Медальон

МЕДАЛЬОН


стихотворения


***

То ли эхо, то ли привкус боли,
Отдалённый звук тот затаился,

Точно так – в солдатском медальоне –
Адрес былой жизни сохранился.

***
(Октоих)
Бессмертие ангельское есть жизнь негиблемая,
От Первой жизни всем богатая и присной славой,
Премудрости вечной быть зрителем и светом исполняясь,
Как устоять в этой мере – как смертному гореть свечей неугасимой.

***

Едва облетят и увянут
Цветы засыхающей славы,

Свет будет всецело затянут
Дождей и туман покрывалом,

Неверны богатство и знатность,
Тяжёлой больны суетою,

И тщетна превратная властность.
Под всякой могильной плитою.

***

Клубятся облака, с водой сливаясь,
И к вечеру редеют понемногу,
Листва, как истинные ваий,
Склонилась к твердому порогу.

Взойди наверх в пределах башни
И мудреца почти поклоном
От пересохшей зноем пашни,
Сил поглощённых этим склоном.

Дороги нет средь гор и падей,
Тропинку угадать непросто,
Но превзойди, познанья ради,
Пределы собственного роста.

***
(Иероглиф)
Звуки колокола заблудились в низине,
Говорят, что в столице прошли весенние дожди,
Совсем запущен старый сад,
Воробьи там выводят птенцов,
Ещё зимой стало известно, что друг не придёт.
Стало быть, круги моей жизни всё шире,
А вихрь подобен высокой строке псалма.

***

Потерян счёт деяний и свершений,
Сил поубавилось за день вчерашний,

От плюрализма нет и прока мнений,
И выбор тяготеет зряшный.

Вино, увы, не утоляет жажду,
Лоза поникла ныне без полива,

Но баснописец отделяет правду
Пока в речах она ещё красива.

***

Бедная юность краше богатой старости,
Если только последняя не укротит страсти,

Всегда неизбежны бури на море,
Равно как после радости болезни и горе.

Вот, в вышине облака уже тают,
Ветер крепчает, дожди предвещают

Долгие этот неровный за морем закат,
Просится рифма, ты этому рад,

Только на деле в сомненьях душа,
Радость былая давно здесь ушла.

***

Где облик лун безжизненен и дик
И берега в себе скрывают тьму,
И тишина – тюрьма, скрывающая крик,
Как вожделенный образ обрету?

Рассвету тут не озарить лица,
И стаям птиц неведом вдруг полёт,
Зато реально слово мудреца:
И это тоже всё пройдет…

***

Средь туч найти хоть лучик света,
А так же ангелов полёт,

Задача превосходна эта,
Ведь этим вдохновлён поэт

Во время оно и без она,
Всегда, пока в перстах перо,

И пусть из сажи разведено
В чернильнице его письмо.

***
(Иероглиф)
Одинокий парусник возле причала
Ещё теплет свои огни,
Предзимние обещает быть жестоким,
Но, хочется верить, что не настолько тяжёлым
Как эта новая долгая война.
Но, может быть, я ещё стану этим ветром
И буду шуметь ветвями на своей могиле.

***

И вновь и вновь во мглу одето
Всё то, что вдохновлять должно,

Как призрак миновало лето,
И это даже не смешно.

И снова память при дороге
Как нищенка одна стоит,

И листопад сей недотроге
О том же прошлом говорит.

***

И сам был золотом пленён,
И демиург – твоя эпоха,

А путь снегами убелён,
Пурга сокрыла время вздоха

Последнего… О, времена!
Запечатлела их картина

Всё то, что жаждала страна
И в чём всех бед первопричина.

***
(Иероглиф)
С башни виден запоздавший путник на речном берегу,
Нет лодки, и надежды его напрасны,
Так же, как и было десяток веков назад,
Но если есть вино, ничто не мешает напиться
Здесь же, возле стремительной воды.
Почему-то вспомнился замешивающий глину горшечник
И то, что эта глина когда-то будет осколками.

***

Бывает ненависти ток
Куда сильней иной печали,
Знать подавил жестокий Рок
Всё то, чем явно величали

Творца в начале всех путей,
Сулили будущность пророка
Вне прославления плетей
И величания порока.

О да, о, да, взойди звезда
В границах счастья мирового,
Святой свободы борозда
И виртуала игрового.

Когда бы дар (всегда велик)
Был вознесён не ради славы,
И кто к избраннику приник,
От всякой был спасён расправы.

***
(Октоих)
Небеса умеют веселиться, а горы способны петь,
Ибо жизнь жительствует, а грех пригвождён,
Даже орудие смерти вдруг живоносно,
Почему бы камню не возопить,
А ослице не читать стихи.

***

Свет обнищал, стал сохнуть виноградник,
Дорога заросла высокою травой,
Значенье поменял великим бывший праздник,
Утратила и башня хваленья высотой.

Когда и почему здесь вкралась та измена,
Исследуют ещё, пребудет смысл один,
Что виноградник сей лишь жанра перемена
Среди богатых почв и прочих палестин.

В истории наук печален стиль прозренья,
И глубина и высь превзойдены умом,
И сохнет человек как хрупкое растенье,
И сердцу всё равно, что сбудется потом.

***

И вихрь уляжется кромешный,
Но чем остаток был богат,
Когда во тьме повсюду внешней
Стал возрастать древесный сад –

По сути тёмный, без цветенья,
Явленья жизненных плодов,
И лишь ложился мёртвой тенью
На след всех каторжных трудов.

***
(Иероглиф)
Весна внушает безумие,
Это не то, что одинокий журавль в осеннем небе,
Запах разложения перебивает ранние цветы,
А неожиданные заморозки и вовсе грозят убить их.
Даже луна не напоминает осень.
Отрок Авель уходит в поля очень рано,
Потому что любит этот весенний свет.

***

Сама себе чума и пир
И ядом древним в преизбытке
Полна грядущая на мир
Подобно изощрённой пытке

Та чаша гнева свысока,
Что вызревала в преисподней,
И ожидала все века
Великой правоты Господней.

И вдохновенье не при чём,
И мор со всадником бледнеет,
А суд с законом-палачом
За промышленьем не поспеет.

Лишь пламя выступит как соль,
И суть вещей не применится,
Когда божественная боль
Преобразит все эти лица.

***

Золотая осень слева или справа,
То, что всегда было – много или мало,
Может, мрачный замок, барская усадьба
Или запорожцев роковая свадьба.

Или ностальгия, жертвоприношенье,
И по благодати вечной успенье,
Этот правый смысл, «Маша, я Дубровский!»
Выстрел отдалённый вроде из винтовки.

Из глухой мортиры, ржавой канонерки,
Где архив музейный до последней сверки
Всей житейской скукой, несомненной тайной,
На поверку, впрочем, не оригинальной,

Истощенной оды, где грустил Тургенев,
Там, где Свидригайлов из былых злодеев,
В самое предзимье, в золотую осень
Перед снегопадом среди тех же сосен.

***
(Иероглиф)
К развалинам стен приникла свежая трава,
Ничто не может истребить её рост,
Никакой солнцепёк не в силах испепелить
То, что укоренено в сердце земли,
В отличие от этой бренной плоти.
Каин зажигает свечу под спудом,
Но не в силах разобрать новые письмена.

КОВЕР

Былой безбрежности пространства 
Не отдаю уже я честь,
Где обелисков, их убранства
Во веки вечные не счесть.

Стремленья воли и свободы
В границах мира и судьбы
Всей участию роковою
Исполнят вещие суды,

Когда шумят себе народы
И всуе собраны на брань
Ещё от Каина породы,
Чтоб испытать на прочность ткань

Времён от праведной десницы
И сокрушенье и разор,
И промысла любой страницы,
Где славы вечной и позор

Беспамятства столько долго длится,
И ризы древние как встарь
За полночь примутся струиться,
В них облечётся государь,

Чьё восхожденье неприметно,
И странен этот разговор,
И вновь уже ветхозаветно
Сплетён для вечности ковёр.

***

И всей безбрежности пустыни
Ветхозаветная мечта,
И всех оазисов твердыни
Читаются ещё с листа

Пока век гаджетов и цифры
Заветом страшным не взошёл
Движеньем заострённой бритвы…
И всю органику не смёл.

***
(Иероглиф)
Знойный ветер колеблет пшеницу
И стебли её, ложась на землю, желтеют,
Всё поле уйдёт на уплату налога,
Но у пришельца из города
До Нового года зерно будет в избытке.
Одно беспокоит: брат Ламех в окрестностях
Сочиняет свою новую песнь.

***

Пророка нет в отечестве своём,
Но мёд горчит великого изгнанья,
И времени таинственный проём
Святится правдой. Только нет названья

Всему, что завтра, кажется, грядет,
Что созидается уже однажды,
Пророка нет. Но тот же яд и цвет
Здесь ожидают настоящей жажды.

***
(Октоих)
Цветы небесные посещают птенцы гнезда ангельского,
И даже трава сельная ликует подлежащим огню естеством,
Сочти же, смертный, каждый волосок своей главы
                в гребне твоего Владыки.

***

Пейзаж, увы, однообразен:
Домишки, лошади, комар,
Хотя ещё не безобразен,
Уже и в этом высший дар.

Умерь обыденную скуку
И равнодушия урон,
Простри свою скупую руку –
Твоё вино и хлеб и сон…

***
(Иероглиф)
Там, где не сажал, родилась полынь,
Горечь её имеет невиданную крепость,
Потому и гибнет моя орхидея,
Хотя друзья смеются над моим страхом
Перед столь нужной прополкой.
Почему же так много говорится о моей воле,
О том, что человек свободен?

***

А что дальше? Дальше – больше:
Ветер, веющий по саду
На Тамани или в Польше,
Весть и миру, весть и граду,

В несомненной перспективе
Побеждается усталость,
Только смерти средостенье
Победить ещё осталось.

***

Как розы возложат на грудь,
Да будь хоть трижды ты поэт,
Не говори «когда-нибудь»,
Истлеет свиток этих лет.
 
В чём оправданье или честь,
Восстал из прошлого солдат,
Его костей уже не счесть,
Его имён забытый ряд

Берёшь из кладезя всех звёзд
И безымянных всех могил,
Где смысл яростно тверёз
Как отзвук древних Фермопил.

***

Распустилась как тюльпаны
То ли мир, то ли война,
Народились вдруг Иваны
Для былого ремесла,

Время убивает скуку
Цифра рядится в число,
Радость вся объемлет муку,
Всё становится легко

И подвластно осмысленью:
Это девять, это пять,
Это вспышка, озаренье,
Пусть ещё не благодать.

Пусть не трогает сомненье,
Не грохочет пустота,
Это только одно мненье
Да истории верста.

Жить нельзя нам без идеи,
Жаль, теряли мы её
В химзащите, в портупее,
В галстуке заподлицо,

Это были лишь гримасы
Да времён жестокий сплин,
Что тебе все эти массы,
Пред историей один

Вновь поднялся из окопа,
Лишь мгновения свистят,
Ждать осталось здесь немного,
Журавли уже летят,

Столько лет ведь ожидали
В своём избранном строю,
Их священные медали
Довершат число в раю,

В том нетленно пополненье,
Ведь без оного светло
Здесь не будет, вне сомненья,
Свято это ремесло.

***
(Иероглиф)
Северный ветер заострён как боевой меч,
В этом селении не осталось ни одного целого дома,
Только печные трубы говорят, что здесь была жизнь,
Толстый ватник лучше старой шинели,
Ещё вчера он грел моего врага.
Вокруг нет никаких стен,
Не изобразишь ничей лик даже в  виде граффити.

***

Пусть эхо бродило полвека,
Но снова вернулось в поля,
Без рифмы и без человека,
Уже ни о чём не моля,

Тебя провожала на битву
Последняя наша родня,
И нет подходящей молитвы
В упряжке стального коня.

Но тени зачем-то плясали
Пока догорала свеча,
И каплями воска упали,
Разгрузкой с чужого плеча

Слова о войне и о мире,
О будущем славном страны,
Где в старом досоафовском тире
Все счастливо будут равны.

***

Известно то, известно это,
Мой друг, закат опять хорош,
Пусть позабыта та планета,
Где сеяли когда-то рожь.

Да, не изгнанию судьбины
Был родствен тот приговор,
Мы не познали вкус чужбины,
Но был не столь велик зазор

Меж этой правдой, тем сомненьем…
Тома поэзии темны
Словами как обремененьем
Давно утраченной страны.

***
(Октоих)
Постаревшая тень способна оказывать сопротивленье
                свету до самого исхода дня,
Этот сад скрывает чье-то сердце в наступающей тьме,
                только оно и умеет ещё различать
градации этой тьмы и степень наступления огня.

***

Не проси теперь уже ответа
Вот от этой рощи золотой
В рифму опять просится «планета»
В жизни этой, правда, городской

Вавилон всегда был беспределен,
Полон старой правды и добра –
Всей торговле изначально верен,
Кодексу мамоны. Неспроста

Всё грядущее его паденье
Станет ещё сагой мировой,
В рифмы теперь просится «сомненье»,
Задней прогони её ногой.

***
(Иероглиф)
Эти цветы словно бы уже не цветы,
Даже туман стал похож на маскировочную сеть,
Только вода ещё пока остаётся водой,
Но на этом пути её всё трудней найти
Среди сгоревших от солнцепёка берегов.
К ежедневной жажде невозможно привыкнуть,
Она словно крик, которому нет конца.

***

В этом мире чужая страна
Не равна понятийному ряду,

Если чаша с избытком полна,
И являет былую отраву

Всё собрание подлинных книг,
Только истинность требует меры,

И для времени длительный миг
Тоже требует подлинной веры.

Назовешь тогда здесь же своим
То, что крови впитало немало

В кривизне этих древних руин
И в новейшее это лекало.

***

Неизбежна расплата за свет,
Впрочем, вовсе и не коммунальная,
По прошествии множества лет
Без процентов уже номинальная.

Оплатить кто бы мог тот кредит,
Устоять на краю мироздания,
Видишь время, как пламя, летит
На последнее страха собрание…

***

Так же замечательны своими изваяньями
Жемчуга культуры с теми же названьями,

И от «Бедной Лизы» странствует «Дубровский»
С «Капитанской дочкой» в той же постановке.

Только всё накрылось тем же «Тихим Доном»,
Чёрным-чёрным солнцем вдруг заговорённым,

И с тех пор тропинки этим «Русским лесом»
Следуют за тем же вещим интересом.
 
***
(Иероглиф)
Полночь не скроет свою луну как фонарь,
Ныне самая тёмная ночь и есть благо,
Потому что смерть гуляет сверху,
Имея крайне острое зрение,
Зевая, пишу письмо домой.
Увы, эти чернила тоже истлеют,
Даже если они в электронном виде

***

Одинакова всем честь
Выпадала на дуэли,

Секунданты просмотрели
То, что пороха не счесть,

Весть грядет о результате
На пространстве всей страны,

И во правящей палате
Далеко не все равны,

Буду-будут в средней школе
Драму эту изучать.

И Шекспиру поневоле
Можно будет доверять,

То, что был клинок отравлен,
Ядом полон пистолет,

Пред судьбой не всякий равен,
Это помнят много лет.

Что там было в самом деле,
Кто варил зловещий яд,

Не узнать в истлевшем теле,
Но трагедии ведь рад

Всякий зритель и читатель,
И не важен здесь обман,

И Макбет лишь испытатель,
Жертвою – Кориолан.

И Шекспира изначально
Не уймёшь святую дрожь,

Если крайне всё печально,
Значит, царствуешь-живёшь.

***
(Октоих)
Свят одушевлённый храм,
Но был поругание человекам и смех врагам,
Только роса свыше может освободить от отчаяния
Идущего к гробу от прещений суда достойного.

***

Это море тонет в звёздах,
Звёзд, увы, не сосчитать,
Затаилась в этих грёзах
Истинная благодать.

Юность, старость, беспредельность,
Словно нет всему конца,
В этом, собственно, и ценность
Всей поэзии с листа,

Всей цены и упоенья
Этой истиной простой,
Бесконечности мгновенья,
Осени лишь золотой,

Словно не взойдут метели
На последний твой порог,
Оправдает в самом деле
Опьяненья властный рок,

Пусть не грезы вдохновенья
Тому праведной виной,
Но история сомненья
Станет книгой роковой.

***

О самом главном незаметно
То ли сказать, то ли пропеть,
И промолчать уже ответно,
И говорить ещё не сметь.

Поэзии златые горы
Сбирают вещие ветра.
И дышат мирозданья поры,
Застыла славная пора,

Звенит и лука Одиссея
Неповрежденной тетива,
И краски зацвели дисплея,
Что были чёрными вчера.

Таков астральный этот омут,
В нём не звучит былая речь,
И парадоксом этим тронут
Поэт желает всё сберечь,

Но властвует неумолимо
Над ним самим его судьба
Бравадою священной Рима,
И нет покоя, лишь борьба

Лишает истинного слова
И истощает этот дар,
И над котлом всё так же снова
Клубится призраками пар.

***
(Иероглиф)
Мудрец говорит, что никакая птица,
Улетев на свободу, не вернётся в клетку,
Но ведь любой птице нужно вить гнездо
Даже если вокруг чёрные сучья сгоревшего леса.
После сильного дождя вода будет чёрной.
Когда-то пришлось читать, что вселенная пуста,
В ней слишком мало материи.

***

Осенним днём в огнях и дыме,
Пусть не Венеция, не Рим,
Слова бесхитростно простые
И жанра вовсе не мейнстрим,

Очарование без блеска,
Но такова здесь полнота,
Заката русского полоска
Как несомненность бытия.

***

Соткать из мрамора и света
Границы неба и земли,
Быть может, ярче, чем комета,
Как полотно уже сплели -

Всю ткань уже прошедшей жизни
И отблеск  той же мишуры,
Как дань неведомой отчизне,
Завоевавшей все миры.

***

Созреет древо в тишине,
Под ним приют для духовидца,
В неведомой пока стране,
Где в ликах проступают лица.

И где равнина среди гор
Являет избранным оазис,
И где Грааль и Святогор
Чисты от грешных несуразиц.

И вновь последний гимн земной
Во всяком гласе воцарится,
И хлебом, как тобой и мной,
Взрастёт небесная пшеница.

***

В том бесконечном разговоре
Важна и сельная трава,
В стране огромной на просторе
Древа не только на дрова

Взросли с невиданным избытком
Для сени рощ, златых дубрав,
И драгоценным блещет слитком
Всех красок неизбывный сплав.

И медный колокол в затворе
Уже не просто осерчал,
Но, растворяя радость в горе,
Во всей вселенной зазвучал.

***
(Октоих)

От стражи утренней до самой ночи
не оскудевает упование моё,
и лик человеческий зрим как силы ангельские,
и небо не более, чем свиток,
и преходяще времени текучее естество.