строчка стихотворения:

Огороды русские
под холмом седым.
А дорогие узкие,
тихие, как дым.
Солнышко осоковое
Брызжет серебром.
Чучело гороховое
машет рукавом…
До свиданья, пугало,
огородный бог! –
душу убаюкала
пыль твоих дорог…

  Других вариантов нет. Голос - меццо-сопрано, женский, отличающийся низким, густым, немного бархатистым звучанием. В будущей музыке, судя по выбору голоса и настроению стихотворения, – умиротворённая картина тишины и покоя утра или вечера.
  Со вторым стихотворением – туман. Я понимаю некоторых комментаторов, ратующих за «Старую дорогу: - лестный выбор, что и говорить: великое стихотворение, эпической силы. Но Свиридов не так прост. Возьмите его предпочтение пушкинского «Зорю бьют» шедеврам, что у всех на устах… А он создал жемчужину русского хорового пения! Да и открыл нам в затаённом малышке-стихотворении глубину, которую мы не замечали.
  Но и не в этом дело. Лесная дорога может быть и «Дорожной элегией»:

Дорога, дорога,
Разлука, разлука.
Знакома до срока
Дорожная мука, -

и «Подорожниками»:

Топ да топ от кустика до кустика –
Неплохая в жизни полоса.
Пролегла дороженька до Устюга
Через город Тотьму и леса.

  Да, сказочная глушь этого стихотворения с его «звенящими колокольчиками» и «певучими бутончиками» вполне могла бы очаровать Свиридова! Эпос «Старой дороги» и его бесконечная глубина, тревога и усталость в «Лесной элегии», лёгкость и сказочность «Подорожников»… Что бы он выбрал после «Огородов»? Я бы, например, ушёл от «Лесной элегии» по некоторой схожести музыки гласных, количеству слогов и т.д.
  Хотя переход от деревенского покоя с прощанием («до свиданья») к глуши, одиночеству, влачению, унынию и страху «Десной элегии» тоже был бы логичен: перемена разительна!
  Во втором варианте цикла Свиридов снова прописывает «Лесная дорога», но добавляет – «с разворотом леса». Само слово «разворот» обращает нас к размаху «Старой дороги», её былинности даже, вечности. Не думал ли композитор о музыкальном воплощении лесного «разворота»? Это так похоже на него. Вспомните хотя бы выдающуюся изобразительность в его «Тройке» или в «Маленьком триптихе». Я потому ещё говорю об этом, что второй его план выдаёт чёткое намерение композитора к усилению самой музыки, «развороту» к ней.
  В тетради 1987 года на странице 425 он даёт второй вариант плана Рубцовского цикла:

Из Николая Рубцова (Золотой сон).
М(еццо) сопр(ано) и орк(естр).
Русские огороды – как есть с окончанием.
Лесная дорога с разворотом леса.
Пасха (es-moll) Большой разворот в оркестре «Воскресе из мёртвых».
Золотой сон на S тона выше (как есть)

  Значит, мы правы: речь идёт именно об усилении музыкального: вторится «развороту» - «большой разворот в оркестре». Свиридов соединяет знаменитый соборный тропарь с воплощением Рубцовской «Пасхи». Духовное пространство замысла расширяется и укрепляется: «Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробе живот даровав».
  В первом плане «ночной всадник» определён жанром «баллада». Это делает нас уверенными в том, что речь идёт именно о стихотворении «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…» с его высокой мистикой и тайной концовки, имеющих балладный привкус.
  Жаль, очень жаль, что композитор отказывается от этого шедевра, одного из самых глубоких и масштабных стихотворений поэта. Можно, конечно, и улыбнуться: чего, мол, жалеть, о несвершивщемся. А мне жаль. Ведь был факт мощного переживания. Был факт первоначального звучания шедевра в глубине души гения.
Ещё не совсем понятно: «Золотой сон» то ли обрамляет будущую композицию, то ли Свиридов даёт нам название всего цикла. Исследователь жизни и творчества Н. Рубцова Вячеслав Белков говорит именно о названии цикла, второго варианта. Всего скорее, он прав: «Из Николая Рубцова». Значит, речь идёт о названии в целом. Тем более, что второй пункт плана о сопрано и оркестре, судя по первому варианту, относится к воплощению стихотворения «Огороды русские».
  Название «Золотой сон» обращает нас к двум стихотворениям поэта: «Листья осенние» (о странном образе всадника в нём я как-то писал) и «Чудный месяц плывёт над рекою…». Оба хороши необыкновенно. Почему-то думается, что Свиридов выбрал второе: уж больно полифонично и неизмеримо глубоко первое. А чистота и нераспылённость настроения второго очевидны. Не значит – хуже и беднее: торжество покоя, гармонии, «золотого сна»!
  Мне почему-то очень симпатично усиление в замысле композитора чисто музыкальной составляющей – его «развороты» и «оркестры». Невольно вспоминается оговорка другого гения – Валерия Гаврилина о возможности симфонического воплощения души поэзии Николая Рубцова.
  Пока я жив, я буду ждать такой попытки и дерзновенного композитора, решившегося на неё.