Гильгамеш, энкиду и подземный мир - отрывок перево

Эпос «О Гильгамеше» был создан аккадцами то ли в 22 веке до н.э., то ли в 18-17 веках до н.э. Интересно, что это, должно быть, первые стихи на планете. Ниже отрывок произведения из цикла под названием «Гильгамеш, Энкиду и загробный мир». Перевод В.К. Афанасьевой, к сожалению, не вкатил. Перевод свой, искал английские переводы и сравнивал с русскими вариантами.
Ану – бог неба в шумерской мифологии.
Энки – бог подземного царства
Эрешкигаль – богиня подземного царства (но не жена Энки)
Энлиль – бог ветра, земли, воздуха, почитался создателем сущего. Именно он отделил небо от земли.
Инанна – богиня любви, урожаев, цветения и весны 
Уту – бог солнца
Лилит – богиня плодородия, змей, животных, плодов.
Урук – один из древнейших городов Шумера
Анзуд – мифическая птица, изображалась в виде орла с головой льва
Упомянутое в тексте дерево – метафорическое, за него борются добрые и злые силы, в борьбу включается Гильгамеш – получеловек-полубог. Возможно, это аналог скандинавского древа Иггдрасиль – стержня, связывавшего людей с другими мирами.

Это было в те дни, очень давно, и в прошлое канули дни,
Это было в те ночи, ночи минули, и в прошлом остались ночи,
Это случилось в те годы, время прошло, и в прежнем остались годы,
Это случилось тогда, когда возникло всё, что являлось важным,
И появилось, что надо, как надо, и образом надлежащим,
Это произошло тогда, когда был первый преломлен хлеб,
Печи впервые зажглись, отдавая огня тепло,
Это случилось тогда, когда небо вдруг разделилось с землёй,
Отяжелела земля и разом свалилась с неба,
Это случилось, когда человек известен стал и повсюду славен,
Это случилось, когда бог Ану забрал для себя небеса,
Это случилось, когда Энлиль также забрал себе землю,
Мир же умерших дан был Эрешкигаль – и его она восприяла.
Энки поставил парус на лодку, в лодке отплыл он в умерших мир,
Был он велик – множество мелких упало к нему камней,
Был он так мал – свалилось сверху много огромных камней,
Мелкие камни били едва ли – так молот слегка лишь бьёт,
Камни большие валились – так с гор несётся валун.
Киль, что у лодки Энки – она вперёд, ну, а киль дрожал –
Может, его черепахи влекли, тащили упрямо вверх,
Волны бы так не влекли, не несли наверх,
Вот поднимается нос – волка оскалом он смотрит на
Энки-владельца, готовясь его пожрать,
Лодки корма бросается также – и всё к нему,
Лев, похвалясь прыжком, его погубить изготовился.
Там же хулуппу-дерево было – стояло оно одно,
И вырастало, Евфрат где, у берега – воды давал Евфрат,
Ветер свирепым вихрем с корнем его оторвал,
С корнем его оторвал, поломал несчётно ветвей,
В волны свои утащил и только тогда успокоился.
Но вот богиня – уважала она Ану слова,
Эта богиня – уважала она Энлиля слова,
Дерево молча взяла, молча его принесла
В город Урук, к пышным садам Инанны.
Инанна сажала древо без рук – ногами сажала она,
И поливала без рук – поливала ногами она,
И говорила при этом: «Когда же в прекрасный престол,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
И еще говорила она: «Когда же в кровать, что желаю я,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
Но, вот прошло пять лет, и с ними и десять лет,
Дерево стало могучим, и ствол его расколоть нельзя,
В корне его змея гнездо свила, неуязвима она к волшбе,
Ветви густые – там птица Анзуд растила к полёту птенцов,
В самой средине Лилит устроила свой ночлег,
Радостна сердцем, зубами бела, но натурой зла,
Только Инанна святая, остановить и утешить нельзя, плачет!

Это случилось тогда, когда мир опять полюбил рассвет,
Это случилось, когда горизонт стал светел и стал бесконечно бел,
Это случилось, птицы когда громко запели, утру вослед,
Вышел из спальни Уту, вышел, сил полон и свеж,
Встретила его Инанна-сестра, встретила и сказала:
«Уту, брат мой, в дни, когда всё было предрешено,
Когда велика и обильна стала повсюду Земля,
В те времена, когда бог Ану забрал для себя небеса,
В те времена, когда Энлиль также забрал себе землю,
Мир же умерших дан был Эрешкигаль – и его она восприяла.
Энки поставил парус на лодку, в лодке отплыл он в умерших мир,
Был он велик – множество мелких упало к нему камней,
Был он так мал – свалилось сверху много огромных камней,
Мелкие камни били едва ли – так молот слегка лишь бьёт,
Камни большие валились – так с гор несётся валун.
Киль, что у лодки Энки – она вперёд, ну, а киль дрожал –
Может, его черепахи влекли, тащили упрямо вверх,
Волны бы так не влекли, не несли наверх,
Вот поднимается нос – волка оскалом он смотрит на
Энки-владельца, готовясь его пожрать,
Лодки корма бросается также – и всё к нему,
Лев, похвалясь прыжком, его погубить изготовился.
Там же хулуппу-дерево было – стояло оно одно,
И вырастало, Евфрат где, у берега – воды давал Евфрат,
Ветер свирепым вихрем с корнем его оторвал,
С корнем его оторвал, поломал несчётно ветвей,
В волны свои утащил и только тогда успокоился.
Я же, богиня, уважала Ану слова,
Я же, богиня, уважала Энлиля слова,
Дерево молча взяла, молча его принесла
В город Урук, к пышным садам Инанны.
Я посадила древо без рук – ногами сажала его,
Я поливала без рук – поливала ногами его,
И говорила при этом: «Когда же в прекрасный престол,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
И еще говорила я: «Когда же в кровать, что желаю я,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
Но, вот прошло пять лет, и с ними и десять лет,
Дерево стало могучим, и ствол его расколоть нельзя,
В корне его змея гнездо свила, неуязвима она к волшбе,
Ветви густые – там птица Анзуд растила к полёту птенцов,
В самой средине Лилит устроила свой ночлег,
Радостна сердцем, зубами бела, но натурой зла».
И, рассказав, плачет Инанна, поддержки от брата ищет она,
Уту, однако, к словам сестры холоден и безучастен.

Это случилось тогда, когда мир опять полюбил рассвет,
Это случилось, когда горизонт стал светел и стал бесконечно бел,
Это случилось, птицы когда громко запели, утру вослед,
Вышел из спальни Уту, вышел, сил полон и свеж,
Уту сестра – Инанна – не обратилась снова к Уту она,
А обратилась она к воину Гильгамешу:
«Брат мой, в те дни, когда всё было предрешено,
Когда велика и обильна стала повсюду Земля,
В те времена, когда бог Ану забрал для себя небеса,
В те времена, когда Энлиль также забрал себе землю,
Мир же умерших дан был Эрешкигаль – и его она восприяла.
Энки поставил парус на лодку, в лодке отплыл он в умерших мир,
Был он велик – множество мелких упало к нему камней,
Был он так мал – свалилось сверху много огромных камней,
Мелкие камни били едва ли – так молот слегка лишь бьёт,
Камни большие валились – так с гор несётся валун.
Киль, что у лодки Энки – она вперёд, ну, а киль дрожал –
Может, его черепахи влекли, тащили упрямо вверх,
Волны бы так не влекли, не несли наверх,
Вот поднимается нос – волка оскалом он смотрит на
Энки-владельца, готовясь его пожрать,
Лодки корма бросается также – и всё к нему,
Лев, похвалясь прыжком, его погубить изготовился.
Там же хулуппу-дерево было – стояло оно одно,
И вырастало, Евфрат где, у берега – воды давал Евфрат,
Ветер свирепым вихрем с корнем его оторвал,
С корнем его оторвал, поломал несчётно ветвей,
В волны свои утащил и только тогда успокоился.
Я же, богиня, уважала Ану слова,
Я же, богиня, уважала Энлиля слова,
Дерево молча взяла, молча его принесла
В город Урук, к пышным садам Инанны.
Я посадила древо без рук – ногами сажала его,
Я поливала без рук – поливала ногами его,
И говорила при этом: «Когда же в прекрасный престол,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
И еще говорила я: «Когда же в кровать, что желаю я,
Дерево, ногами его посадила я, превратится?»
Но, вот прошло пять лет, и с ними и десять лет,
Дерево стало могучим, и ствол его расколоть нельзя,
В корне его змея гнездо свила, неуязвима она к волшбе,
Ветви густые – там птица Анзуд растила к полёту птенцов,
В самой средине Лилит устроила свой ночлег,
Радостна сердцем, зубами бела, но натурой зла».
И, рассказав повторно всё, горько Инанна заплакала.

И Гильгамеш молча слушал всё то, что Инанна сказала ему,
Выслушал жалобу ту, что Инанна ему донесла,
И на её слёзы горькие, не оставляя Инанну в беде, отозвался.
Пояс он взял, пояс свой воина скоро тяжелый взял,
Наскоро, не сомневаясь ничуть, Гильгамеш опоясался им,
Вынул топор свой из бронзы – в походы ходил он с ним,
Взял тяжеленный топор, и воевать отправился,
И разрубил змею, что обитала в древа корнях,
Птица Анзуд, схватив птенцов в когти, в горы слетела,
Злая Лилит свой прежний дом, где давно жила,
В новое место, в пустыню сбежав, до Гильгамеша покинула.
Взял Гильгамеш то древо – с корнем его оторвал,
С корнем его оторвал, ветки на нём повырубил,
Люди, что были с ним в это время,
Быстро те ветки сложили в большую кучу,
Взял Гильгамеш тот ствол, что прежде уже очистил,
С почтением ствол тот древесный вернул Инанне,
Чтобы Инанна могла себе престол изготовить,
Чтобы Инанна могла кровать из дерева изготовить,
Из корневища себе он сделал эллаг, для игр перекатный мяч,
Из веток же он изготовил биту для той же игры – экидму…

Примечание: В переводе В.К. Афанасьевой эллаг и экидма – это барабан и палочки. Однако не так давно выяснилось, что у шумеров была игра в мяч битой, когда игроки разбивались по командам – древний вариант бейсбола. Какой смысл делить игроков на команды, чтобы поиграть в барабан?
Не понравились также в её переводе пуды при описании военного снаряжения Гильгамеша – никаких пудов у шумеров не было, в оригинале в качестве мер веса указаны таланты, мины и сикли. Описание Гильгамеша у неё ближе к описанию русских богатырей, от него нужно явно уходить. Также в переводе нет определенного размера и ритма. У меня тоже есть в некоторых строках шероховатости, но постарался их сгладить. Есть некоторые фрагменты, которые она не указала в повествовании – например, про то, как Инанна ногами сажала дерево, есть другие неточности – ветви путники Гильгамеша на вязали в вязанку, а просто сложили в кучу, печи зажгли не для плавки тиглей, в оригинале про это нет, там написано, что печи стали работать (есть печи не только для металла, а для того, чтобы греть дома).