Сборник Алый рот

                Алый рот

Прекрасна форма содержаньем,
Когда всё гармонично в ней.
Вы рождены для обожанья,
Романов бурных и страстей.
Для музыкантов, живописцев,
Несчастных гениев, счастливцев -
Для всех, кто был влюблённым в Вас
И обнимал хотя бы раз.
С кем Вы делили мирозданье,
О чувстве грезили большом,
Купались в море голышом
И целовались на прощанье.
Мужчин немало было, но
Припомнить всех не суждено.

Чудесным днём и ночью тёмной,
Вдали от вездесущих глаз,
В своей фантазии нескромной
Я часто обнимаю Вас.
Услышать кожей удаётся,
Как в глубине сердечко бьётся,
И поражает хрупкость плеч,
К себе лишь стоит чуть привлечь.
На Вас совсем простое платье,
Но, боже мой, как Вам идёт!
Стою, как полный идиот,
И Вас душу в своих объятьях.
Нет, нет, не бойтесь, Вас прошу,
Я очень нежно задушу.

Когда Вы безмятежно спали
Едва раскрыв чуть влажный рот,
Над Вами бабочки порхали
И приземлялись на живот.
Пушок на коже золотился,
Кудрявый локон бесом вился,
С улыбкой ангела во сне
Вы обнимали шею мне.
В груди сердечко гулко билось,
Мерцал в камине уголёк,
Как в сказке аленький цветок,
А по ногам тепло струилось.
И, жгучей ревности полна,
Сияла нам в окно луна.

Несём мы бремя от рожденья.
Вы – благоухающий цветок
И рождены для наслажденья,
Как я рождён для этих строк.
Года пройдут, цветок увянет,
Быть совершенством перестанет,
Лицо затянет сеть морщин
У милых женщин и мужчин.
Как птица, жизнь промчит бесследно,
И сам я тоже изменюсь -
С тоски сопьюсь иль застрелюсь,
Поскольку жить, конечно, вредно.
И канет в Лету мой кураж,
Но не померкнет образ Ваш.

Ах, как умели Вы краснеть,
Как будто в Вас огни горели,
И так загадочно смотреть,
Как никогда Вы не смотрели.
Вы – обольстительный бутон,
Я рядом с Вами задыхаюсь,
И обаянием пленён,
Но никогда в том не признаюсь.
Среди ночи не разбужу,
Сонетом слух не потревожу.
Себе исчезнуть прикажу,
Мне Ваш покой стихов дороже.
И утром Вас не рассмешу,
Не расспрошу, что сердцу снится,
И пару строк не напишу
На обнажённой ягодице.
Себе быть сдержанным велю,
Ваш ум ничем не озадачу,
Я так Вас искренне люблю,
Но, расставаясь, не заплачу.
В узде меня не удержать,
И пусть стихи Вы не любили,
Но страсть умели пробуждать
И вдохновение дарили.

Вы были юны, совершенны -
От блеска глаз до пальцев ног.
И для меня как дар бесценны,
Ни с кем я Вас сравнить не мог.
В улыбке, в голосе, в движенье
Такое было притяженье,
И так меня к себе влекли,
Как будто в Вас был пуп Земли.
Во взгляде черти притаились,
В разрезе кофточки чуть-чуть
Виднелась маленькая грудь,
И током волосы искрились.
Так легкомысленно весьма
Сводили многих Вы с ума.

С тех пор минуло лет немало.
Прискорбно краток век земной.
О боже мой, что с Вами стало?
Неужто то, что и со мной?
В театре Вас недавно встретил,
След увядания заметил
И не сумел тактично скрыть,
Что к Вам давно успел остыть.
Печально время ухмыльнулось,
Цинично с Вами обошлось.
Внутри ничто не шелохнулось,
Пожаром сердце не зажглось,
Хотя Вы были, помню я,
Когда-то Музой для меня.

Как ветер, молодость промчалась,
Потух неотразимый взгляд.
Ничто от прежней не осталось,
Исчез блаженства аромат.
Со мною раньше вы смеялись,
Когда взасос мы целовались,
Отраду в Вас я находил
И всюду на руках носил.
Теперь Вы больше не смеётесь,
Блюдёте тщательно посты,
И скучно Вам до тошноты,
Когда другому отдаётесь.
Сменили на дворец шалаш,
Что ж, уважаю выбор Ваш.

Меня поймёте Вы едва ли,
Поскольку слепы и глухи,
Я не хочу, чтоб Вы читали
Мои романы и стихи.
Печаль, тоска мне сердце гложет,
Проходит всё когда-нибудь.
Я не люблю Вас и не может
Ничто любовь мою вернуть.
Вулкан внутри не содрогнётся,
Не заблестит на теле пот,
И стих лавиной не прольётся
В Ваш бесподобно алый рот.

04.04.23.












               Огонь желаний

            Часть первая (Молодость)

В чудесной молодости ранней
Я был в любви неутомим -
Во мне кипел огонь желаний
И жизнь бурлила вместе с ним.
 
Когда от жизни я устану,
Включу забойный рок-н-ролл,
Перчатки, трость, Breguet достану,
Цилиндр надену и камзол.
Начищу модные ботинки,
Замок проверю у ширинки,
Платок на шею повяжу
И тем свой облик освежу.
Настроюсь к публике шутливо,
Начну комедию валять,
И чтобы время не терять,
Возьму с собой презервативы.
Да успокойтесь, я шучу,
Лишь вспомнить молодость хочу.

Бывает, тайно размышляю:
Ах, если б женщиной я был,
То в платье лёгком щеголяя,
Я б всех мужчин с ума сводил.
В деталях зная предпочтенья,
Имел мужчин для развлеченья,
Умел бы им мозги трепать,
Как кошка с мышками играть.
Уж я б заставил их томиться,
Не спать все ночи напролет,
Идти в тюрьму, на эшафот,
Чтоб сердца моего добиться.
Но, как на грех, прошу пардон,
Я был мужчиною рожден.

Мы все романтики немножко –
И это вовсе не порок.
Поэт воспел девичьи ножки,
Как до него никто не мог.
Они в прекрасные мгновенья
К нему врывались в сновиденья,
Ласкали взор, томили дух,
Взрывали плоть и в прах, и в пух.
С ума сводили бесконечно,
Хоть был и так неудержим
Он темпераментом своим,
И тратил жизнь на них беспечно.
О ножках он писал в угаре
И забывал о гонораре.

И мне приятна тема эта,
О ножках сочинял не раз.
Бывало, с ночи до рассвета
Над ними я впадал в экстаз.
Всё счастье в них, все думы наши,
Ах, как я понимаю Сашу!
Он ножкам лиру посвятил,
Поскольку крайне влюбчив был.
Не стоит даже сомневаться,
Как был бы скучен мир без ног.
Недаром ножки создал Бог,
Чтоб в женщин по уши влюбляться.
И я не знаю лучшей доли,
Чем целовать у них мозоли.

Когда в ударе пребываю,
Парит фантазия моя,
Красоток взглядом раздеваю
И оставляю без белья.
Тогда в блокноте их рисую,
Ничем при этом не рискуя,
Во всей красе и нагишом,
Черкнув простым карандашом.
И средь блистательных натурщиц -
Довольно полных и худых,
Роскошных дам и молодых,
Ни разу не встречал халтурщиц.
И помню, как наедине,
Они терзали сердце мне.

В былые дни поэты смели
Назло навязчивой хандре
Писать стихи на женском теле:
На ножках, спинке и бедре.
Покуда волю не теряли,
На ягодицах сочиняли
И восхищали дам умом,
Едва касаясь их пером.
И я, взволнованный до дрожи,
Писал возлюбленной сонет,
Чтоб в сердце ей оставить след
И на волшебно нежной коже.
Ах, чтоб её не растерзать,
Себя с трудом мог удержать.

Мой друг был баловнем фортуны,
Теперь таких давно уж нет,
Умел тревожить в дамах струны,
Со счёта сбился от побед.
Едва стишок на ушко молвит:
«Ma chere amie, charmant, mon dieu!»
А сам наутро вряд ли вспомнит,
На ком вчера он рвал бельё.
Он был незаурядным мачо -
Во всех делах хорош вполне.
Во снах являлся не иначе
Как принц на белом скакуне.
Из всех щелей сквозил в нём эрос,
Познал он женщин от и до.
Ему завидовал Бандерас,
И был он круче Бельмондо.

Как Апполон был в самом деле –
Умён, удачлив, смел, богат,
Но неразборчивый в постели
И соблазнял всех дам подряд.
Был остроумным, сексуальным
И просто дьявольски брутальным,
Но по беспечности своей
Дарил красавицам детей.
Довольно часто ошибался,
Доверчив и наивен был,
Когда спускал на дам весь пыл.
Уж лучше б он предохранялся.
Не стоит с дамами шутить
И всем подряд детей дарить.

- Чем больше лет у нашей дружбы, -
Я говорил ему, любя:
- Тем на лице морщины глубже
И у меня, и у тебя.
Но в этом нет ужасной драмы,
Пусть украшают нас, как шрамы,
Когда нам стукнет шестьдесят,
Морщины там, где захотят.
Пусть женщины морщин боятся,
И, потеряв былую прыть,
Скрывают всё, что можно скрыть,
И перед нами молодятся.
А у крутых во всём мужчин
На жопе только нет морщин.

Пора седых висков настала,
За юмор, друг, не обессудь,
Давно уж юность отсверкала,
Осталось времени чуть-чуть.
Промчались годы чередою,
Финал, увы, не за горою,
Когда прервётся жизни нить
И нас придётся хоронить.
Тебе желаю без сарказма
В своей постели иль в чужой,
Какая разница, enjoy,
Однажды сдохнуть от оргазма.
И пусть от зависти враги
Прикусят злые языки.




 
                Часть вторая

Промчалась молодость, как лето,
Уж осень хмурая видна,
И вскоре на висках поэта
Засеребрится седина.
Лицо избороздят морщины,
Потухнет беспокойный взгляд,
Но не расстроится мужчина,
А превратится в листопад.
Сорвутся с дерева листочки,
К земле их ветер увлечёт.
И оживут внезапно строчки,
Когда их кто-нибудь прочтёт.

Был август. Падали кометы.
Я на скамеечке сидел.
От поздней ночи до рассвета
На бездну Вечности смотрел.
В необозримо чистой дали
Мне звёзды яростно сияли
Средь галактической пыли
И ослепляли, как могли.
Везде материя кипела -
По воле мудрого Творца
Она сгорала без конца
И возрождалась то и дело.
Хотя влюблён был в Вечность я,
Плевать ей было на меня.

Забудь про возраст, мой дружище,
Про бесконечный геморрой,
Во всех столицах не отыщешь
Таких орлов, как мы с тобой.
Припомни как мы покоряли
Вершин заоблачные дали,
Открыт был Запад и Восток,
И целый мир лежал у ног.
Ни в чём не знали мы преграды,
Глоток свободы ощутив,
Был каждый крут, трудолюбив,
И нам повсюду были рады.
Так отчего, дружище мой,
И ты и я теперь изгой?

Чтоб век не кончить под забором
И не подохнуть в нищете,
В стрип-клуб устроюсь стриптизёром,
Крутиться буду на шесте.
Вот я – поэт, виляю жопой
Перед зажравшейся Европой,
Так отчего ж честной народ
В трусы мне деньги не суёт?
Быть может, съехал я с катушек,
Задор исчез, потух мой взгляд,
Когда кривляюсь невпопад
Для стариков и для старушек?
Зажму гордыню в кулачок,
Ах, суньте в стринги пятачок!

Я был мечтатель по призванью,
Отважно бился в стены любом.
Когда умрут во мне желанья,
Занудным стану стариком.
И, соответствуя всем трендам,
В маразме гордым импотентом
На лавке буду я сидеть
И про политику бухтеть.
Забуду всё на свете, братцы,
Кто я такой и шёл куда,
Пока светила мне звезда,
И перестану в дам влюбляться.
И, как другие старики,
Однажды сдохну от тоски.

Вот почему огонь желаний
Так дорог мне и всех желанней.
Он греет сердце изнутри,
Пока я жив, чёрт побери.

09.10.23.



                Во всех грехах виновен Пушкин!

Я, очевидно, старомоден,
Хотя по духу не старик,
Но к старине глубокой склонен,
Сдуваю пыль с забытых книг.
В деревне Пушкина читаю,
Крапиву и траву кошу,
Гитару с грустью обнимаю
Да глупость всякую пишу.
«Стишки должны быть глуповаты»,
Как Пушкин завещал когда-то.

Когда нет в темноте просвета,
Повсюду trash, куда ни глядь,
Одна отрада для поэта –
Частушки с матом сочинять.
Ведь даже гениальный Пушкин
Любил дурацкие частушки
С простонародным матерком
Подслушать где-нибудь тайком.
Он, низких жанров не чураясь,
Как конь гнедой в конюшне ржал,
Когда восторг свой выражал,
Буквально по полу катаясь.
И, как укол от острых шпор,
Был у него язык остёр.
               
               
                Часть первая

Однажды мрачные глубины
Влекли на дно меня во сне,
Но вдруг отважные дельфины
На помощь бросились ко мне.
И вот неслась дельфинов стая,
Легко над волнами взлетая,
Я был средь них, и видит Бог –
Никто догнать меня не мог.
А где-то гибли и страдали,
О скалы бились корабли,
Кровь растекалась до земли,
Когда людей акулы жрали.
Там весь измученный от ран
Бурлил от гнева океан.

Безбожной силою цунами
И волей грозною, чужой
На берег выброшен волнами –
Стою ни мёртвый, ни живой.
И тут бегут ко мне навстречу,
Хватают за руки, за плечи -
Толпа восторженных людей -
И плачут на груди моей.
Бегут откуда-то поэты,
Почти я каждого узнал!
Внезапно грянул карнавал,
И от заката до рассвета
Все пьют, танцуют и смеются,
Из уст стихи беспечно льются,
Летят остроты с языка,
А жизнь прекрасна и легка.
Здесь Блок, Есенин, Маяковский
И Мандельштам, и хмурый Бродский,
И Вознесенский сам Андрей
Налил мне водки поскорей.
И тут же как из-под земли
Возник вдруг Пушкин с Натали.

Он, как шампанское искрился,
В расцвете творчества и сил,
И вместе с нами веселился,
И по-французски говорил.
Блистал умом перед толпою
И всех в тот час затмил собою.
Я на него, раскрывши рот,
Смотрел, как полный идиот.
А рядом милая Наташа -
Немногословна и скромна,
Смотрела из тени она,
Как ярко светит «Солнце наше».
И я превыше всех наград
Напиться с Пушкиным был рад!

Всю ночь мы с Пушкиным кутили,
Я угощал его вином.
На небе звёзды так светили,
Как только Солнце светит днём.
Красавиц было здесь немало
В бурлящей пене карнавала,
От длинных ног со всех сторон
Кипел в крови тестостерон.
А мы уселись с ним за карты,
Продулся я и в пух, и в прах,
Оставшись в полных дураках
Почти с инфарктом миокарда.
Клянусь, нарочно проиграл,
Чтоб он долги свои раздал.

Ну чем ещё себя потешить?
Чем прессу нынче удивить?
Решил Наталью я утешить
И ей вниманье уделить.
К ней подошёл непринуждённо,
Шепнул на ушко восхищенно:
- Я Вашей потрясён красой,
Хоть Ваш супруг – приятель мой.
Глаза Наталья опустила,
Румянец вспыхнул на щеках,
Произнесла со вздохом: «Ах!» -
И быть скромнее попросила.
Я этим Пушкина взбесил
И он к барьеру пригласил.

Мне предстоит теперь стреляться!
Зачем к чужой жене полез???
Какой же я придурок, братцы,
И невоспитанный наглец!
К Наталье вовсе нет влеченья,
Зачем все эти приключенья?
Кто я такой, чтоб утешать
И неуклюже подражать?
Честь на кону, мне брошен вызов -
Его нельзя не замечать.
За всё придётся отвечать
Без промедленья и капризов.
Но я надеюсь, повезёт,
И Пушкин крови не прольёт.

Я сочинил для некролога
Себе буквально пару строк,
Но тут проснулся, слава Богу,
И стал не нужен некролог.
Я должен искренне признаться:
Люблю немного постебаться
Над кем-нибудь и над собой,
Ведь я же тоже не святой.
И пусть мне будет стёб прощён,
Ведь он пока не запрещён.
               
                Часть вторая

Однажды, горем удручённый,
Брёл напролом сквозь лес густой.
Вдруг повстречался кот учёный
В очках и с цепью золотой.
Он шёл навстречу с умным видом
В костюме у Готье пошитом,
И сам под нос себе вещал,
И тростью в воздухе вращал.
Вокруг гигантская крапива,
Шныряют змеи сквозь хвощи
И лезут прямо в пах клещи,
Но с ним раскланялся учтиво.
Чай, не с горы я тёртый хрен,
А как-никак всё ж джентельмен.

Кот на мгновение запнулся,
Едва цилиндр не уронив,
И по-чеширски улыбнулся,
Меня зубами ослепив.
Из золотого портсигара
Небрежно в зубы взял сигару,
И, слов пустых не говоря,
Достал бутылку вискаря.
Мы с ним до чёртиков нажрались,
Шатались по округе всей,
В лесу шугая медведей,
И в сельском клубе с кем-то дрались,
Где без особенных затей
Нам наваляли пиzdюлей.

Потом пошли мы по ухабам,
По всем просёлочкам в пыли,
По милым кошкам и по бабам,
Как ходят к сукам кобели.
Едва лишь кот промолвит слово,
Его встречают, как родного,
На шее виснут всем селом
И угощают за столом.
То здесь, то там переночует,
А что с кота хотите взять?
Ведь кисок и не сосчитать,
Вот он поэтому кочует.
Потом все кошечки подряд
Несли коту своих котят.

Ещё добавлю для порядка,
Что кот ученый говорил:
- "Наука нынче, брат, в упадке,
Вот я и выбился из сил.
У нас в лепёшку расшибёшься,
Но результата не добьёшься.
В почете бездари, скоты,
А не учёные коты.
Куда на родине податься?
На край земли какой свалить,
Чтоб гордый разум сохранить?
Каким врагам на милость сдаться?
Нам без науки, милый брат,
Остались пьянство да разврат.

Но я не сетую напрасно,
Поскольку твердо убеждён:
Учёным быть котом опасно
Аж с незапамятных времён.
В России шибко одарённых
Мочили, как приговорённых:
Под шерсть кидали наркоту,
Стреляли в спину на мосту,
Травили ядом, истребляли,
Ссылали к чёрту на рога,
Где только сопки и тайга,
И с хрустом косточки ломали.
Вот отчего так непроста
Судьба учёного кота".

                Часть третья

Друзья и милые подружки,
В России двести лет назад
Блистал умом проказник Пушкин
И в том пред нами виноват.
Виновен он, что мы ничтожны,
Что жить в России невозможно:
У нас то бунт, то вдруг чума,
И вечно «горе от ума».
Нам привлекательны химеры,
Ни в чём не каемся, греша,
А жизнь не стоит ни гроша,
И нет ни совести, ни веры.
Но в каждой подлости подряд,
Конечно, Пушкин виноват.

Ах, если б Пушкин нынче жил,
То бесконечно в дам влюблялся!
И негодяям не служил,
А на дуэлях с ними дрался.
Что ж, в соответствии с моментом
Его признали бы агентом,
Внезапно поразив в правах
За вольнодумие в стихах.
Поскольку был весьма он странным,
В народе чувства пробуждал
И милость к падшим призывал,
Подвергшись трендам иностранным.
И, хоть грехов не перечесть,
Имел достоинство и честь.


P/S

Поэт сказал нам без смущенья:
«Друзья, пора давно признать,
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать».
Другое дело, каждый знает -
Никто стихов не покупает.
Какой в них толк? Один лишь бред,
Им переполнен интернет.
Всё нынче только на продажу,
Душа, мозги и совесть даже.
Да! А ещё нам говорят,
Что рукописи, мол, не горят.
Когда листы в огне сгорают,
Они как бабочки порхают.
И чуть становится теплей
Печальной Родине моей.

01.04.23.







                Театр

                Часть первая

Под крышкой клавиши остыли.
Забыв про славу и аншлаг,
Уснул рояль под слоем пыли,
Как будто позабыл снять фрак.
Он был в концертах бесподобен,
За весь оркестр звучать способен,
Ему бомонд рукоплескал,
Когда на сцене он блистал.
И вот молчит с угрюмым видом -
Заброшен всеми, позабыт,
Во всём запущенность сквозит,
Как будто заражён ковидом.
Он был невыносимый сноб,
А стал похож на пыльный гроб.

Рояль был редкою моделью -
Изящество боготворил.
Когда-то он с виолончелью
Роман возвышенный крутил.
Она его очаровала,
С ума свела во время бала.
Он был растерян и смущён
Но ей всецело поглощён.
В ней было всё так гармонично -
Под обнаженною струной
Рождался голос неземной,
И билось сердце драматично.
Но сгинул век, как ураган,
И завершился их роман.

Рояль виолончели, кстати,
В наследство средь других вещей
Оставил нотные тетради
На память о любви своей.
Когда она их открывала,
Внутри мелодия звучала,
Рекою чувственной плыла
И утешала, как могла.
Воспоминанья оживали,
Рыдал от нежности смычок,
У горла застревал комок.
Так струны трепетно дрожали,
Как будто был рояль живой
И обнимал её душой.
 

                Часть вторая

Сидят убийцы, шлюхи, воры
В гримёрке тесною толпой.
Весь мир – «театр», а мы актеры
Трагикомедии дурной.
Ведь кто-то нам из интереса
Упрямо пишет эти пьесы,
Другой билеты продаёт
И барыши в карман кладёт.
Мы сами роли выбираем,
Всё знаем в них до мелочей -
От простаков до сволочей.
И, роль исполнив, умираем.
Но можете не сомневаться,
Что шоу будет продолжаться.

Болят у балерин суставы
От пальчиков до самых пят,
Гремят костяшки, как составы,
И позвоночники хрустят.
Не зная в жизни лучшей доли,
Чем наживать себе мозоли,
Овладевали мастерством
Упорным, каторжным трудом.
Они – заложницы балета,
Отдав всю молодость станку,
Что ясно даже дураку,
Сгорели в небе, как кометы,
Пока рукоплескал весь зал
И кто-то «браво» им кричал.


Не надо слов, они все тщетны,
И мне в стихах не передать,
Как может голос незаметно
Звучаньем сердце поражать.
Он проникает до печёнок
Мужчин и ветреных девчонок,
Тепло оставив в глубине
И след мурашек на спине.
От звука возникают спазмы,
Всё резонирует внутри,
И вдруг восторг, чёрт побери -
В ушах - подобие оргазма.
Так голос искренний, живой
Насквозь пронзал меня порой.

Святое дело - на премьере,
Ведь я прекрасному не чужд,
Поспать часок по крайней мере,
Пока несут на сцене чушь.
Иль побыстрее удалиться
В буфет, пока бодяга длится,
И закусить коньяк икрой
От утомления игрой.
Затем проникнуть за кулисы,
Где раздеваются актрисы.
С унылым видом поскучать
И голых дам не замечать.
В сортире встретить режиссёра
С кривой ухмылкой сутенёра,
И в разговоре с ним узнать,
Что гений он, ни дать, ни взять.

Скажи, зачем, дружок Серёжка,
Либретто переврал немножко?
И Пушкина не ставя ни во грош,
Ты по плечу его небрежно бьёшь?
За наглость несусветную, Серёжа,
Тебе бы Пушкин дал по роже.
Как ты посмел, едрёна мать,
Его сюжеты исправлять?
Ты лучше, брат, разок рискни
И сам шедевр нам сочини -
Роман в стихах иль пьесу
Нетривиального замесу.
Да не тушуйся, будь смелей,
И вытворяй, что хочешь с ней.

Ну что мне делать? Сам не знаю!
Но разве можно трэш терпеть?
От скуки мигом засыпаю
И на весь зал могу храпеть.
Когда за хвост на сцене тянут,
Храплю я так, что уши вянут.
От гнусной фальши и гримас
В партере спал я и не раз.
Меня за это даже били,
Во двор однажды выводили,
Но я охране не грубил,
Простить за храп меня просил.

Теперь добавлю без насмешки,
Люблю «театр» я, как поэт.
Ведь невзирая на издержки,
На свете места лучше нет.

Есть в акте творчества безумство -
Из правды бесподобной лжи
Порой рождается искусство
И струны трогает души.
Тогда дела я забываю,
Всю ночь роман в стихах читаю
Или, сраженный наповал,
Смотрю удачный сериал.
Когда искусством я пленяюсь,
Бегут мурашки по спине,
Всё изменяется во мне,
И лучше стать чуть-чуть стараюсь.
Тогда не сплю я до зари
Рождаясь заново внутри.



                Часть третья

«Стихи должны быть глуповаты»,
Как Пушкин завещал когда-то.
Так над собою он шутил,
Поскольку остроумным был.

Однажды мне промолвил друг:
- Как ты, брат, скучен и банален,
В числе других твоих заслуг
К тому же слог не актуален.
Чем удивить решил Парнас?
Всё это было тыщу раз!
Довольно чушь писать и муть,
Займись полезным чем-нибудь.
Крутых и дельных мужиков
Тошнит от прозы и стихов.
Короче, Саня, не смеши
И сказок больше не пиши.
Хоть хорошо на вид сложён,
Куда ты лезешь на рожон?
Пиши-ка лучше на заказ,
Как хорошо в стране у нас.
Совсем чуть-чуть подсуетишься,
Глядишь, слегка прибарахлишься.
Чтоб не подохнуть с голодухи,
Пой смело оды показухе!
Тогда немало преуспеешь,
Ведь сочинять ты, брат, умеешь.

Пора покончить со стихами,
Стать прозаичнее, умней,
Хоть молодость мне продлевали
Стишки беспечностью своей.
Ах, как приятно увлекаться
И даже чёрта не бояться,
Представ весёлым дураком,
Когда вокруг царит дурдом.
Люблю поэзию без меры,
Во многих жанрах преуспел,
Но ведь всему же есть предел,
Пора закончить мне карьеру
И наконец-то перестать
Ублюдкам нервы щекотать.

Я пел сонеты Мельпомене,
Капризной спутнице моей,
И умереть хочу на сцене
В лучах блистающих огней.
Драматизировать не стоит,
Глаза мне занавес закроет,
Над сценой тело вознесут
И за кулисы отнесут.
Ко мне сбегутся персонажи
Неугомонною толпой,
И над моею головой
Всплакнет тихонько кто-то даже.
В восторге зал взорвется, но
Уже мне будет всё равно.

Не стоит слишком раздражаться,
Что я не выйду на поклон,
Ведь шоу будет продолжаться,
Show must go on, show must go on.

Что делать, брат, наступит срок
И мне напишут некролог.
Кто будет автор - друг иль враг?
Надеюсь, всё же не дурак.
Своим врагам, не буду врать,
Мне влом некрологи писать.
К тому ж не сочинял ни разу
Я некрологи по заказу.
Зато назло своей судьбе
Я эпитафию себе
Без промедленья сочиню
И сам себя похороню:

«В могиле сей лежит поэт.
Он в жизни тем оставил след,
Что вопреки веленью моды
Не сочинял ублюдкам оды».

27.03.21.



              Воздушный поцелуй

Среди равнины безмятежной,
Средь гор, морей и блеска струй,
Пришли, мой Ангел белоснежный,
Воздушный в мыслях поцелуй.
Пришли волну очарованья,
Как ветер, чистое дыханье,
Колени, плечи, шею, грудь
Или ещё чего-нибудь.
Пришли мне радость возбужденья,
Пусть потеряю я контроль,
Но хоть в мечтах с тобой позволь
Сойти с ума от наслажденья.
Не проходило даже дня,
Чтоб не был я влюблен в тебя.

Чудес на свете не бывает
Ни на земле, ни в небесах -
Цветы без влаги засыхают
И умирают на глазах.
Как прост божественный сценарий
И для растений, и для тварей -
Лишь там сад бурно зацветёт,
Где меж корней вода течёт.
Так ты со мною истекаешь
Зимой и летом в жаркий зной
Своей красою неземной,
И от желания пылаешь.
И я желаю, что скрывать,
Всю ночь стихи тебе шептать.

Я заключу тебя в объятья,
Позволь немного опьянеть -
Чем ярче и роскошней платье,
Тем больше хочется раздеть.
Оно, конечно, бесподобно,
Ты в нём звезде ночной подобна,
Но я хочу, не буду врать,
На части платье разорвать.
С твоей красою прирождённой
Живи в любом земном краю,
Как будто в сказочном раю,
Где ходишь к морю обнажённой.
И где по здравому уму
Тебе все платья ни к чему.

Я мысли доверяю лире
И забываю все дела,
Когда ты ходишь по квартире
В чём только мама родила.
Какое это наказанье –
Смотреть на чудное созданье,
Когда с зарею ты встаешь
И спать мне больше не даёшь.
Стоишь, нисколько не смущаясь,
Перед распахнутым окном.
И мне невинно улыбаясь,
Готовишь кофе с молоком.
И убегает кофе снова…
Люблю с тобой встречать рассвет.
И ты, шепнув всего два слова,
Подаришь сказочный сюжет.

Там, где сливается стихия
Небесной дали с бездной вод,
Писал под пальмами стихи я
И рифмы сыпались мне в рот.
Там пробуждали нас сирены,
Блистал лазурью небосклон.
Там выходила ты из пены
И я гулял, как Аполлон.
Там на краю другой планеты,
Среди забвенья древних скал
Сияли звезды до рассвета
И ветер кудри мне трепал.

Там забывал дела мирские
Среди задумчивых руин,
И все сокровища морские
Меня манили из глубин.
Там безгранично был свободен
И без ума в тебя влюблён.
И ревновать ко мне был склонен
Неугомонный Посейдон.
Там глупой смерти не боялся
И явью становились сны,
Там я с тобою целовался
На гребне голубой волны.

Бывает так, что ты мне снишься,
То обнажённой, то святой…
И, как шампанское, искришься
Невыносимой красотой.
Моя любовь, моя богиня -
Глоток воды среди пустыни,
Маяк в ночи у грозных скал,
Где я спасения искал.
Нет, ты не плод воображенья,
Хоть и подобна божеству,
Приходишь в снах, как наяву.
И жаждет сердце продолженья,
Когда обнимемся во сне
И ты себя подаришь мне.

Однажды ночью или днём
Тряхну кудрявою башкою,
Приду загадочным дождём
И всю твою усталость смою.
Влечу в окно, как ураган,
Возьму за голые колени
И сочиню крутой роман
О вечной страсти и измене.
И будто снимет боль рукой,
Исчезнет хмурое ненастье…
Прижмусь небритою щекой
И разорву тебя на части.

Обнимешь грудь мою устало,
С небес на Землю упадём.
Чем меньше наше одеяло,
Тем будет нам теплей вдвоём,
А жизнь - чудесней и богаче.
Уснём в саду на старой даче,
Где я немало натворил -
Цветущий сад тебе дарил.
Где звёзды нас лучами грели,
Пока спасались от чумы,
Где, как в раю, гуляли мы,
А птицы нам дарили трели.
Где я, как пёс, у ног лежал,
Покой и сон твой охранял.


Пускай наш век печально краток
И пролетят стрелою дни,
Но чем короче дней остаток,
Тем бесподобнее они.

14.02.21.




            Я брёл на Родину пешком

Закат угас на небосклоне,
Сгустился сумрак возле крыш.
Курила Муза на балконе,
А перед ней лежал Париж.
Стояла гордой нарочито,
Насквозь смотрела в окна чьи-то,
И наблюдала сверху вниз,
Как танцевал месье стриптиз.
Плевала с высоты бесстыже,
Была слегка навеселе,
А после над ночным Парижем
Летала голой на метле.

Устав от дружеских пирушек,
От кабаре и казино,
И я в Париже ел лягушек,
Пил эксклюзивное вино.
И, как положено пиитам,
Ходил по Лувру с умным видом,
Деньгами как дурак сорил
И по-французски говорил.
Здесь страсти вечно полыхают,
Париж не город, а мираж!
И дух захватывает аж,
Как ведьмы с мётлами летают -
И там проносятся и тут,
Того гляди башку снесут.

Здесь всё сверкает от ксенона,
В столице мира жизнь кипит -
И дух живёт Наполеона,
И башня Эйфеля стоит.
Превыше всякого богатства
Свобода ценится и братство!
Но если ошибаюсь вдруг,
Прошу простить, мой милый друг.
К несчастью, часто обольщаюсь,
Ищу я то, чего и нет,
Чтоб стал забористей сюжет,
Но всё же честным быть стараюсь.
Pardon mon cher, что нагло лгал,
В Париже ведьм я не видал.

Я был проездом в город Канны,
Где всюду роскошь и dress-code,
И собираются гурманы
На фестиваль один раз в год.
Где шик богатства повсеместно,
А на тусовках «звёздам» тесно –
Куда ни плюнь, едрёна вошь,
В «звезду» экрана попадёшь!
Там я гонялся на «Феррари»,
Давал наличные на чай,
Но вдруг на пляже невзначай
Карман обчистили мне твари.
И, ощущая в горле ком,
Я брёл на Родину пешком.

Ругают Родину напрасно,
Хоть в ней без перспектив живём,
Она божественно прекрасна
В воображении моём.
Она веками непонятна
И шириною необъятна.
Прошу, друзья мои, учесть -
В ней всё почти для счастья есть:
Леса, поля, моря, долины,
Над Волгой солнца ранний луч
И холод гордых горных круч -
Люблю в ней всё любовью сына.
Корнями мне она близка,
И буду с ней, живой пока.

Мне говорят, она глухая,
Слепая, грязная и злая,
Всё перетерпит, промолчит,
Любую дурь и кровь простит.
Что, мол, привыкла унижаться,
Любого шороха бояться,
В бреду заманчивых идей
Народ не держит за людей.
Что при богатстве обнищала,
Зато полмира застращала,
Не жить умеет, а страдать,
Да целый век с колен вставать.
И, хоть умом всё понимаю,
Но для меня она другая,
И сердцем я живу в стране,
Где каждый камень дорог мне.

19.10.15.


               


                Свобода

Пленяя сердце красотою,
Течет таинственный родник.
Люблю я Пушкина, не скрою,
Читать среди забытых книг.
К стихам его неравнодушен
За безупречный идеал:
С врагами был великодушен
И милость к падшим призывал.
Прошли века. Успели царства
До основания истлеть.
Но дух Свободы, силу братства
Успел он лирою воспеть.

Чем дорога мне так Свобода?
Забытой тропкою лесной,
Избытком в легких кислорода
И первозданной тишиной.
Туманом над речной лагуной,
Из серебра дорожкой лунной,
Веселым гамом птичьих гнёзд,
Мерцаньем бездны вечных звёзд.
Ни с чем Свобода несравнима,
Красой волшебной опьяня,
Она живёт внутри меня.
Люблю её за горечь дыма,
За след кометы в небесах
И за перо в моих руках.

Была невиданно прекрасной
И недоступной, боже мой!
Ах, как манила сладострастно
Свобода граждан новизной.
Пришла негаданно, нежданно,
Как дева юная, желанна.
И что же сделали мы с ней,
Освободившись от цепей?
Свободу мы не оценили,
А подлецы, её украв,
Лишили нас насущных прав,
Дышать и думать запретили.
И вот теперь ворам в угоду
Не смеем вякнуть про Свободу.

26.05.16. - 19.08.22.







                Талисман

Произведения искусства
Умелой кистью иль строкой
В нас часто пробуждают чувство,
Как будто Бог водил рукой.
Они легко в себя влюбляют
И след надолго оставляют
В душе глупца и мудреца,
Вплоть до печального конца.
И есть красотки, без сомнений,
Как будто созданы Творцом –
Умом, и телом, и лицом
Прекрасней всех произведений.
Таких я редко, но встречал
И шарм прелестный отмечал.

Нас так устроила природа -
Мы умираем без любви.
Черствеет кровь без кислорода,
Что делать, друг мой, с'est la vie.
Ах, как же хочется влюбиться,
В ответ взаимности добиться,
И дерзким, одержимым стать,
Без крови ум завоевать.
Смотреть в глаза, не отрываясь,
И сердце взять в искусный плен,
Лежать, как пёс, возле колен,
Дыханьем милой наслаждаясь.
Уснуть всю ночь ей не давать
И нежно пятки щекотать.

А утром песни петь мадонне,
Взять во второй октаве Ля,
И выдавать с ней на балконе
В испанском танце кренделя.
Зачем мы женщин обожаем
И часто душу обнажаем?
Готовы жизнью рисковать,
Когда на нас им наплевать.
Нам вдохновение влюблённость
С беспечной щедростью дарит,
И над землей душа парит,
В нас поощряя устремлённость.
Но важно так, мой друг, влюбиться,
Чтоб от любви не застрелиться.

Как раньше женщин добивались?
И сколько было в том труда?
За них в конце концов стрелялись
И умирали иногда.
Уж лучше биться на дуэли,
Чем скучно помирать в постели
Занудным старым пердуном,
Родней отправленным в дурдом.
Но нравы нынче изменились,
Чуток, бывало, подмигнёшь,
Потом с три короба наврёшь,
И вот уж быстро "поженились",
Затем наутро развелись
И восвояси подались.

И всё ж средь увлечений бурных,
Способных страсть в нас возбудить,
Мужчины ценят недоступных,
Достойных мозг нам выносить.
И за таких лишь стоит биться,
На них советую жениться.
Короче, вам не буду врать,
Их, словно крепость, нужно брать.
Вперед, мои друзья, сражайтесь!
Пускай лицо украсит шрам
Из-за коварства милых дам,
Но перед целью не сдавайтесь!
И пусть достойный победит,
А за грехи Господь простит.

********************************

Сияет в небе солнце ясно,
Плывут куда-то облака,
Замри мгновенье - ты прекрасно,
Пока валяем дурака.
Пока в друзьях души не чаем,
Часов и лет не замечаем,
Пока любой нам лёгок путь
И влюблены в кого-нибудь.
Дано нам чудное мгновенье,
Что невозможно удержать
И с ним на край земли сбежать,
Всего лишь раз для наслажденья.
Жизнь искрой сгинет от огня
И у тебя, и у меня.

Небесный купол позолочен
Густыми красками зари,
На память о волшебной ночи
Кудрявый локон подари.
О нём в фантазиях я грежу,
Позволь мне, сам его отрежу.
Он будет разум мой ласкать,
И запах твой напоминать.
В нём есть таинственная сила –
И в каждом волоске течёт
Всё то, что так к тебе влечёт,
И всё, чем сердце покорила.
Возьму его в свои ладони
И тайно спрячу в медальоне.

Что было, есть и будет с нами?
Кому какой отведен срок
Под голубыми небесами?
И где у каждого порог?
Где мы погибнем, может статься,
За что придется жизнь отдать?
Не стоит, милый друг, терзаться,
Нам не дано предугадать.
Живи и радуйся, покуда
В крови кипит избыток сил.
Спасибо, Господи, за чудо,
Что жизнь однажды подарил.

07.10. 20.






                На гибель Пушкина

На ум фантазии живые
Приходят молча, в тишине
И пробуждают ностальгию
О веке золотом во мне.
Тогда, mon cher, ещё стрелялись,
Быть вором и лжецом гнушались,
Служили делу, как могли,
А честь с пелёнок берегли.
Меня ты спросишь, что в культуре
Давно нам чуждой я нашёл?
Поверь, тот век в литературе
Века другие превзошёл.
И тем он мне особо мил,
Что Пушкин в ту эпоху жил.

Над городом Петра уныло
Плыла печальная луна.
Наталья мужа не любила,
Хотя была ему верна.
Она ослушаться не смела,
Характер взбалмошный терпела,
Но от волос и до ногтей
Он был pas comme il faut для ней.
Вот в чём причина смерти Саши –
Он смерть сознательно искал,
Когда внезапно осознал
Холодную любовь Наташи.
Уж лучше с честью умереть,
Чем холод от жены терпеть.

Любить ведь сердцу не прикажешь
И не припрёшь его к стене,
Скорей в могилу с пулей ляжешь,
Чем станешь мил своей жене.
Дантес высок, отлично сложен,
Как конь пред скачками, ухожен,
Хорош фигурой и лицом,
Хоть жил с приёмным он отцом.
Мужчин влюблял в себя он даже,
А дам с полслова обольщал.
И тайно знаки подавал,
Когда преследовал Наташу.
Но всё ж красотку не добился
И на сестре назло женился.

Где суть конфликта в самом деле?
Что стало крайнею чертой?
В чём главный повод для дуэли,
Что скрыт от нас под мишурой?
По всем распискам и подсчётам,
Наш гений был, увы, банкротом.
Хоть не жалел себя в трудах,
Но был в чудовищных долгах.
Вот в чём трагедия и драма,
Готов уж строгий приговор -
Бесчестием с недавних пор
Грозила долговая яма.
От ней, о Господи прости,
Могла лишь смерть его спасти.

А Жорж - искатель приключений,
На все приличия плевал.
Он знать не знал, что Пушкин гений,
И книг поэта не читал.
Вся знать общалась по-французски,
Тогда к чему французу русский?
На нём Дантес не говорил,
Хоть в Петербурге долго жил.
Он был для Пушкина мальчишкой,
Что странным папочкой пригрет,
Моложе на тринадцать лет,
Смазлив, не глуп и дерзок слишком.
Носил в обтяжку Жорж штаны
И был ровесником жены.

Блистал поручик на приемах,
И цену знал себе Дантес.
Короче, парень был не промах -
В мундире был хорош и без.
На всех балах по нём вздыхают,
Румянцем щёки полыхают,
А он любезен и учтив
Для светских львиц и знойных див.
В манерах Жорж незауряден,
В салоны маменьками зван -
Сквозил парижский в нем charmant,
И не было на прошлом пятен.
К тому ж подать умел пример,
Как нужно с места брать в карьер.

А Пушкин сам привык влюбляться,
Он без страстей не мог дышать,
Умел красоток добиваться,
Не только перьями шуршать.
Фантомом эроса томимый,
Плейбой ничем неисправимый,
Любую смел он обаять
И штурмом, словно крепость, взять.
В своем искусстве обольщенья,
Когда с ума сводил, mon dieu,
И рвал воздушное бельё,
Поэт наш черпал вдохновенье.
Так женщин он по мере сил
Тщеславью в жертву приносил.

Пока писал ночами книги,
Не мог ни спать, ни пить, ни есть.
А за спиной плелись интриги,
Мужскую задевая честь.
Слух поразила сплетня злая
Про Натали и Николая:
Царь на балу был слишком мил
И глаз с Натальи не сводил.
Какая грустная примета,
Что в наши дни, что в старину:
Иметь красавицу жену
Опасно слишком для поэта.
Стремится каждый, что таить,
Рога на память подарить.

Среди поэтов неугодных,
Об этом знает млад и стар -
В России любят только мёртвых,
Ведь им не нужен гонорар.
К свободе Александр стремился,
Чего ж в итоге он добился?
Пока ты жив - ни там, ни тут
Никто не ценит тяжкий труд.
Его проекты прогорели,
Ни денег нет, ни перспектив,
Но наш герой честолюбив
И смерть задумал на дуэли.
Поскольку для поэта честь -
Важней всего, что только есть.

Пора ему себя представить
Терпеть довольно разный вздор,
И точки все над i расставить
Молве дурной наперекор.
Почти от самого рожденья
Имел он честь и убежденья,
Хотя накладно их иметь,
За них готов был умереть.
Стрелялся вопреки запретам,
От пули пал на белый снег
Великий духом человек,
И дал пример другим поэтам,
Как должен каждый, что там врать,
Поэт в России умирать.

И это вовсе не игрушки -
Хотя убит уже давно,
Но жив для нас бессмертный Пушкин
С прекрасной няней заодно.
Он нам как воздух нынче нужен –
С врагами был великодушен,
Хотя задиристым бывал,
Чужую кровь не проливал.
Свободой мысли и суждений,
С которой свой жестокий век
Воспел весёлый человек -
Вот чем велик наш добрый гений.
И «не страшна могилы тьма»
Для дальновидного ума.

Ах, если б Пушкин нынче жил,
То бесконечно в дам влюблялся!
И негодяям не служил,
А на дуэлях с ними дрался.
Что ж, в соответствии с моментом
Его признали бы агентом,
Внезапно поразив в правах
За вольнодумие в стихах.
Поскольку был весьма он странным,
В народе чувства пробуждал
И милость к падшим призывал,
Подвергшись трендам иностранным.
Поэт, проказник и философ -
Он от ногтей и до волос
Из всех возможных парадоксов
Был самый главный парадокс.

P.S.
Петь о свободе обречённые,
Поэты долго не живут.
В России всюду речки чёрные
В оврагах прошлого текут.
Здесь от тюрьмы не зарекаются,
И процветает сущий бред:
Лгут, убивают и не каются –
Таков у нас менталитет.

Известен факт убойной силы,
Им завершу я свой сюжет:
Когда прошло немало лет,
Дантеса вдовушка простила.


27.01.2015.- 06.02.20. (на гибель Пушкина)





                Весь мир у ног

Я пел любимой серенады,
Дарил без счёта звёзды ей.
Как Ева, голая по саду
Она бродила средь ветвей.
При бледном свете полнолунья
Срывала яблоки шалунья.
Пылая, словно от огня,
Смотрела, молча, на меня.
Мы без забот и без печали
Средь галактической пыли
Первопроходцами Земли
С восторгом каждый день встречали.
Луч Солнца озарял восток,
И целый мир лежал у ног.

Леса, долины, реки, горы -
Везде, куда ни кинешь взор,
Виднелись чудные узоры,
Мерцая блюдцами озёр.
В кудрявых рощах пели птицы,
Как будто в опере певицы.
Земля в цветах, не зная зла,
В сплошной гармонии цвела.
Вся золотая от загара,
Моя любовь от глаз до ног,
Как экзотический цветок,
Блистала в брызгах Ниагары.
Орлы парили надо мной,
И я ещё был молодой.

О чём бы только ни мечталось,
Осуществить мгновенно мог.
Мне так легко всё удавалось,
Как будто был я полубог.
Когда родился я, наверно,
Господь был щедр неимоверно:
Дал разум, зрение и слух,
Вдохнув мне в сердце светлый дух.
За жизнь и смерть, за всё на свете –
За каждый шорох на планете,
За боль ребёнка и слезу,
И за бревно в любом глазу
Я перед Богом стал в ответе.
Прекрасный мир лежал у ног,
И я хранил его, как мог.

30.03.24.


                Вкус клубники

Замри, прекрасное мгновенье,
Предстань шедевром на холсте.
Ты пахла майскою сиренью,
Когда в лицо дышала мне.
Оставь мне солнечные блики,
Шепни два слова влажным ртом.
И на губах вкус от клубники
Пускай мерещится потом.

Как пёс, твой тонкий запах чую,
Так обострён мой зверский нюх.
И так весь день тебя хочу я,
Что аж захватывает дух.
Внутри предчувствую, предвижу,
Едва стук каблучков услышу
В невыносимой тишине,
Как сразу крышу сносит мне.
И вот тебя я обнимаю,
С усталых плеч пальто снимаю,
Склонившись возле милых ног,
Освобождаю от сапог
И пальчики стопы ласкаю.
Сдаваться в плен не тороплю
И лёгким ужином кормлю.

Затем прочту кусок поэмы,
Зажгу все звёзды за окном,
И ты забудешь про проблемы,
Что так расстраивали днём.
И вот, достав из нафталина,
Дарю сюжет про "Алладина":

- На загадочной планете,
Где я жил на склоне дней,
Словно тенор в оперетте
Трели пел мне соловей.
Струи били у фонтанов,
Я ни трезв был и ни пьян -
На пиру среди султанов
Ел кишмиш, курил кальян.
В дивных рощах фрукты спели,
Вылетал из лампы Джинн,
Будто был я в самом деле
Не поэт, а Аладдин.
Как Адам ходил в Эдеме -
Дерзкий, сильный, молодой!
Дурака валял в гареме
И дружил с Али-Бабой.
Там в тени густого сада
Красотою опьяня,
День и ночь Шахерезада
Сладко мучила меня.
Передать смогу едва ли,
Что шептали мне уста,
А вокруг нас танцевали
Девы танец живота.
Я и сам плясал ламбаду
Из своих последних сил,
Обольщал Шахерезаду
И ей пятки щекотил.
Трубы медные гремели,
Позабыв о всём святом,
Будто был я с ней в постели
Самым нежным колдуном.
Хоть мечтатель прирожденный,
Устоять не мог пред ней -
Слушал сердцем обнаженным
Сказки тысячу ночей.
А когда она молчала,
Томно очи опустив,
Нежной страсти обучала,
Щедро тайны оголив.
То стонала, как блудница,
То невинною была,
То пылала, как Жар-птица,
И сгорал я с ней дотла.

Все запреты нарушая,
Воплощал свои мечты.
Не ревнуй, моя родная,
Ведь Жар-птица – это ты.

03.06.19. А.Г.