М. П. 21. Рука мечты. Море и менингит

*
Бывают встречи в нашей жизни,
Которые всё ждёшь-пождёшь.
И вот они - лишь руку протяни ты,
Но от чего-то скован, и по телу дрожь.
Два варианта тут имеют место:
Так и останешься стоять и этой «встрече»
Ты только в спину грустно поглядишь,
И будешь маяться невстречей сей всю жизнь.
Но так бывает: эта «встреча»
С тобою словно на одной волне
Задержится слегка - и вот уже рука в руке,
И вы идёте с ней по жизни дальше вместе.
Не знаемо, не ведомо, что ждёт за поворотом нас,
Но к встрече ожидаемой ты будь готов всегда...

*
Так, и герой наш, дорогой «М.П.», однажды,
О море-морошке мечтаючи всегда,
Ту встречу, стала что по жизни важной,
Не упустил от робости своей едва.
Но на плечо ему легла рука той «встречи»,
И мир его пошёл мечте его навстречу.
Да, с той поры его пути земные чрез года
Вели его ко морю Чёрному всегда.
Что нам с того? Всё очень, очень просто -
Не будь руки той «встречи» на плече,
Как и других по жизни, он б вообще
Не стал бы НАШИМ Константином Паустовским.
Мораль: она , как репа парена, проста -
Благодари судьбу, коль добрая тебя ведёт рука.

*
Итак, закончу я вступленье:
Позволил мысли вволю попастись
На луге под названьем «вдохновенье».
Пора уж ко «М.П.» мне перейти.
Сидел в саду он киевском на лавке.
Сестра его сидела рядом... Вдруг заметил парня,
Но не простого - в звании «гардемарин»,
Что переводится «защитник моря», не земли.
Он увязался следом, словно ... нет не собачонка,
А словно парень тот - маяк, а он же лодочка в ночи.
(Тут в скобках я скажу - уж есть про это стих).
Вся встреча их была под знаком «молча»,
Но, видимо, общалися их души и сердца.
Иначе, говорил уже,  «М.П.» мальчонка Костик бы не стал.

*
Корвета «Азимут» в его руке осталась
Лишь фотография. Но целый мир за ней
Открыл он для себя. Так с малого рождалось
Великое. Оно, как всё, сначала в голове
Становиться идеей иль затеей,
Затем мечтой. А далее модели
Рождает в матерьяле мозг,
Чтоб глаз хоть что-то бы увидеть мог...
Так и «М.П.», по завершеньи этой встречи,
Стремиться к морю стал ещё сильней.
Он даже флот себе придумал, что морей
И океанов волны рассекал, ловя ветра, теченья.
А сам ж всем этим флотом грузовым он управлял.
Для этого он многое из книг и карт географических узнал.

*
«Я сложную себе игру придумал.
Составил длинный список пароходов. Он
Со каждым днём всё распухал. Я ж будто
В конторе пароходной владелец оного. Кругом
Дым от сигар, на стенах всех - плакаты, расписанья.
Широкие открыты окна, кои (как ж иначе)
На набережную то выходят все.
У самых окон жёлтых пароходных мачт прям целый лес.
За стенами шумели добродушны вязы.
Во окна пароходный дым развязно так влетал
И с запахом гниющего рассола и новеньких, весёленьких рогож себя мешал.
Придумал список удивительных маршрутов в страны дальни.
Снимал я пароходы с рейсов, посылая на другой.
Я безошибочно и точно знал, где и делает чего корабль мой любой.

*
Чтобы руководить таким обширным пароходным предприятьем,
Потребовалось очень много знаний разных мне.
Зачитывался я путеводителями, справочниками судовыми, всем, что как-нибудь касалось
Морской тематики. Тогда услышал я от мамы от своей
Словечко новое впервые.
Болезни страшной это было имя,
Звучало кое резко «менингит».
- Дойдёт, бог знает до чего, своих он в результате игр.
Как бы не кончилось всё это менингитом, -
Сказала мама как-то раз.
Я усмехнулся про себя на мамины на страхи, ибо знал,
Что это мальчиков таких болезнь, читать кто слишком рано научился книги.
Окончилося это всё поезкою на море всей семьёй».
О, да! Идите за ведущей вас по жизни доброю рукой.

==

Однажды весной я сидел в Мариинском парке и читал «Остров сокровищ» Стивенсона. Сестра Галя сидела рядом и тоже читала. Её летняя шляпа с зелёными лентами лежала на скамейке. Ветер шевелил ленты, Галя была близорукая, очень доверчивая, и вывести её из добродушного состояния было почти невозможно...
И вот в эту минуту я увидел человека, который надолго отравил меня мечтами о несбыточном моем будущем.
По аллее легко шёл высокий гардемарин с загорелым спокойным лицом. Прямой чёрный палаш висел у него на лакированном поясе. Чёрные ленточки с бронзовыми якорями развевались от тихого ветра. Он был весь в чёрном. Только яркое золото нашивок оттеняло его строгую форму.
В сухопутном Киеве, где мы почти не видели моряков, это был пришелец из далёкого легендарного мира крылатых кораблей, фрегата «Паллада», из мира всех океанов, морей, всех портовых городов, всех ветров и всех очарований, какие связаны были с живописным трудом мореплавателей. Старинный палаш с чёрным эфесом как будто появился в Мариинском парке со страниц Стивенсона.
Гардемарин прошёл мимо, хрустя по песку. Я поднялся и пошёл за ним. Галя по близорукости не заметила моего исчезновения.
Вся моя мечта о море воплотилась в этом человеке. Я часто воображал себе моря, туманные и золотые от вечернего штиля, далёкие плаванья, когда весь мир сменяется, как быстрый калейдоскоп, за стеклами иллюминатора. Боже мой, если бы кто-нибудь догадался подарить мне хотя бы кусок окаменелой ржавчины, отбитой от старого якоря! Я бы хранил его, как драгоценность.
Гардемарин оглянулся. На чёрной ленточке его бескозырки я прочел загадочное слово: «Азимут». Позже я узнал, что так назывался учебный корабль Балтийского флота.
Я шёл за ним по Елизаветинской улице, потом по Институтской и Николаевской. Гардемарин изящно и небрежно отдавал честь пехотным офицерам. Мне было стыдно перед ним за этих мешковатых киевских вояк.
Несколько раз гардемарин оглядывался, а на углу Меринговской остановился и подозвал меня.
– Мальчик, – спросил он насмешливо, – почему вы тащились за мной на буксире?
Я покраснел и ничего не ответил.
– Всё ясно: он мечтает быть моряком, – догадался гардемарин, говоря почему-то обо мне в третьем лице.
– Я близорукий, – ответил я упавшим голосом.
Гардемарин положил мне на плечо худую руку:
– Дойдем до Крещатика.
Мы пошли рядом. Я боялся поднять глаза и видел только начищенные до невероятного блеска крепкие ботинки гардемарина.
На Крещатике гардемарин зашёл со мной в кофейную Семадени, заказал две порции фисташкового мороженого и два стакана воды. Нам подали мороженое на маленький трехногий столик из мрамора. Он был очень холодный и весь исписан цифрами: у Семадени собирались биржевые дельцы и подсчитывали на столиках свои прибыли и убытки.
Мы молча съели мороженое. Гардемарин достал из бумажника фотографию великолепного корвета с парусной оснасткой и широкой трубой и протянул мне:
– Возьмите на память. Это мой корабль. Я ходил на нём в Ливерпуль.
Он крепко пожал мне руку и ушел. Я посидел ещё немного, пока на меня не начали оглядываться потные соседи в канотье. Тогда я неловко вышел и побежал в Мариинский парк. Скамейка была пуста. Галя ушла. Я догадался, что гардемарин меня пожалел, и впервые узнал, что жалость оставляет в душе горький осадок.
После этой встречи желание сделаться моряком мучило меня много лет. Я рвался к морю. Первый раз я видел его мельком в Новороссийске, куда ездил на несколько дней с отцом. Но этого было недостаточно.
Часами я просиживал над атласом, рассматривал побережья океанов, выискивал неизвестные приморские городки, мысы, острова, устья рек.
Я придумал сложную игру. Я составил длинный список пароходов со звучными именами: «Полярная звезда», «Вальтер Скотт», «Хинган», «Сириус». Список этот разбухал с каждым днем. Я был владельцем самого большого флота в мире.
Конечно, я сидел у себя в пароходной конторе, в дыму сигар, среди пестрых плакатов и расписаний. Широкие окна выходили, естественно, на набережную. Жёлтые мачты пароходов торчали около самых окон, а за стенами шумели добродушные вязы. Пароходный дым развязно влетал в окна, смешиваясь с запахом гнилого рассола и новеньких, весёлых рогож.
Я придумал список удивительных рейсов для своих пароходов. Не было самого забытого уголка земли, куда бы они ни заходили. Они посещали даже остров Тристан д’Акунью.
Я снимал пароходы с одного рейса и посылал на другой. Я следил за плаваньем своих кораблей и безошибочно знал, где сегодня «Адмирал Истомин», а где «Летучий голландец»: «Истомин» грузит бананы в Сингапуре, а «Летучий голландец» разгружает муку на Фаррерских островах.
Для того чтобы руководить таким обширным пароходным предприятием, мне понадобилось много знаний. Я зачитывался путеводителями, судовыми справочниками и всем, что имело хотя бы отдаленное касательство к морю.
Тогда впервые я услышал от мамы слово «менингит».
– Он дойдёт бог знает до чего со своими играми, – сказала однажды мама. – Как бы всё это не кончилось менингитом.
Я слышал, что менингит – это болезнь мальчиков, которые слишком рано научились читать. Поэтому я только усмехнулся на мамины страхи.
Все окончилось тем, что родители решили поехать всей семьёй на лето к морю.

//


Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни.
Книга первая «Далёкие годы»
Глава «Гардемарин»
~~
На картинке корвет