Дочь Монтесумы

 Часть 2, часть 1 выше

Тебе дали это войско против желания многих,
ты убедила совет своими медовыми речами, и никто
не стал слушать нас, стоявших за дружбу и союз с
белыми людьми, сыновьями бога. Ты удалилась – и
двадцать тысяч воинов, цвет нашего народа, последовали за тобой в Теночтитлан. Где теперь эти люди?
Я скажу вам. Сотни две из них притащились домой,
а все остальные носятся сейчас в воздухе в зобах у
коршунов или ползают по земле в животах у шакалов.
Ты увела их на смерть, и они все погибли. Две ваших
жизни за жизнь двадцати тысяч наших отцов, сыновей
и братьев – недорогая плата! Но мы не требуем даже
этого. Здесь, рядом со мной, стоят посланцы Малинцина, вождя теулей, прибывшие к нам час назад. Вот
что говорит Малинцин, слушайте его слова:
«Выдайте мне Отоми, дочь Монтесумы, вместе с
ее любовником, предателем теулем, сбежавшим от
справедливой кары за свои преступления, и я буду великодушен к вам, люди отоми. Но если вы спрячете их
или откажетесь выдать, Город Сосен постигнет судьба Теночтитлана, владыки всех городов. Выбирайте
между моей милостью и моим гневом, люди отоми!
Если вы подчинитесь, прошлое будет забыто, и моя
власть будет для вас легка. Если же вы отвергнете
мою милость, я разрушу ваш город и даже имя ваше
сотру со скрижалей земли».
– Скажите, посланники Малинцина, – обратился
Махтла к тласкаланцам, – так ли сказал Малинцин?
– Это его слова, Махтла, – ответил глашатай послов.
Снова в толпе началось волнение. Послышались
возгласы:
– Выдать их! Выдайте их Малинцину как залог мира!
Отоми шагнула вперед, и снова воцарилась тишина. Все хотели услышать ее ответ.
– Народ отоми! – заговорила она. – Я вижу, что мои
подданные сегодня судят меня и моего мужа. Хорошо, я женщина, но я буду говорить в свою защиту, как
умею, и вы, народ мой, рассудите нас с Махтлой и его
друзьями, Малинцином и тласкаланцами.
Чем мы вас обидели? Да, мы приходили к вам по
приказу Куитлауака просить у вас помощи в войне с
теулями. Но что я тогда говорила? Я говорила, что если народы Анауака не выступят все вместе против белых людей, их сломают поодиночке, как стрелы, выдернутые из общей связки, и бросят в огонь. Разве я
вам солгала? Нет, я сказала правду, потому что из-за
предательства отдельных племен, а главное – из-за
предательства тласкаланцев Анауак пал и Теночтит-
лан обратился в руины, усеянные мертвецами, как поле маисом.
– Верно! Это правда! – послышались крики.
– Да, люди отоми, это правда. Но если бы воины
всех племен Анауака сражались так же, как сражались сыны моего народа, все было бы иначе. Но они
погибли, и теперь вы хотите из-за этого выдать нас нашим врагам, которые их убили. Я не оплакиваю павших, хотя среди них немало людей моей крови. Сдержите свой гнев и слушайте! Я не оплакиваю их потому,
что лучше со славою пасть в бою и обрести бессмертие в Обиталище Солнца, чем жить рабами, как вы
этого, кажется, хотите, люди отоми. Я не сказала вам
ни слова неправды. Малинцин уже сломал те стрелы,
которые направлял в грудь Куаутемока, бросил их в
огонь, и теперь теули варят на них похлебку. Изменники, друзья теулей, уже превратились в их рабов. Разве вы не слышали приказа Малинцина? Он повелел
всем союзным племенам работать в каменоломнях и
на улицах Теночтитлана, пока разрушенный им город
снова не поднимется над водой во всем своем великолепии. Может быть, вы, люди отоми, тоже хотите
там проливать пот, не зная отдыха и получая в награду только плети надсмотрщиков и проклятия теулей?
Тогда торопитесь, храбрые горцы! Конечно! Ведь ваши руки привыкли к заступам и лопатам, а не к лукам
и копьям. Вам, видно, милее исполнять все желания
и повеления Малинцина, умножая его богатства под
палящим солнцем долин или в сырости каменоломен,
чем свободно жить среди этих гор, где до сих пор еще
не ступала вражеская нога.
Отоми на мгновение умолкла. Рокот смущения
и беспокойства пробежал по многотысячной толпе.
Махтла вышел вперед и хотел что-то сказать, но его
не стали слушать. Народ кричал:
– Отоми! Отоми! Пусть говорит Отоми!
– Благодарю тебя, мой народ! – продолжала она. –
Мне еще многое надо сказать. Итак, наше преступление заключается в том, что мы повели за собой войско на бой с теулями. Но как мы это сделали? Разве я
приказала вам встать в строй и идти? Нет, я объяснила вам все и сказала: «Решайте сами!» Вы сами сделали выбор и сами послали отряды этих славных воинов, которые погибли. Значит, мое преступление состоит в том, что вы сделали неверный выбор, хотя я
думаю, что он был правильным. Значит, за это вы хотите сейчас выдать меня и моего мужа как залог миролюбия теулям? Слушайте! Прежде чем вы нас предадите и наши уста умолкнут навеки, я хочу рассказать вам правду об этой войне. С чего начать? Я не
знаю. Я родила сына. Если бы он остался жив, он стал
бы вашим принцем. Мой мальчик умер в дни осады,
он умирал у меня на глазах от голода день за днем,
час за часом… Но кто я такая, чтобы жаловаться, чтобы оплакивать своего сына, когда тысячи ваших сыновей погибли и вы кричите, что мои руки запятнаны
их кровью? Я расскажу вам о другом. Слушайте!..
И Отоми продолжала свой страшный рассказ. Жгучими словами описывала она ужасы осады, зверства
испанцев и славные подвиги воинов отоми, которыми
я командовал. Она говорила целый час, и вся огромная толпа жадно ловила каждое ее слово. Отоми рассказала также о моем участии в схватках, и то один,
то другой из воинов, сражавшийся вместе со мной и
чудом избежавший смерти от голода или в бою, выкрикивал из толпы:
– Правда, все правда! Я это видел сам!
– И, наконец, – продолжала Отоми, – все было кончено: Теночтитлан обращен в развалины, мой брат
император, славный Куаутемок, стал пленником Малинцина, а вместе с ним мой муж теуль, моя сестра, я
сама и еще многие другие. Малинцин поклялся обходиться с Куаутемоком и всеми его ближними как подобает их высокому званию. Знаете, как он сдержал
свою клятву? Через несколько дней нашего императора Куаутемока посадили на кресло пыток. Рабы жгли
его горящими углями, чтобы он сказал, где спрятаны
сокровища Монтесумы! О, вы можете сколько угодно
кричать теперь: «Позор! Позор!» Вы закричите еще
громче, когда узнаете, что пытали не только Куаутемока. Здесь перед вами лежит один из тех, кто страдал рядом с ним и тоже не проронил ни слова. Даже я, женщина и ваша принцесса, была приговорена
к пыткам! Но узнайте все до конца. Мы бежали, когда
смерть уже стояла на пороге, ибо я сказала моему мужу, что у людей отоми верные сердца и они не предадут нас в беде. Я верила! Только потому я, Отоми, переоделась в наряд продажной девки и бежала вместе
с ним. Но если бы я знала, что мне доведется увидеть
здесь и услышать, если бы я только думала, как вы
нас встретите, я бы скорей умерла сто раз, только бы
не стоять вот так перед вами и не молить вас о жалости!
О, народ мой, народ мой, взываю к тебе! Отвергни
лживых теулей! Оставайся всегда свободным и гордым! Твои плечи не для рабского ярма, твои сыновья
и дочери слишком благородны, чтобы сделаться слугами и забавой для чужестранцев. Бойтесь Малинцина! Не верьте ему! Многие ваши воины погибли, но
тысячи и тысячи живы. Здесь, в вашем горном гнезде, вы можете разгромить всех теулей Анауака, как
в прошлом лживые тласкаланцы громили здесь ацтеков. Но тогда тласкаланцы были свободны, а теперь
это племя рабов. Может быть, вы завидуете их раб-
ской доле? О, народ мой, народ мой! Не думайте, что
я защищаю себя или своего мужа, который мне дороже всего, кроме чести. Неужели вы надеялись, что
сможете отдать нас живыми этим псам-тласкаланцам,
которых Малинцин послал к вам, чтобы вас унизить?
Смотрите!
Отоми подобрала с каменной платформы брошенное в нее копье и подняла его высоко над головой.
– Вот оружие, которое нам послал какой-то милосердный друг, и если вы откажете нам в защите, мы
умрем у вас на глазах. Тогда отошлите, если желаете, наши тела Малинцину как залог своего миролюбия. Но ради вашего блага заклинаю, послушайте меня! Не верьте Малинцину, и если даже вам придется
потом умереть, умрите свободными людьми, а не рабами теулей. Взгляните на его милосердные дела –
такая же награда ждет и вас, если вы послушаетесь
Махтлу!
Приблизившись к моим носилкам, Отоми быстро
сдернула с меня одежду, сняла повязки и полуобнаженного поставила на здоровую ногу.
– Смотрите! – закричала она исступленно, указывая на мои шрамы и открытые раны на лице и ногах. –
Смотрите, вот что делают теуля и тласкаланцы! Вот
что ожидает того, кто сдается им на милость. Покоряйтесь, если хотите, выдавайте нас, если хотите, но
говорю вам: тогда ваши тела будут истерзаны точно
так же! Тогда ненасытные праздные теули будут пытать вас, пока не отнимут последнюю крупицу золота
и не обратят в рабство последнего мужчину и последнюю женщину.
Умолкнув, Отоми осторожно опустила меня на землю, потому что сам я не держался на ногах, и встала
надо мной с копьем в руке, готовая вонзить его в мое
сердце, если народ все же решит выдать нас посланцам Кортеса.
Мгновение стояла тишина, затем вся площадь сразу огласилась воплями и криками, в десять раз более громкими, чем прежде. Но теперь в них не было угрозы для нас. Отоми победила. Ее благородные
слова, ее красота, рассказ о наших злоключениях и
вид моих ран сделали свое дело. Теперь народ был
полон ярости к теулям и их помощникам тласкаланцам, в борьбе с которыми погибли воины отоми. Никогда еще разум и красноречие женщины не производили столь разительной перемены. Люди стонали, раздирали на себе одежды и потрясали оружием. Махтла несколько раз пытался заговорить, но его стащили
вниз, и он бросился бежать, спасая свою жизнь. Теперь гнев толпы обрушился на послов тласкаланцев.
– Вот вам наш ответ Малинцину! – кричали отоми,
избивая их палками. – Вон отсюда, собаки! Бегите к
своему хозяину!
Так их выгнали из Города Сосен, и толпа на площади постепенно успокоилась. Тогда один из знатнейших вождей приблизился к Отоми, поцеловал ей руку
и проговорил:
– Принцесса, мы твои дети и мы будем стоять за тебя насмерть, ибо ты вдохнула в наши тела новую душу. Ты справедливо сказала: лучше умереть свободными, чем жить рабами!
– Вот видишь, муж мой, – обратилась ко мне Отоми, – я не ошиблась, когда говорила тебе, что мой народ верен и справедлив. Но теперь нам придется готовиться к войне. Дело зашло слишком далеко, отступать уже поздно. Когда весть обо всем этом дойдет до
ушей Малинцина, он разъярится, как пума, у которой
отняли детеныша. А сейчас пойдем отдохнем, я очень
устала.
– Отоми, – сказал я, – ты самая великая женщина,
какая когда-либо жила на свете.
– Не знаю, муж мой, не знаю, – ответила она, улыбаясь, – но раз мне удалось спасти твою жизнь и заслужить твою похвалу – я довольна.
Хагард