О моей недостоверной работе и месте России... цель

О моей «недостоверной» научной работе, учёных недоучках и месте России в ягодоводстве мира

Как начиналась моя работа в научно-исследовательском институте селекции плодовых культур

Моя работа во Всероссийском научно-исследовательском институте селекции плодовых культур (ВНИИСПК, Орёл) началась в 1993 году. Я была уже кандидатом с.-х. наук, когда пришла сюда на должность младшего научного сотрудника по изучению сортов яблони. А кандидатскую диссертацию я защитила в Москве, по селекции чёрной смородины двумя с половиной годами ранее, в научно исследовательском институте в Бирюлёво. Сейчас это ВСТИСП, Всероссийский селекционно-технологический институт садоводства и питомниководства, тогда название было другим и статус тоже.
Моим непосредственным начальником в Орле была Красова Нина Глебовна. А селекционером по этой культуре Седов Евгений Николаевич. Весьма известное имя в России. В то время он казался мне ВЕЛИЧИНОЙ, и не только мне. Теперь он давно академик РАН, но уже не работает – скоро 95 лет. О нём речь впереди. С Красовой отношения были – типичные отношения подчинённого с начальником. Но заметила я, что иногда давала мне задания написать какие-либо основополагающие сведения в виде законченной схемы, вот один из таких примеров: «Напиши мне модель идеального сорта по яблоне». Меня задания несколько удивляли; такие вещи все уважающие себя сотрудники способны без проблем набросать сами… Но оказалось, не в случае с моим начальником. Написанные мной «модели» она вставляла без малейших изменений в свои статьи, причём я, как соавтор, в них вовсе не фигурировала.
Некоторое время спустя оказалось, что в институте открылась вакансия селекционера по садовой землянике. Сообщил об этом сам Седов. Услышав новость, я думала недолго. Я была до этого сотрудником по ягодным культурам, вела как раз землянику и малину, диссертация была по смородине, да и я хотела и, главное, была без проблем способна вести самостоятельную селекционную работу, а отношение Красовой ко мне было явно потребительским: «ты делаешь, я использую». На следующий день я начала перевод на новую должность.
Я перевелась, стала старшим научным сотрудником по селекции земляники. Однако, как выяснилось вскоре, лаборанта взять мне позволять вовсе не собирались, как и предоставлять площадь под селекционные опыты. Лаборанта, когда мне был нужен, я должна была просить у другого сотрудника – Князева С.Д., селекционера по чёрной смородине. И далеко не всегда мне кого-то предоставляли. Года через два я добилась, чтобы у меня был собственный лаборант, но как только появился, стали использовать любые возможности, чтобы он либо ушёл, либо у меня не было возможности заложить опыты. У нас закладывать опыты всегда могли, как только было нужно, только сам Седов, да всё тот же Князев. Они у нас занимались селекцией «ведущих культур», а остальным – всё выдавалось по остаточному принципу. Мне далеко не каждый год выделялась площадь даже под опыты по изучению сортов, а уж селекция… Если мне удавалось провести скрещивания и получить семена, то потом посеять их ещё можно было, а вот посадить сеянцы чаще всего было некуда. Я выпрашивала какие-то сотки на огородах, а однажды мне удалось заложить большой опыт в учхозе, не имеющем отношения к институту. Мне это стоило немалой крови, но опыт я провела, однако тогда-то и появились первые намёки на недостоверность. Мол, мы твоих опытов не видели! В то время я как раз смогла «выбить» ещё одного лаборанта, и с ними мне удалось существенно продвинуться и отобрать несколько высокоурожайных форм с отличным качеством ягод, вполне способных стать хорошими сортами. Чуть позже я провела ещё один опыт – по засухоустойчивости, а как раз был чрезвычайно засушливый год. Я выполнила вместе с лабораторией агрохимии целый ряд анализов, и получилась крайне полезная работа. Однако вскоре за моей спиной началась возня по поводу этой самой работы. Начать с того, что, даже, прочитав мою достаточно подробную статью, многие не могли понять, что, как и зачем я делала. Не понимали, что за показатели я рассчитывала, как я это делала, и, не разбираясь в сущности вопросов, не зная пределов варьирования показателей, начали ставить под сомнение всё, что было непонятно. При этом вовсе не задавали вопросов, не пытались что-то прояснить у меня, а за моей спиной, когда я не слышала, начали дискредитацию показателей и работы в целом. Начали и тормозить всячески мои статьи, при этом без объяснения, что в них не нравится. Некоторые, правда, открыто заявляли, что таких значений у показателей не может быть, просто потому что они о таких никогда не слышали, не встречали в публикациях и т.д. А некоторые, не тратя времени на объяснения и лишние вопросы ко мне, просто и кратко заявляли: «Брешет!». Понятно, что эти последние в школе и в ВУЗах, если они там вообще учились, были особенно «успевающими», сами мало что знали и ориентировались исключительно на мнение публикаций. Если в публикациях этого не встречали, значит, такого просто не может быть.  Таким людям невозможно объяснить, что что-то иногда делается впервые, и такие сведения, если они верны, особенно ценны. Но беда в том, что те, кто с трудом успевали на «тройки», не могут оценить ценность работ (да и саму их сущность), проведённых впервые. Они ведь этого не знают, значит, это недостоверно.
Сколько же «копий» сломали вокруг этой работы! Именно после этого меня и мои рукописи и статьи начали особенно рьяно (сначала исподтишка, а потом и открыто) всеми возможными способами чернить, обливать грязью, а вскоре так называемыми методами «кнута и пряника» добились, чтобы обе мои лаборантки рассчитались. Тогда прошло несколько конференций, но ни на одной из них мне не дали слова, не позволили показать опыты, хотя многие из приезжих учёных очень хотели их посмотреть, так как о моей работе уже начали говорить, и сведения дошли до нескольких научных институтов.
Добавьте сюда то, что для работы по культуре земляники были в наличии только два вида рабочих журналов – для оценки сортов и для оценки сеянцев, причём в очень малом количестве, особенно первых (2-3), так что приходилось экономить. Следующие «обещали» поступить не скоро… Показатели, по которым в них можно было фиксировать данные, были немногочисленные и примитивные, оценивать их можно было только в штуках и граммах. Количество кустов, их высота, цветков, соцветий, ягод, рядов, масса ягод и пр., оценка болезней, вредителей, повреждений морозами и заморозками в баллах – вот и всё. Если я определяла что-то более интересное, хотя бы даже процентное отношение поврежденных морозами почек к общему числу почек (по каждому сорту), я могла это делать уже только в дополнительной тетради, а это не рабочий журнал, все сведения в такой тетради уже спокойно можно назвать недостоверными, даже если она прошнурована, как положено. К тому же ничего не стоит взять и тихонько её выбросить – отдельного кабинета у меня очень долго не было, и иногда случалось, что я не досчитывалась какой-нибудь тетради или, например, копии статьи, особенно переводной с английского. Да, инциденты случались. Со временем я стала все дополнительные тетради хранить дома. По крайней мере, так я смогла сохранить многие результаты своих оценок, но…

Почему моя работа названа «недостоверной», и кто те судьи, что это определили

Разумеется, они все были объявлены вне закона. В этом институте не полагалось делать того, что отсутствует в журналах. Делай только то, что позволено! В российских институтах делают, похоже, не передовую науку, в ней делают всё, чтобы помешать её делать. Или это особенность конкретно того института, где я работала? Большинство сотрудников делают только чётко очерченный примитив, да ссылаются и переписывают друг у друга то, что уже известно, следуя по «накатанной колее». Причём очень часто делают ошибки в вычислениях, в выводах и совершенно неспособны эти ошибки видеть, ибо не обладают нужными знаниями. И никогда не будут обладать. Если ты не учился, как следует, у тебя нет элементарной базы для этого. Нет базы, не может быть и «надстройки». А хочется самим быть первооткрывателями! Что для этого нужно? Очернить кого-то, кто способен, и присвоить их результаты, идеи, данные, всё, что получится.
Дальше больше – рукописи статей, отправленные мной в журналы, начали «теряться». Например, бесследно исчезли рукописи двух статей, отправленных в московский журнал «Садоводство и виноградарство», одна – на конференцию в Орловский государственный аграрный университет (ГАУ), одна – в мичуринский ГАУ. Одновременно происходила постоянная «чехарда» с директорами в институте – за пять лет сменилось четыре руководителя, и все не имели никакого отношения к науке. Их «ушли» с прежнего места работы, ибо проштрафились… Наконец пожаловал М.Н. Кузнецов – бывший директор «Дома природы». Первое, что он, придя, сделал, это сжёг тарный склад, или, если верить официальной версии, тот сгорел сам, но каким-то чудом все ящики оттуда были вывезены. Иначе, каким бы образом от них не осталось ни кучки пепла?..
Вскоре я закупила рассаду нескольких сортов из Великобритании, чтобы использовать в селекции. Качество ягод у российских сортов (и тех иностранных, которые были в наличии) почти у всех было низким, либо по вкусу, либо по плотности ягод, да и величина оставляла желать лучшего. А чаще по трём показателям. При этом у каждого были ещё и свои какие-то недостатки. У британских недостатки тоже были, но совсем другие, поэтому селекция с их участием должна была стать намного успешнее. Платить мне пришлось из своего кармана. Директор обещал оплатить позже, но, как и следовало ожидать, вовсе не собирался обещание выполнять. Он пришёл в институт единственно га тем, чтобы продвигать и обогащать себя. Это неотъемлемая черта все наших директоров. Этот же, Кузнецов, наконец-то «дорвался», поэтому спешил обеспечить себя по максимуму.
Надо сказать, что с рассадой было всё не так просто. Её доставили из Англии курьерской почтой, и «добиралась» она до нас почти месяц. Когда пришла, наконец, была при последнем издыхании. Ещё дня три уже здесь её не позволяли высадить – ссылались на «карантинные» требования, но сажать-то предстояло как раз на карантинный участок, а все необходимые сертификаты при рассаде имелись. Просто-напросто это был ещё один способ «не допустить», помешать по-настоящему полезной работе. Из зависти. Из подлости. И не в последний раз. Но мне удалось вырастить все полученные сорта, хотя одного или двух сортов осталось по два, а то и по всего одно, почти дохлых растения…
А вот когда я их вырастила, и уже начала селекцию, тут наш всё тот же, уже стряпавший к тому времени «докторскую диссертацию», директор задался целью во что бы то ни стало тут же пустить их в производство, несмотря на запрет международными правилами, и плюнув на «интересы селекции». К тому времени он уже все ягоды продавал налево, а деньги, ничтоже сумняшеся, в основном присваивал, жалуя крошки с «барского стола» ближайшим помощникам. При этом ему и в голову не приходило хотя бы заплатить мне потраченную на них валюту.
Поскольку к активному участию в конференциях внутри страны меня почти не допускали (политика академика Седова и тогда руководителя отдела селекции Князева С.Д., селекционера по чёрной смородине, ибо никто не должен был составлять им, во всём «ведущим», конкуренцию ни в чём!), я начала активно участвовать в международных конференциях, в том числе, в дальнем зарубежье. Разумеется, вся оплата командировок была за мой счёт. Позднее выяснилось, что как только я сдавала документы по командировкам, предприимчивый директор тут же присваивал себе всю причитающуюся валюту за эти командировки. Опять же, похоже, что-то перепадало и его заместителям, экономисту, бухгалтеру – они явно были во всём этом заинтересованы. (Впоследствии, несколько лет спустя, когда я была уже уволена «за прогулы», оказалось, что ни одного моего командировочного документа не смогли найти, как будто я никуда не ездила и ни в каких конференциях не участвовала… А командировок за рубеж было пять или шесть только за годы «правления» директора Кузнецова, до моего увольнения. Уволена я была как раз за то, что однажды, после очередной поездки на международную конференцию в Турцию, отказалась сдать эти документы. Подала заявление на отпуск и уехала. Но заявление директор не подписал, несмотря на то, что никакой нужды во мне на работе на тот момент не было, а в отпуске я не была почти 3 года. И понятно почему – хотел в очередной раз поживиться.
Между тем, опыты закладывать удавалось лишь от случая к случаю. Сорта новые никто не позволял передавать, рукописи в журналы тормозили любыми способами и на всех этапах, гибридные сеянцы для оценки приходилось пристраивать то на овощные сотки, то на дачи, работу «стопорили», а академик Седов откровенно издевательски на каждом ученом совете спрашивал: «Когда будет докторская?» Князев при этом тоже ухмылялся. Лаборантка, единственная и последняя, собралась уходить, поскольку не было ни оплаты, ни условий для работы, отношение становилось хуже некуда. А возможности устроиться на хорошо оплачиваемую работу появились. Наша председатель профсоюзной организации во всём поддерживала Кузнецова, да и Седова с Князевым, как «лидеров» науки.
Что ж, настало время дать оценку «лидерам». Ведущему селекционеру по яблоне Седову Е.Н. и ведущему же селекционеру по чёрной смородине Князеву С.Д. Оба были лживы, завистливы, нетерпимы к любому таланту, который не пашет беспрекословно и не отдаёт все заслуги им.
Наши академики и профессора Седов Е.Н. и Князев С.Д. в селекции своих культур, яблони и чёрной смородины, в начале своей работы мало что сделали сами. Седов сначала использовал и пожинал плоды работы, полученные в Мичуринском ВНИИ садоводства с промежуточными вставочными подвоями яблони, позднее плоды работы В.В. Жданова по отбору сеянцев на устойчивость к парше яблони, а сейчас широко пользуется результатами работы В.В. Кичины с колонновидными яблонями, проведённой во Всероссийском селекционно-технологическом институте садоводства и питомниководства (ВСТИСП) в Москве, и результатами работы с клоновыми (слаборослыми и среднерослыми) подвоями в южных регионах России, которые они оттуда завезли. Князев С.Д. с самого начала и в полном объеме пользовался результатами работы всей жизни Т.П. Огольцовой, его руководителя, по селекции чёрной смородины, а она, в свою очередь, воспользовалась некогда результатами межвидовых скрещиваний, проведенных в Великобритании Элизабет Кип, которые ей предоставил тот же В.В. Кичина. Получив их результаты, они способствовали досрочной «отправке» на пенсию тех, за чей счёт преуспели. Князеву при этом немало помог тот самый академик Седов. Своеобразная «благодарность» труженикам за их многолетний труд паразитами, выросшими за их счёт. А меня всё время заставляли ссылаться на труды той же Т.П. Огольцовой, работу которой по землянике я продолжала, причём на труды несуществующие. Дело в том, что по землянике она опубликовала сравнительно объёмную научную статью, но одну единственную, и на неё ссылка у меня присутствовала везде, где я использовала какие-то её данные и выводы в своих публикациях. Нет, им нужны были ещё ссылки на неё! Не потрудились даже выяснить, а есть ли у неё ещё публикации… Уж очень, видимо, хотелось подчеркнуть незначительность моей собственной работы, да, возможно, хотели, чтобы я ещё сослалась на них самих? Только, к сожалению для них, никакой пользы от их трудов мне не было. И моей работе тоже. К тому же, во многих своих публикациях они только числились соавторами тех, кто эту работу действительно выполнял. И не так уж редко не имели к ней никакого отношения, особенно Князев после того, как стал директором института. Сначала статьи писала Т.П. Огольцова, а он автоматически добавлялся как соавтор, а позже статьи писали ассистенты и ученики, а его включали, как директора для облегчения проталкивания статей в журналы. То же имело место и с Седовым. Я же не имела привычки ссылаться, и уж тем более, не брала в соавторы недоучившихся профессоров только за их должности и звания, которыми они облечены. Не мой стиль.

Особенность ли это только того института, где я работала

Думаете, в других местах лучше? Ничуть не бывало! Такой же, где-то раньше проштрафившийся директор, за которого докторскую диссертацию вообще писали другие. А его святая обязанность – обогащаться всеми возможными способами. Да быть соавтором в трудах, к которым он не имеет никакого отношения. У меня впечатление, что подавляющее большинство академиков – бывшие «троечники», не имеющие никакого отношения к науке, а пролезшие в «дамки» за чужой счёт. Никогда не утруждавшие себя освоением знаний. Остальные, как правило, те, кто способствовал их восхождению и, главное, не вызывал ничем зависти, не составлял конкуренции. «Прорывы в науке»? К сожалению, больше говорильня, пускание пыли в глаза. Россия – без пяти минут супердержава? Вряд ли таковой станет государство, где всё благоприятствует тем, кто не трудится, а ворует и торгует. Курс прямой и незыблемый в этом направлении. О какой супердержаве может идти речь, о какой науке, если прямо с экрана Первого канала прозвучало, что не обязательно ни к чему стремиться? Что незачем участвовать в международных научных форумах! В научных учреждениях самого высокого вроде бы уровня «трудятся» бывшие «троечники», ставшие торгашами, и пускающие в продажу, что только где-то удалось отхватить. А сколько государственных, читай народных, денег потрачено, чтобы тщеславные академики издавали свои «нетленные научные шедевры» для заграницы, платя за это огромные суммы и обогащая забугорных толстосумов! На самом деле, эти «шедевры» там даром не нужны, да и ценности они представляют немного. Там нужны только их деньги, которые они и платят предприимчивым дельцам за рубежом. Мало того, что те грабят страну, забирают богатства, им ещё и платят за это наши недоучившиеся, но желающие много иметь, да ещё и прославиться «учёные»!
В России всегда стремились следовать традициям, а под традиции можно подогнать что угодно. В том числе обыкновенный паразитизм. Вот и сидят там, где должны быть люди с интеллектом, люди, заменившие его жаждой власти и обогащения – недоучившиеся «паразиты», но со способностями торговцев. Вот и подменяют работу головой способностью отнимать у других, воровать, жульничать и продавать всё, что попало в руки. Включая совесть. Многополярность – это хорошо; она способствует балансу. Но когда полярность страны в каком-либо вопросе стремится в направлении от прогресса и к уничтожению достижений, пиши пропало. Особенно, когда к этому же стремятся и чужие, извне, и вовсю помогают «свои». Здесь принято отнять результаты у талантливого труженика и передать их какой-нибудь «посредственности», чтобы она на них «взросла», и прикрыть всё это традициями. Особенно хорошо найти в качестве этой «посредственности» чью-либо дочку или сыночка. Конечно, если таковых нет, сойдёт любая, по случаю оказавшаяся недалеко. Ищущий обрящет. Но лицо из семьи с богатыми традициями и преемственностью в любом случае, конечно, лучше.
Вот и у меня попытались отнять результаты селекционной работы. Когда стало ясно, что моя работа угрожает стать слишком успешной, её результаты решили отобрать. Только я не отдала. Тогда их уничтожили, по всей видимости, постаравшись урвать всё, что смогли. Кто от этого выиграл? Запад. И Восток. Но уж точно, не наша страна, не наша селекция, не наше садоводство, и ягодоводство в частности. У меня, у института могли быть сорта самого высокого качества от скрещивания высокоурожайных и приспособленных к нашим условиям сортов и гибридов российской селекции с британскими, а также другими европейскими сортами, крупноплодность и качество ягод которых на голову выше подавляющего большинства российских сортов. Тем более что и они были выведены в близких к нашим климатических условиях. Вместо этого, и чтобы, так сказать,  исправить ситуацию, предпочли закупить итальянские сорта, не только мало приспособленные к российским условиям, но и с целым букетом инфекций, возбудителей заболеваний, характерных для Южной Европы, но совершенно нетипичных для России, с которыми здесь до тех пор не сталкивались, и очень слабо представляют, как с ними бороться. А они в условиях потеплевшего климата очень хорошо у нас приживаются, распространяются и уже доставляют немало хлопот. Прежде всего, это самые разнообразные гнили, среди которых корневые чрезвычайно опасны. А расплачивается за всё это наше садоводство, люди, сельскохозяйственная наука и селекция. А должны бы расплачиваться те, кто виноват. Тогда, может, и по направлению к супердержаве удалось бы сделать шажок…

Некоторые черты моей «недостоверной» научной работы, и место России в научной работе с ягодной культурой № 1 в мире

Удивительно ли, что, когда я представила свою докторскую диссертацию, её немедленно объявили недостоверной. Тем более, что когда её проверяли на наличие плагиата, тест показал процент оригинальности работы 97,5 %! В то время, как у других претендентов в доктора она крайне редко превышала 85,5 %, и это в лучшем случае. Ведь они привыкли целыми кусками переписывать статьи друг у друга. Им, видимо, даже в голову не приходило, что можно что-то полностью сделать самим. И кто-то именно так и делает. Оригинальность моей работы была бы ещё выше процента на 1,5, если бы я не привела в диссертации практически полностью описания моих же собственных изобретений. Которые, кстати оплачивать приходилось самой. В этом институте оплачивали всегда только изобретения этих самых «ведущих» учёных (замечательное «изобретение», заставляющее брать их в соавторы везде, где им хотелось бы ими числиться!). Они бы и мои изобретения назвали недостоверными (собственно, потом они так и делали), да только нужны же были институту показатели успешной работы!
Сейчас я – член Всемирного международного академического совета по садовой землянике, которая в мире считается ягодной культурой № 1, и развивать которую для любой страны – вопрос престижа. Причем из России в него вхожу только я. Что имеет с этого страна Россия? Ничего. Этим пользуются только Запад и Восток, те страны, где производство, да и селекция этой культуры находятся на несравнимо более высоком уровне, и где они обладают устойчивыми традициями. А Российские «специалисты» больше привыкли полагаться на воровство. Только на одном воровстве, да подмене труда жульничеством далеко не уедешь. Никаким воровством нельзя эффективно заменить желания и способности успешно трудиться. В нашей Академии этого, очевидно, не способны понять, и создают условия наибольшего благоприятствования паразитам и торгашам, подменяющим в науке тех, кто обладает для этого и способностями, и необходимым набором знаний. У нас виновных в уничтожении и развале повышают в должности и переводят на руководящие посты (кроме разве что тех редких случаев, когда те просто-напросто полностью дискредитировали даже не себя, а ту должность, которую занимали; в этих случаях они уходят «по состоянию здоровья»). Пусть разваливают самое лучшее!
Судя по всему, наше государство, наследник нашей богатейшей страны с самыми высокими завоеваниями в мире, когда она входила в состав могучего СССР, чьи традиции она теперь продолжает, твёрдым шагом шествует по пути некогда нищего и ничем не способного в те времена похвастаться микроскопического Сингапура, государства, живущего за счёт других государств (потому что в своём в те времена не было вообще ничего), однако, в отличие от нашей страны, куда больше заботящегося о своих жителях. В случае же России, из-за коррумпированности и огромных размеров, наше государство никогда таким путём не достигнет высокого уровня. Он всегда будет ниже окружающих, расходовать свои богатейшие ресурсы и наживаться за счёт населения, тем более что и цель такая явно просматривается. И с Россией всегда будут воевать, из-за её богатств и нежелания сотрудничества с другими странами на высоком уровне; а посредственный никому и нигде не нужен. Тех, кто покупают блага за границей лишь для себя и поощряют разрушение экономики и науки при огромных запасах природных богатств, не уважают. Но им завидуют. А где зависть, там всегда будет война, в любых её проявлениях. И рано или поздно, развал страны неминуем.
Где сейчас место России в работе по ягодной культуре № 1 в мире? Среди стран, представители которых в этом Академическом Совете не представлены, причём, можете мне поверить, в нижней части этого списка, так как географическое положение, не говоря уже об отношении к России сейчас, у многих других стран намного выгоднее – они ближе к странам, где работа с земляникой на высоте. Посмотрите, сколько учёных из Китая входит в него! В Китае научный симпозиум по садовой землянике будет проходить во второй раз. А Россия по развитию культуры в восьмидесятых годах прошлого столетия была на голову выше. Уволили меня в 2005 г. Землянику, что сейчас производят в том институте, из которого меня когда-то уволили, даже нельзя назвать настоящей садовой земляникой. Ягоды выглядят почти убого. Конечно, кто не видел лучших мировых сортов, вполне доволен и этим. Но не я. Вот потому мою работу, которую разрушили, теперь величают «недостоверной», чтобы оправдать собственную неспособность работать на высоком уровне, зависть и подлость, если не сказать, преступный умысел. Я много раз писала об этом сначала в РАСХН, затем в РАН, но ни одного раза эти организации не дали себе труда ни в чём по-настоящему разобраться. Впрочем, подозреваю, там некому разбираться. Это ведь уже о многом говорит, в первую очередь об уровне самих академиков и об общности их интересов с теми, кто инициировал моё увольнение и способствовал ему, кто одним приказом и росчерком ручки разделался с результатами многолетнего труда.
И чем больше стараешься для людей, тем больше вероятность, что среди них найдутся желающие подставить тебе подножку. По первому требованию тех, кто добрался до власти, они готовы мешать и вредить тебе, особенно если их обещают за это наградить «крошками с барского стола», пресловутыми «серебренниками». Такие особи норовят поставить заслон по-настоящему стоящим результатам всеми возможными способами, лишь бы получить побольше суррогата и объедков (однажды я видела одного такого именно с объедками яблок от седовских опытов). Одна такая семейка живёт прямо надо мной. Дешевле и продажнее поискать… И, к сожалению, не единственные. Такие люди даже не понимают, что хуже делают себе.
У нас часто говорят с телеэкрана, как много врут в США и Европе. Что-то не припоминаю, говорили ли когда-нибудь, сколько лжи льётся и в наших СМИ, и насколько в них многое приукрашено. Что особенно прискорбно, признавать ошибки у нас совершенно не способны. Ошибки бывают у всех, но именно это – свидетельство настоящей силы, свойство сильных людей и государств, то, что отличает сильных от слабых. Видать, такие почти перевелись, по крайней мере, среди тех, кто допущен к этим самым СМИ…

Место России в работе с садовой земляникой в мире; состав Международного Академического Комитета по научной работе с ягодной культурой № 1

Ниже приведён список учёных, входящих в Международный Академический Комитет по научной работе с культурой садовой земляники, иными словами, это ведущие учёные мира по культуре. Он приведён на сайте X Международного симпозиума по землянике (https://www.iss2025.org.cn), который состоится в начале 2025 года в Янчене, в Китае. В Китае симпозиум будет проводиться уже во второй раз, первый был в 2012 г.  (симпозиумы проходят раз в четыре года). Это и есть показатель, кто есть кто в ягодоаодстве. А говорить можно всё, что угодно. Это только звуки.

International Academic Committee on Scientific Work with Strawberries
Международный Академической Комитет по научной работе с земляникой

Chairman (Председатель)
Dr. Yuntao Zhang Beijing Academy of Agricultural and Forestry Sciences
 
Vice Chairman (Вице-Председатели)
Dr. Bruno Mezzetti Universit; Politecnica delle Marche
Dr. Jiajun Lei Shenyang Agricultural University
Prof. Mizhen Zhao Jiangsu Academy of Agricultural Sciences
Dr. Jian Sun Beijing Academy of Agricultural and Forestry Sciences
 
Member (Члены Комитета)
  Aaron Liston USA (США)
  Ahsen Is;k Ozguven Turkey (Турция)
  Anita Sonsteby Norway (Норвегия)
  Bingbing Li China (Китай)
  Boris Duralija Croatia (Хорватия)
  Changhong Qi China (Китай)
  Chunying Kang China (Китай)
  Dina Shokaeva Russia (Россия)
  Ebru Kafkas Turkey (Турция)
  Giancarlo Roccuzzo Italy (Италия)
  Gianluca Baruzzi Italy (Италия)
  Giuseppina Caracciolo Italy (Италия)
  Guihua Jiang China (Китай)
  Guixia Wang China (Китай)
  He Li China (Китай)
  Houcheng Zhou China (Китай)
  Iraida Amaya Spain (Испания)
  Jiayue Feng China (Китай)
  Jing Dong China (Китай)
  Jing Wang China (Китай)
  Johan Stenberg Sweden (Швеция)
  Johanna Bac-Molenaar Nertherland (Нидерланды)
  Jose Federico Sanchez Sevilla Spain (Испания)
  Junke Zhang China (Китай)
  Klaus Olbricht Germany (Германия)
  Kota Hidaka Japan (Япония)
  Lei Yang China (Китай)
  Li Xue China (Китай)
  Luca Mazzoni Italy (Италия)
  Maria da Graca Palha Portugal (Португалия)
  Marie Therese Charles Canada (Канада)
  Marina Gambardella Chile (Чили)
  Mohamed Ragab Egypt (Египет)
  Nahla Bassil USA (США)
  Natalia Peres USA (США)
  Neringa Rasiukeviciute Lithuania (Литва)
  Omar Franco Mora Mexico (Мексика)
  Paul Gauthier Australia (Австралия)
  Qin Qiao China (Китай)
  Sachiko Isobe Japan (Япония)
  Shipin Yang China (Китай)
  Silvia Sabbadini Italy (Италия)
  Stanley Freeman Israel (Израиль)
  Steven J. Knapp USA (США)
  Surendra Dara USA (США)
  Tatsuya Mochizuki Japan (Япония)
  Timo Hytonnen Finland (Финляндия)
  Tom Van Delm Belgium (Бельгия)
  Vance Whitaker USA (США)
  Veronica Obregon Argentina (Аргентина)
  Victoria Rossmary Santacruz Oviedo Paraguay (Парагвай)
  Weijian Cai China (Китай)
  Xiangming Xu  UK (Великобритания)
  Xin Zhao  USA (США)
  Yasunaga Iwasaki Japan (Япония)
  Yongchao Han China (Китай)
  Yongshun Gao China (Китай)
  Young Rog Yeoung Korean (Корея)
  Yuji Noguchi Japan (Япония)
  Yushan Qiao China (Китай)
  Zhihong Zhang China (Китай)
  Zhongchi Liu USA (США)


О ведущем научном институте по работе с садовой земляникой в России – из собственного опыта

Ведущим по работе с садовой земляникой в России считается Всероссийский селекционно-технологический институт садоводства и питомниководства, ВСТИСП, Москва. Я закончила аспирантуру и защитила диссертацию кандидата с.-х. наук именно в этом учреждении, так что хорошо о нём осведомлена. Тогда институт назывался НИЗИСНП – Научно-исследовательский зональный институт садоводства нечернозёмной полосы, и ещё не был Всероссийским. Но по уровню он был выше – тогда ещё директорами в него не назначали, кого попало. Впрочем, и тогда в нём оставляли не лучших, а самых покладистых, в основном тех, кто был аспирантами «ведущих учёных», как правило, зав. отделами. И в нашем отделе селекции это были в основном аспиранты В.В. Кичины и те, кто ему нравился. Я ему не нравилась уже потому, что отказалась поступать в аспирантуру к нему, в качестве руководителя моей работы (я с отличием закончила главный сельхоз ВУЗ страны, Тимирязевскую академию, и он очень хотел заполучить меня; меня тогда очень старались склонить к этому). Но у меня была заранее договорённость с другим учёным, А.С. Равкиным, я уже написала необходимый реферат по культуре чёрной смородины, как было договорено; к нему я и поступила. К тому же не было желания работать с малиной или яблоней, культурами, с которыми работал Кичина. И это ещё не всё. Имя Кичины было на слуху, ещё когда я заканчивала академию. И отзывы о нём были не самые положительные: заносчив, к сотрудникам относится пренебрежительно, тормозит работы. Всё то, что я не однажды наблюдала в нашей «науке» и потом, не только в Москве. Забегая вперёд, скажу, что всё подтвердилось. Кроме этого, могу добавить, что уже будучи аспиранткой, не однажды наблюдала его в подпитии; прямо в отделе устраивал встречи с друзьями с возлияниями. Этим грешили многие, как я позже имела возможность наблюдать. Но, Седов, к примеру, «отрывался» как следует в командировках, в номерах отелей. И даже если делал это у себя в отделе, то не расхаживал потом в таком виде по территории. А потом поняла, что и учёным Кичина, строго говоря, не был. В своих книгах и статьях он просто переписывал куски статей по своим культурам из иностранных работ, да и свою работу строил «по образу и подобию».
Когда я закончила аспирантуру, Равкина уже не было в живых, я защищалась без него. А так как Кичине «не нравились» ни аспиранты Александра Соломоновича, ни его единственный сотрудник, то никого из нас на культуре оставлять не собирались; вскоре аспиранты все разошлись и разъехались, ушла и сотрудница, а на все посты назначены были ученики Кичины. По сути, вся коллекция ценнейших образцов смородины приказала долго жить. Бывший аспирант Кичины, Александр Зарубин, получив все блага и московскую прописку (или подмосковную) с чувством выполненного долга перебазировался в куда более спокойное учреждение на пост чиновника (кстати, не только он; ушёл и бывший аспирант Поповой Сергей Резник; насколько мне известно, в отделе осталась из 5-6 бывших аспирантов, поступавших со мной и не только, лишь сотрудница по цветоводству; она пришла чуть позже меня), а смородина оказалась у разбитого корыта… Помню, когда кто-то заикнулся, может, оставить в отделе меня, Кичина сказал; «Чтобы вести научную работу, нужно знать хоть в какой-то степени английский язык, международный научный язык (Кичина им владел), она же его не знает». Я сдавала кандидатский минимум по немецкому языку, и хорошо его знала, с английским тогда ещё дела не имела. Зато уже через пять лет никто не знал его так, как я. И вряд ли будет знать, и не только там. Кто знает хорошо один европейский язык, вполне способен выучить и другой. А языки эти родственные, хоть и отдалённо. Но это только в качестве вступления, чтобы была ясна подоплёка, и откуда мной почерпнута информация.
В бытность мою аспиранткой с земляникой в отделе селекцию земляники вела Ирина Васильевна Попова. Через несколько лет после моего окончания она стала доктором. И.В. Попова была дочерью Марии Николаевны Симоновой, которая начинала работу с этой всеми любимой культурой в этом же учреждении, еще когда оно было опытной станцией (чувствуете преемственность и традиции?). Собственно, уже поэтому институт просто обязан считаться ведущим по культуре земляники! Даже если это совсем не так. У нас принято, что всё самое лучшее в Москве! Ну, может, на худой конец, что-то в С.-Петербурге... Пока я была аспиранткой, я плохо знала работу Ирины Васильевны по землянике, только в общих чертах. Я лучше была осведомлена о работе с крыжовником, который тоже был в её ведении. Его коллекция была рядом с нашими участками, и коллекция была весьма интересная! Больше я таких сортов никогда и нигде не видела. О землянике же я знала отрывочно, в основном из заслушивавшихся годовых отчётов сотрудников и аспирантов. Коллекцию видела только однажды. Конечно, я относилась тогда к ней с глубоким уважением. 
Уже после того, как я оказалась в орловском институте и начала работу с земляникой, у меня появились возможности хорошо узнать работу с культурой и в Москве, и в Брянске (филиал московского института), и в Мичуринске, в НИИГиСПР (институт по генетике и селекции плодовых растений). Вскоре я могла сказать, что наука, именно наука, а не просто селекция, была в наличии, пожалуй, только в последнем институте. В Москве, как и в Орле, это была довольно простая, хоть и полезная, конечно, прикладная, а вернее, даже статистическая работа, связанная с оценкой сортов, – сколько чего, какие оценки, размеры, устойчивость к морозам, болезням, вредителям и т.д.  Т.е. тот же примитив. В частности, та самая Попова определяла проценты гнилых ягод – результат действия разных болезней, т.е. степень поражения ими разных сортов. Селекция успешнее других была в Брянске (С.Д. Айтжанова), но их сорта в Орле чувствовали себя неважно. За исключением 2-3 (урожайные), а по качеству ягод ни один нельзя было назвать хорошим. После ухода Айтжановой дела пошли даже хуже. Как-то я получила несколько сортов и от Поповой. Ни один из них мне не понравился, многие были довольно мелкие, урожайность невысокая, вкус неважный, и масса прочих недостатков. На международном уровне ни один из наших ведущих научных сотрудников по культуре, да и сортов, себя никак не зарекомендовал. Попова, правда, была с научной командировкой в Китае, в глубоко советские времена, и я однажды слышала о ней положительный отзыв, но от сравнительно молодого сотрудника, а они адекватной оценки ещё дать не могут, по себе знаю. Никому не известны и те сотрудники, что работают по землянике теперь. В Брянске уровень селекционной работы вообще упал, как и в Мичуринске. Возможно, в Москве он лучше по сравнению с ними (хотя я почему-то сомневаюсь; сужу по отзывам, что до меня доходят). И даже если лучше, едва ли намного. И едва ли они делают хоть что-то кроме селекции. Ну, и, как я заметила, выращивают старые, и российские, и европейские сорта, которые и при мне не считались особенно уж хорошими – Полька, Хоней и др.. Раздобыли некоторые ремонтантные, теперь это не проблема. Те, которые уже никто не препятствует завозить. Везут их сюда любые заинтересованные владельцы садовых центров: Европе они давно не нужны. Там уровень на порядок выше, а то и на два.
Россия, к сожалению, в значительной степени косная, зашоренная, становящаяся всё более доступной на продажу, страна, где талант окончательно подменён деньгами, воровством и угодничеством, а умных и компетентных людей становится всё меньше; а руководство страны этому попустительствует. Многие в России тоже смотрят на неё чисто потребительски. При этом и в мире всё больше желающих обогащаться на ней, откровенно грабить. Так что нельзя не думать о её будущем с тревогой. А первые в очереди – китайцы, огромная, многонаселённая, граничащая с нашей страна, при этом куда более продвинутая и целеустремлённая! Они рвутся к сотрудничеству, прежде всего ради денег и чтобы приобрести что-то от нас. А вот давать они не сильно настроены… Между прочим, ведущий селекционер Китая тоже нашим сродни, но окружён способными сотрудниками, и так и смотрит, как бы что-то урвать. Это я тоже уже знаю по своему опыту взаимодействия с ним.  От него получить много не удастся. О хитрости китайцев говорят недаром. Они свои интересы блюдут… А у нас интерес только у каждого свой.



Коллаж из отборных гибридов садовой земляники селекции автора, урожайных, крупноплодных, самых разных сроков созревания, от ранних до самых поздних и ремонтантных, плодоносящих с начала августа до морозов