Отец

В обувную коробку насЫпал пшеницу и семечки ;
от крылечка отмёл не истоптанный утренний снег.
И смотрел на него черный ворон, годами помеченный,
проживающий на вековой одинокой сосне.

Прилетала к зерну беспокойная птаха таёжная,
предвещая визитом начало бескрайней зимы.
Разгоравшийся день приглушал остроту безнадежия,
и раскрашивал в цвет, уходящие в небо, дымы.

Так и дни пронеслись - то ли птицей, то ль снегом мелькающим;
только вспыхнул рассвет, а уже полыхнула звезда.
Пусть кормушка для птицы, к отцу по утрам прилетающей,
небольшой, но отрадой послужит ему иногда...


********************


Помню грустный мотив – чем он врезался в душу…
Ты играл его так, что хотелось всерьёз
в поднебесную высь и заморскую сушу
полететь и узнать, что там есть, кроме слёз…

Журавлей острый клин всё стремился на волю.
Задыхался баян от скрываемых чувств.
Сколько знаю, отец не ругался на долю.
Выдавал иногда рук его резкий хруст.

Жизнь мелькнула, как сон – непонятный, тревожный.
Что сбылось из того, что таил и молчал…
Как и в детстве баян слушать твой невозможно,
и никак не узнать, что себе ты играл…

Взгляд за клином спешит – где ты, горькое счастье.
Притаилось оно и не видно с земли.
Сердце рвется в груди на мельчайшие части…
Не устаньте лететь над отцом журавли…


******************


Давай, отец, по сто за встречу.
Мы оба - путники в дороге.
Смотри, какой хороший вечер
и солнце маком на отроге…
Мы говорить почти не будем,
и помолчим до кома в горле.
А разговор порою труден
из-за того что в сердце горечь.
От бесшабашной жажды воли
в твоих глазах слеза искрится.
Но, нет, отец, в земной юдоли
к ней можно только лишь стремиться.
Ты всё молчишь, а я гадаю:
о чём несбывшемся жалеешь...
Отец, я снова наливаю…
Теперь баян и - как умеешь…

Не станет легче, но теплее…
А мать тихонько спрячет водку…
Поговорить мы не сумели...
Та ночь была такой короткой…


Фото автора