Лапочка

Профессор  Песков читал лекцию, пока его взгляд не остановился  на одной из студенток. Она сразила его в самое сердце, всколыхнув позабытое чувство влюблённости. Он вспомнил его, когда оно владело им в молодые годы. И вот теперь, когда позади три бракоразводных процесса, в оставленных им семьях осталось по одному ребёнку, и пришлось, платить алименты всем троим детям. Ему на жизнь на всё про всё оставалось всего одна четверть от зарплаты. Но Семён Карпович не тужил, рыская по помойкам в надежде найти что – либо съестное, и находил, бывало кое - что, в том числе и  такие продукты, у которых закончился срок годности. Случалось, что ему доставалось от конкурентов – бомжей, алкашей, нищих разных мастей. И тогда Песков появлялся с фингалом под глазом, или царапинами на лице. Это было то, что можно было увидеть глазами. Под одеждой скрывалось ещё больше синяков и ссадин. Но Песков не унывал, брал дополнительные лекции для подработки. Вид у профессора, мягко говоря, был ещё тот -  помятый костюм, несвежая рубашка, яркий неуместный красный галстук на фоне жёлтого пиджака вызывал насмешки у студентов, но Семён Карпович оставался глух к ним, потому что не было средств у него на приобретение нового костюма. И вот пришла любовь, нежданно – негаданно. Вспыхнуло  подзабытое  чувство, напомнив профессору, как ему приходилось  переживать, ревновать, мучиться  от любви, которая ему приносила обычно страдания, а не счастье. И он женился на своих жёнах не по любви, а потому что так надо было. Те, которых он любил, игнорировали его, отшивали, просили не докучать им своим  преследованием.
- Девушка, как вас зовут? – спросил Песков объект своей влюблённости.
- Ксения, Ксения  Андрохина, - ответила  негромко  студентка, скромно опустив глаза.
- Мы могли бы с вами сегодня поужинать вместе, Ксюша? – спросил Песков, подойдя  близко к студентке.
Среди студентов послышались откровенные смешки, но Песков оставался глух к ним.
- В каком ресторане мы встретимся с вами? – откликнулась студентка, которая дала понять Семёну Карповичу, что она не против знакомства с ним.
- Не в ресторане, девушка, а тут забегаловка есть недалеко, где пиво, вино на разлив продают, закуску к спиртному – воблу, бутерброды с колбасой, кабачковую икру на вес.
Студенка  поморщилась, не скрыв своего недовольства. Но профессор Песков, окрылённый согласием студентки, не замечал недовольной гримасы  Ксении. Андрохина всколыхнула  в его сердце те самые флюиды, которые  вдохновляют влюблённых совершать подвиги.
- Хорошо, давайте после лекции пойдём туда, - тихим голосом произнесла студентка, стерев с лица недовольную гримасу. В её голове шёл мыслительный процесс, отразившийся в её глазах. Она прикидывала что – то в уме, понимая, что знакомство с профессором принесёт ей  какие – то положительные дивиденды.
- Ну, вот и славно, лапочка, - произнёс радостно Семён Карпович, сделав акцент на слове лапочка. 
Напевая под нос популярную мелодию, профессор вернулся за кафедру, продолжив лекцию.
                ***
Когда Андрохина приблизилась  к кафетерию с высокими столиками, за которыми можно было только стоять, она увидела профессора, потягивающего неспешно армянский коньяк, в пять звёзд. 
Она подошла к Семёну Карповичу, и спросила его:
- Семён Карпович, где же ваш обещанный ужин?
- Мы купим закуску, лапочка моя, потом отправимся в мою холостяцкую квартиру, где отметим  наше знакомство. Здесь, стоя, как - то несподручно это делать.
Не тот совсем коленкор. Не тот антураж, не те эмоции.
- Подождите, Семён Карпович, я не готова идти к вам на квартиру. Давайте лучше посетим ресторан, там и коленкор будет тот, и антураж в самый раз.
- На ресторан, девочка моя, нужны немалые деньги, а у меня их нет. Я плачу алименты трём семьям, в которых по одному ребёнку  от меня.
Андрохина была потрясена таким сообщением профессора, который после возлияния коньяком разоткровенничался,  у него развязался язык, и он стал говорить то, чего не стоило ему произносить. Ксения сделала попытку уйти, поняв всю бесперспективность такого знакомства. Нищий профессор был совсем не тот кандидат на её сердце.
- Ксения, куда ты пошла? – крикнул преподаватель вслед удаляющейся его ученицы, - я не успел составить твой психологический портрет. Изначально я тебя идеализировал, боготворил, можно сказать, но мне надо узнать твои негативные стороны, чтобы бы быть  во всеоружии. 
- Уже ничего не надо, Семён Карпович, вы не герой моего романа, - ответила Андрохина, - я разочарована в вас. Оставьте меня в покое, наконец.
- Ты  что, Ксюшенька, так нельзя! У нас с тобой ещё только самое начало романа, так называемый конфет но – букетный период. Вот тебе карамелька, а вот и цветочек. Возьми ромашку, это тебе, золотце ты моё.
Ты же выразила согласие встретиться со мной, так будь такою  любезной  и дальше, а не выкамаривать, понимаешь ли, не фордыбачить, не вставать  в  позу, так сказать.
Андрохина поперхнулась  пойлом, которое ей подал любезный кавалер, будучи сам не совсем подходящего возраста для жениховства.
- Что это вы мне подсунули, профессор? Что это за гадость такая!
- Это то самое зелье, что приворотом  зовётся. Оно сделано бабой  Нюрой. А что это значит? А это означает качество с гарантией. В сей момент примешь его и сразу же станешь шёлковой и послушной.
- Всё кончено, Семён Карпович, никакой приворот вам не поможет, - сказав эти слова, Ксения сорвалась с места, и выскочила  из кафетерия.
                ***
- Вот так всегда, неплохо всё начинается, а затем отвратительно заканчивается, - обратился Семён Карпович, увидев в коридоре института  уборщицу,  к бабе Нюре, моющей в этот момент полы, - приворот ваш Нюра не сработал. Не действует он на неё, а я вам заплатил за приворот, между прочим, деньгами. 
- Собака ты, Карпыч, ирод проклятый, но ты только посмотри на него, кочевряжится чего – то, а чего, и сам не знает, - беззлобно сказала Нюра, оценивающе оглядывая  преподавателя института.
- Ты что это, Нюра, ополоумела, что ли совсем? Ты что тут городишь! Это просто возмутительно!
- Да, ладно тебе Карпыч, забей и  подави жлобяра внутри себя. Ты ведь жлоб ведь и есть, ну, так будь же любезнее  к людям.
Семён Карпович махнул только рукой на языкатую уборщицу, поняв, что ту переубедить её ему не удастся. Так что  тогда с такою  хамоватой женщиной  ему связываться, и нервы себе портить. Себе только дороже будет. Так он решил, покидая здание института. Профессор Песков внезапно вспомнил, что его вызывал на беседу ректор Хрумкин. Пришлось возвращаться обратно, хотя прошёл уже час, как он должен был явиться на собеседование. Песков обдумывал фразы для оправдания, почему он так безбожно опоздал. Забыл начисто про это, что тут сказать. Когда он шёл по коридору, то к своей великой радости не увидел уборщицу Нюру, уже куда – то успевшей исчезнуть. Открыв дверь кабинета ректора, не постучав  при этом предварительно в неё, декан Песков  увидел в кресле ректора бабу Нюру. На столе лежала знакомая баночка с приворотным зельем. Песков сообразил, что Нюра собралась продать своё мерзкое пойло ректору, заработав на нём немаленькую сумму. Уборщица ахнула, непроизвольно всплеснув руками, когда увидела ввалившегося в кабинет Пескова. От подъема на второй этаж он никак не мог отдышаться, часто производя вдохи и шумные выдохи, молча таращась при этом на бабу Нюру. Та, стыдливо убрав баночку с приворотом с глаз долой, стала щёткой с мягким опахалом вытирать пыль со стола ректора.
- Слушай, Нюра, какому объекту предназначен приворот твой?  Говори мне только честно, не утаивай. Ну, кто она? – профессор, приблизившись к уборщице, ждал с напряжением от неё ответа, уже догадываясь, кто эта особа, -  не надо мне только на уши лапшу вешать, что ты не знаешь.
- Карпыч это всё та же небезызвестная вам Андрохина, - наконец, после некоторого молчания, ответила  Нюра.
За дверью раздался бас ректора Хрумкина:
- Да ты не тушуйся, лапушка, заходи в кабинет.
Дверь раскрылась, и в кабинет зашёл ректор, с удивлением обнаружив присутствие в нём уборщицы и декана. Вслед за  Хрумкиным  вошла и Ксения. Она с испугом  воззрилась на профессора, который не удержался от реплики:
- Лапочка, так ты теперь лапушкой стала. Вот оно как.
- Это что значит, Ксения? У вас были отношения с профессором Песковым? – в голосе ректора послышались  твёрдые нотки. Он желал полной ясности по этому возникшему у него вопросу.
- Эдуард Васильевич, они закончились, не беспокойтесь вы так, я Семёну Карповичу дала понять, что он не достоин меня, и отвергла все его притязания, - и далее Андрохина пустилась в долгие, путаные разъяснения.
Уборщица встала с кресла, подошла к ректору и протянула ему стакан со своим зельем, который прятала у себя за спиной.
- Выпей Эдик, и всё станет на свои места, будет полный нормалёк.
Но ректор уже находился во взвинченном состоянии, когда в нём смешались ревность с подозрительностью. 
Он отпихнул нервно стакан с приворотной жидкостью, которая расплескалась, пролившись немного на пол.
Баба Нюра ахнула, посетовав на то, что столько добра пролилось, а то, что осталось в стакане может оказаться недостаточно для приворота.
- Вон пошла отсюда! – рявкнул ректор.
- Это ты мне, что ли говоришь, Эдуард Васильевич? -  спросила потрясённая уборщица, обиженно поджав губы. Чтобы как – то успокоиться, она выпила своё зелье, стуча зубами по стеклу стакана.
- Андрохина, уходи  немедленно! И чтоб я тебя  близко больше не видел!  С глаз моих долой! -  распаляя себя вспыхнувшей ревностью, Хрумкин  дошёл до точки кипения. Ксения выбежала вся в слезах из кабинета, за ней последовала уборщица. Декан стоял, как изваяние, храня молчание.
- А тебе, профессор что, особое приглашение, что ли?
Ректор был явно не в духе. Он бросил взгляд на Пескова, полный ненависти.
- Ну, знаешь, Хрумкин! Я иду жаловаться на тебя Плексиглазову, - выпалил Песков, сделав порывистое движение выйти из кабинета.
- Погоди, Семён, не надо идти к нему. Давай обсудим  и проясним ситуацию. Поставим, все точки над "и", - примиряюще сказал ректор, который не знал, кто такой Плексиглазов, и это его сильно напугало, он испугался, что может потерять своё ректорское кресло. 
Декан нащупал уязвимую струну ректора, и стал давить на неё, рискуя, что она лопнет в любой момент.
- Эдик, Плексиглазов, это такая сила, что  тебе не поздоровится. Он шею любому свернёт, кто встанет на его пути, понимаешь. С ним ухо надо держать востро. Никогда не знаешь, откуда тебя может настичь его карающий меч.
- Ладно, хватит меня стращать своим Плексиглазовым! Прямо коленки от страха задрожали.
Профессор понял, что переборщил, и сразу стал брать быка за рога, сразу же стал ковать железо, пока оно горячо.
- Эдик, богом прошу, выдели из фонда института трёхкомнатную квартиру для меня. Век не забуду такой шикарный подарок, ты же меня знаешь, что я тогда для тебя всё сделаю, расшибусь в лепёшку, но сделаю.
- Лады, будет тебе квартира, будет именно трёшка, но смотри у меня. Я с тебя спрошу по полной программе, уж не обессудь.
И ректор без всякого перехода  вдруг запел баритоном известную, подзабытую песню, удивив декана:
- Родная, я знаю, что ждёшь меня хорошая моя.
Профессор Песков, впрочем, тут же сориентировался, не сплоховав, и  подхватил эту же лирическую  песню:
- Где же ты где, лапушка моя? Но знаю, я знаю.
- Недурно, Песков, неплохо, а теперь закрой дверь с той стороны, мне надо всё переосмыслить, обмозговать, одним словом, подумать.
Декан не заставил себя долго ждать. Он вышел быстро, проявив завидную энергию. Залюбовавшись его энергичной походкой, ему в спину смотрел Эдуард Васильевич, прижмурив глаза, как сытый кот. Хрумкин  испытывал некоторую зависть, глядя на пружинистый шаг профессора. Он был старше его на каких – то пять лет, но ходить с такой бешеной энергетикой не мог. Его мучил атеросклероз сосудов, гипертония, немилосердная одышка. 
                ***