2. О моей недостоверной научной работе, недоучках,

Почему моя работа названа «недостоверной», и кто те судьи, что это определили

Разумеется, они все были объявлены вне закона. В этом институте не полагалось делать того, что отсутствует в журналах. Делай только то, что позволено! В российских институтах делают, похоже, не передовую науку, в ней делают всё, чтобы помешать её делать. Или это особенность конкретно того института, где я работала? Большинство сотрудников делают только чётко очерченный примитив, да ссылаются и переписывают друг у друга то, что уже известно, следуя по «накатанной колее». Причём очень часто делают ошибки в вычислениях, в выводах и совершенно неспособны эти ошибки видеть, ибо не обладают нужными знаниями. И никогда не будут обладать. Если ты не учился, как следует, у тебя нет элементарной базы для этого. Нет базы, не может быть и «надстройки». А хочется самим быть первооткрывателями! Что для этого нужно? Очернить кого-то, кто способен, и присвоить их результаты, идеи, данные, всё, что получится.
Дальше больше – рукописи статей, отправленные мной в журналы, начали «теряться». Например, бесследно исчезли рукописи двух статей, отправленных в московский журнал «Садоводство и виноградарство», одна – на конференцию в Орловский государственный аграрный университет (ГАУ), одна – в мичуринский ГАУ. Одновременно происходила постоянная «чехарда» с директорами в институте – за пять лет сменилось четыре руководителя, и все не имели никакого отношения к науке. Их «ушли» с прежнего места работы, ибо проштрафились… Наконец пожаловал М.Н. Кузнецов – бывший директор «Дома природы». Первое, что он, придя, сделал, это сжёг тарный склад, или, если верить официальной версии, тот сгорел сам, но каким-то чудом все ящики оттуда были вывезены. Иначе, каким бы образом от них не осталось ни кучки пепла?..
Вскоре я закупила рассаду нескольких сортов из Великобритании, чтобы использовать в селекции. Качество ягод у российских сортов (и тех иностранных, которые были в наличии) почти у всех было низким, либо по вкусу, либо по плотности ягод, да и величина оставляла желать лучшего. А чаще по трём показателям. При этом у каждого были ещё и свои какие-то недостатки. У британских недостатки тоже были, но совсем другие, поэтому селекция с их участием должна была стать намного успешнее. Платить мне пришлось из своего кармана. Директор обещал оплатить позже, но, как и следовало ожидать, вовсе не собирался обещание выполнять. Он пришёл в институт единственно га тем, чтобы продвигать и обогащать себя. Это неотъемлемая черта все наших директоров. Этот же, Кузнецов, наконец-то «дорвался», поэтому спешил обеспечить себя по максимуму.
Надо сказать, что с рассадой было всё не так просто. Её доставили из Англии курьерской почтой, и «добиралась» она до нас почти месяц. Когда пришла, наконец, была при последнем издыхании. Ещё дня три уже здесь её не позволяли высадить – ссылались на «карантинные» требования, но сажать-то предстояло как раз на карантинный участок, а все необходимые сертификаты при рассаде имелись. Просто-напросто это был ещё один способ «не допустить», помешать по-настоящему полезной работе. Из зависти. Из подлости. И не в последний раз. Но мне удалось вырастить все полученные сорта, хотя одного или двух сортов осталось по два, а то и по всего одно, почти дохлых растения…
А вот когда я их вырастила, и уже начала селекцию, тут наш всё тот же, уже стряпавший к тому времени «докторскую диссертацию», директор задался целью во что бы то ни стало тут же пустить их в производство, несмотря на запрет международными правилами, и плюнув на «интересы селекции». К тому времени он уже все ягоды продавал налево, а деньги, ничтоже сумняшеся, в основном присваивал, жалуя крошки с «барского стола» ближайшим помощникам. При этом ему и в голову не приходило хотя бы заплатить мне потраченную на них валюту.
Поскольку к активному участию в конференциях внутри страны меня почти не допускали (политика академика Седова и тогда руководителя отдела селекции Князева С.Д., селекционера по чёрной смородине, ибо никто не должен был составлять им, во всём «ведущим», конкуренцию ни в чём!), я начала активно участвовать в международных конференциях, в том числе, в дальнем зарубежье. Разумеется, вся оплата командировок была за мой счёт. Позднее выяснилось, что как только я сдавала документы по командировкам, предприимчивый директор тут же присваивал себе всю причитающуюся валюту за эти командировки. Опять же, похоже, что-то перепадало и его заместителям, экономисту, бухгалтеру – они явно были во всём этом заинтересованы. (Впоследствии, несколько лет спустя, когда я была уже уволена «за прогулы», оказалось, что ни одного моего командировочного документа не смогли найти, как будто я никуда не ездила и ни в каких конференциях не участвовала… А командировок за рубеж было пять или шесть только за годы «правления» директора Кузнецова, до моего увольнения. Уволена я была как раз за то, что однажды, после очередной поездки на международную конференцию в Турцию, отказалась сдать эти документы. Подала заявление на отпуск и уехала. Но заявление директор не подписал, несмотря на то, что никакой нужды во мне на работе на тот момент не было, а в отпуске я не была почти 3 года. И понятно почему – хотел в очередной раз поживиться.
Между тем, опыты закладывать удавалось лишь от случая к случаю. Сорта новые никто не позволял передавать, рукописи в журналы тормозили любыми способами и на всех этапах, гибридные сеянцы для оценки приходилось пристраивать то на овощные сотки, то на дачи, работу «стопорили», а академик Седов откровенно издевательски на каждом ученом совете спрашивал: «Когда будет докторская?» Князев при этом тоже ухмылялся. Лаборантка, единственная и последняя, собралась уходить, поскольку не было ни оплаты, ни условий для работы, отношение становилось хуже некуда. А возможности устроиться на хорошо оплачиваемую работу появились. Наша председатель профсоюзной организации во всём поддерживала Кузнецова, да и Седова с Князевым, как «лидеров» науки.
Что ж, настало время дать оценку «лидерам». Ведущему селекционеру по яблоне Седову Е.Н. и ведущему же селекционеру по чёрной смородине Князеву С.Д. Оба были лживы, завистливы, нетерпимы к любому таланту, который не пашет беспрекословно и не отдаёт все заслуги им.
Наши академики и профессора Седов Е.Н. и Князев С.Д. в селекции своих культур, яблони и чёрной смородины, в начале своей работы мало что сделали сами. Седов сначала использовал и пожинал плоды работы, полученные в Мичуринском ВНИИ садоводства с промежуточными вставочными подвоями яблони, позднее плоды работы В.В. Жданова по отбору сеянцев на устойчивость к парше яблони, а сейчас широко пользуется результатами работы В.В. Кичины с колонновидными яблонями, проведённой во Всероссийском селекционно-технологическом институте садоводства и питомниководства (ВСТИСП) в Москве, и результатами работы с клоновыми (слаборослыми и среднерослыми) подвоями в южных регионах России, которые они оттуда завезли. Князев С.Д. с самого начала и в полном объеме пользовался результатами работы всей жизни Т.П. Огольцовой, его руководителя, по селекции чёрной смородины, а она, в свою очередь, воспользовалась некогда результатами межвидовых скрещиваний, проведенных в Великобритании Элизабет Кип, которые ей предоставил тот же В.В. Кичина. Получив их результаты, они способствовали досрочной «отправке» на пенсию тех, за чей счёт преуспели. Князеву при этом немало помог тот самый академик Седов. Своеобразная «благодарность» труженикам за их многолетний труд паразитами, выросшими за их счёт. А меня всё время заставляли ссылаться на труды той же Т.П. Огольцовой, работу которой по землянике я продолжала, причём на труды несуществующие. Дело в том, что по землянике она опубликовала сравнительно объёмную научную статью, но одну единственную, и на неё ссылка у меня присутствовала везде, где я использовала какие-то её данные и выводы в своих публикациях. Нет, им нужны были ещё ссылки на неё! Не потрудились даже выяснить, а есть ли у неё ещё публикации… Уж очень, видимо, хотелось подчеркнуть незначительность моей собственной работы, да, возможно, хотели, чтобы я ещё сослалась на них самих? Только, к сожалению для них, никакой пользы от их трудов мне не было. И моей работе тоже. К тому же, во многих своих публикациях они только числились соавторами тех, кто эту работу действительно выполнял. И не так уж редко не имели к ней никакого отношения, особенно Князев после того, как стал директором института. Сначала статьи писала Т.П. Огольцова, а он автоматически добавлялся как соавтор, а позже статьи писали ассистенты и ученики, а его включали, как директора для облегчения проталкивания статей в журналы. То же имело место и с Седовым. Я же не имела привычки ссылаться, и уж тем более, не брала в соавторы недоучившихся профессоров только за их должности и звания, которыми они облечены. Не мой стиль.