Miriam Van hee Мириам Ван хее

Рис. Гл. Сильвестровой

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мириам Ван хее – известная поэтесса нынешней Фландрии. Она родилась в 1952 г. в Генте. Ее поэзия была отмечена многими литературными премиями – в Бельгии, в Нидерландах, во Франции. Стихи Мириам Ван хее переводились на немецкий, французский, испанский, английский, шведский, польский, литовский языки. Несколько ее стихотворений опубликовал московский журнал Иностранная литература. В 2009 ее сборник-билингва вышел в Москве в издательстве «Летний сад». Эти стихотворения составляют наибольшую часть настоящей публикации.

     Современное искусство часто подчеркнуто ограничивает себя в выразительных средствах. Это своего рода стремление к элитарности – в противовес бесстыдному недержанию и агрессивной навязчивости массовой культуры, от которой сейчас уже практически нигде нельзя скрыться.
     Формальная простота современного искусства, однако, обманчива. Если продукция массовой культуры рассчитана на бездумное и безвольное потребление зрителями или слушателями, то современное серьезное искусство заставляет обращаться к контексту, конструировать который каждому приходится самостоятельно. Художник во многих случаях ограничивается тем, что берет на себя своего рода роль детонатора.
     Классическое искусство кажется нам самодостаточным. Оно уже не зависит от контекста: за многие годы своего существования оно включило, и продолжает включать, в себя социальный и культурный контекст безостановочно текущего времени. Современное же искусство – это комментарий к необъятному контексту современной культуры, давно вышедшей за рамки национальных, исторических и прочих границ. Произведение современного искусства часто не может, и не хочет, обращаться к людям вообще, к человечеству в целом – как это было, например, в «Оде к радости» из «Девятой симфонии» Бетховена. Оно претендует на внимание отдельного человека. Это искусство не объединяет, но разъединяет людей, выступая тем самым жизненно необходимым лекарством против тоталитаристской общности – смертельной, и смертоносной, болезни нашего времени.
     В отличие от религии, пусть даже обращающейся лично к каждому, но всегда направленной на приведение к некоему общему знаменателю, современное искусство, выделяя конкретного зрителя или слушателя, своими лучшими достижениями тем не менее вовлекает людей в некое множество, не позволяя при этом сформулировать основную идею или принцип подобной общности. В чем же все-таки суть такого объединения?
     Произведение современного искусства фокусирует в себе сугубо индивидуальное восприятие социокультурного контекста, к которому мы все так или иначе причастны. Оно помогает, и призывает, обнаружить новые свойства, новые особенности безграничной и бесконечной личности – в каждом, кто вступает с ним в диалог. Такое искусство побуждает нас заново переживать окружающий нас внешний контекст, от которого мы так часто хотим отстраниться, и вновь возвращает каждого из нас к самому себе, воздействуя и на наши чувства, активнейшую часть нашего существа, и на наше сознание, откликающееся на рискованные интеллектуальные провокации и неожиданные аллюзии.
     Такое искусство сознательно противопоставляет себя стихии, и тем самым – традиции. Потому что традиция это тоже своего рода стихия. В западноевропейском словесном искусстве поэт ни в коей мере не претендует на то, чтобы выступать «орудием языка» (Бродский), но свободно (свободный стих) использует языковой арсенал, чтобы создавать именно то, что он хочет, оставаясь независимым от метра, размера, рифм и, если нужно, даже грамматики.
     О рифме нужно сказать особо. Западноевропейские языки, с их сведенной к абсолютному минимуму системой флексий, давно уже оставили рифме область ностальгического пассеизма или пародии. Русский язык, более архаический, в основном всё еще пребывает в русле поэтики XIX в. Отсюда, кстати, неизбежность возникавших, и возникающих, в угоду рифме (!) досадных казусов в стихах даже самых прославленных мастеров русской поэзии.
     Русское стихотворение, в силу специфики языка, неизбежно строится на сплетении спрягаемых и склоняемых слов; оно противится разрывам и напоминает пейзаж. Именно поэтому, кстати, столь значительное место занимает пейзаж в русском  художественном слове. Стремление расширить возможности стиха, максимально включить в него культурный контекст приводит к яркой и пышной барочности (Бахыт Кенжеев). В западноевропейских языках, не знающих падежных изменений (исключая немецкий), стихотворение способно расти как кристалл. Оно может совершенно естественно выявляться в нескольких измерениях. Существительные, с их неизменной формой в любой позиции, на протяжении всего стихотворения сохраняют свое автономное значение и расцвечиваются связанными с ними словами и смыслами.
     Отсутствие внешне навязываемых параметров размера и рифмы дает возможность бесконечно варьировать ритм и звучание. Строфическая организация, окказиональные внутренние (и внешние) рифмы, ассонансы и консонансы придают стиху свойства музыкального произведения, давно уже не подчиняющегося требованиям ладотональности.

     Стихам Мириам Ван хее свойственны эти особенности. Они лишены внешних поэтических признаков, привычных для русского читателя. В ее стихах постепенно исчезают заглавные буквы, почти отсутствует пунктуация, и это сближает их с разговорной речью, где, как известно, нет ни того, ни другого. Эти качества заставляют воспринимать стихи как фрагменты контекста, в котором поэт и читатель могут найти друг друга. Отметим, что русский язык, в отличие от аналитического нидерландского (английского, французского), вынуждает прибегать к знакам пунктуации значительно чаще.
     Стихи Мириам Ван хее естественны и красивы, они лаконичны и сдержанны. Подкупает их женская отзывчивость и изящество. За внешней простотой языка и кажущимся спокойствием слога стоят острота чувств, искренность и непосредственность. Внутренний мир поэтессы драматически отражает реальность, вступает с ней в диалог, противостоит ей, сливается с нею. Ее поэзия почти всегда вопрошает. Вопрос – это изумление, шаг к творчеству. Всякий ответ – всегда банальность. Мириам Ван хее задумывается, размышляет, вглядывается в мир, полный отчаяния и надежды. Ее стихи меланхоличны, но не сентиментальны.
     Мириам Ван хее по профессии славистка. Она переводила на нидерландский язык русских поэтов, в частности Ахматову и Мандельштама. Ей близка Россия, она многое видела там и часто возвращалась туда в своих стихах. В них есть горе и радость, в них есть печаль – но та, о которой она могла бы сказать словами Пушкина: «печаль моя светла».
     Мириам Ван хее пользуется неброскими поэтическими средствами. У нее есть излюбленный набор реалий, постоянно присутствующих в ее поэзии. Это обыденные, подчас мимолетные, образы: окно, ветер, поезд, велосипед, лист бумаги, время, свет, снег, ступени. Это своего рода символы, иероглифы, рисующие темы отсутствия, стремления, одиночества. Так, в японской поэзии, например, сосна – всегда ожидание (оба иероглифа читаются одинаково).
     Окно – промежуточное состояние, граница между внешним и внутренним, это ощущение себя одновременно и внутри – и снаружи, это возможность взгляда на нечто иное, зримое – и недостижимое, взгляда на внутренний мир чувств поэта (и читателя) – и на внешнюю реальность.
     Велосипед – родной, привычный предмет, позволяющий отдаляться от непосредственно окружающей реальности, и в то же время одна из наиболее характерных черт этой (европейской) реальности.
     Снег – нетронутость, высшее счастье – но и невозможность общения, томительное чувство беспомощности; успокаивающее ощущение безопасности – и стремление к другим горизонтам, к поиску приключений. Заснеженный ландшафт кажется простым, обозримым, спокойным. Весь окружающий мир почти стерт с лица земли (один из критиков вспоминает в связи с этим бескрайние снежные равнины «Доктора Живаго»). Но спокойствие это кажущееся. Образная и ритмическая энергия строк превращает снег в метафору отчаяния и надежды.
     Свет – зримое время, одна из наиболее емких и выразительных метафор Ван хее.
     Частые противопоставления «здесь» – и «там», «я» – и «ты» подчеркивают драматизм ощущения реальности диалога – и невозможности выйти за рамки собственной личности, собственного внутреннего мира, всегда включающего в себя мир внешний. Мотив неопределенности, двойственности явственно звучит в творчестве Мириам Ван хее. При этом ее стихи со всей искренностью направлены на поиск контакта с реальностью. Мир поэта существует словно вровень с миром читателя.
     Упрощенная форма, отсутствие пунктуации лишают стих атрибутов внешней выразительности, усиливая неопределенность. Настраивая свой внутренний мир в соответствии с внутренним миром автора, читатель приходит к ассоциациям, внезапно раскрывающим смысл на первый взгляд герметически закрытого текста.
     Стихи Мириам Ван хее внешне воспроизводят спонтанный наплыв мыслей и чувств, порождающих неожиданные, вроде бы не связанные друг с другом ассоциации. Всё словно бы неопределенно и необязательно. Но это только на первый взгляд. Драмы, незаметные для посторонних, наполняют жизнь. Ее пульс бьется в стихах. Их трепетный, богатый образно-звуковой строй волнующе ясен и убедителен.

     «Скромный ужин». Скучная, статичная картина семейного ужина в будничной, безрадостной обстановке – и ощущение счастья в мчащемся поезде. Но при этом – лампа (свет), мелькающие светлые пятна рук, прочитываемые блики на кольцах, хлеб и наконец стук ножей и вилок, перекликающийся со стуком колес воображаемого вечернего (свет дня погас) поезда. Хлеб и руки – устойчивая метафора Тайной вечери. Стихотворение создает амбивалентный образ слияния незримого блаженства созерцательной сосредоточенности – и радости движения в неопределенном стремлении к неясному счастью.
     «Где была я в те дни» – обращенный к самой себе, не имеющий ответа пронзительный вопрос души, безвыходно причастной чужому горю. Мы видим Ленинград 1930-х гг., Анну Ахматову, бредущую к Крестам, слышим шорох шин «черных марусь».
     «Рёбра – красивейшая часть скелета». Парадоксальная красота смерти как части вечного движения – прилива и отлива – жизни. Неназванное в стихотворении Рождество («минус-прием» Ю. М. Лотмана) противостоит трагическому мотиву вывозимых на открытых грузовиках трупов замученных в газовых камерах узников. Это небольшое стихотворение поразительно по емкости образов, охватывающих жизнь, смерть и все четыре стихии: землю, воздух, воду и также не названный здесь огонь печей крематория.
     «На скоростной дороге». Мчаться по дорогам в машине – проноситься в пространстве. Промелькнувший пёс, неподвижно стоящий на веранде придорожного дома, с той же скоростью мчится во времени, уносится в прошлое, в «другую страну», неотделимую от той, в которой мы существуем.
     Присущая стихам Мириам Ван хее неотделимость внутреннего и внешнего, напряженность между полюсами внутри – и снаружи с особенной силой проявляется в цикле «Другая страна», давшем название одному из ее поэтических сборников. 

     Несколько слов о переводе. Его можно сравнить с фотографией. В процессе работы над переводом черты оригинала проступают, как при проявлении фотопленки. Но фотография – это всегда фотография. Она способна искусно передавать, и даже подчеркивать, черты оригинала, но все-таки она существует в ином пространстве. Это всегда модель, но она должна максимально воссоздавать смысловое и формальное богатство оригинала.

     Д. Сильвестров

Мириам Ван хее

Перевод с нидерландского

*  *  *

Всё ещё тяжко
гнетёт и докучно
зима

и всё же нечего
жаловаться –
то порой приласкают,
примут, а то и поймут,
нет, и вправду
нечего жаловаться

терпеливым домашним животным
я провела
эту долгую зиму.

ГРАНИЦА

Недвижно вечер
сошёл на землю –
ни взмаха руки, никого
в саду, ни газеты
брошенной, ничего,
только тающий запах
волглой пшеницы.

И вот вдруг,
как свет наутро,
листва открывается
вздоху ветра.

И мы смеёмся,
вовсю смеёмся.

СКРОМНЫЙ УЖИН

За столом под лампой
молча едим, наши руки
светлыми пятнами появляются, исчезают;
наши пальцы в кольцах небрежно
с верным хлебом играют.

Никакой радости, ничего необычного
в стуке наших
ножей и вилок.

И, конечно, мы знать не знаем
счастья тех, кто
в вечернем поезде едет.

*  *  *
где была я в те дни
что она торопливо шла по набережной
в сумерках и во тьме
её скорбные брови едва различимы
средь теней
домов и пальто, следы её ног
на снегу торопливы,
неровны, словно она всё ещё
могла ошибиться дверью

и если я не была там
кто для неё эти свечи
зажёг, кто вино и
убогую койку согрел?

и когда чёрные фуры* шурша,
шепотком, проезжали по снегу
и ступеньки скрипели от страха
кто, кто говорил ей:
не бойся, это всего лишь на крыши
снег наметает, и треск
льда долетает с реки?
___________________
* Стихи об Анне Ахматовой. «Чёрная фура» – это, конечно же, «воронок».

*  *  *
ещё миг
и вечерний поезд сдвигается
как гардина

но не бойся
не думай о теле
съёжившемся в этой долгой ночи
не думай о жалком велосипеде
в это утро наполненное отчаяньем
не думай о кошках сторожко
ступающих по росистой траве

не бойся
в моих волосах ещё сохранилось тепло
твоего дыханья и в комнате
ещё слышен твой голос
как в раковине слышится море

*  *  *
из-за того, что ни с кем
не разделишь: страха
прячущегося за пригоршнею
привычек, за слабой надеждой;
из-за того, что
отчаявшись бродила по улицам,
плакала я, да и

что тут cкажешь
когда деревья
шелестя уплывают к закату
и становится грустно оттого
что пишу, одна, среди ночи?

*  *  *
когда, я спрашиваю,
мы с тобой будем снова
идти рука об руку
и растрачивать время
на разговоры, мерные
всплески вёсел

когда мы с тобой будем снова
лежать безмолвно
в ночи
безбрежной?

*  *  *
это всё уже позади
дыханье уже в другие стороны

редкие автомобили
шуршащие на дороге и как
свет падал на письменный стол
как мы на трамвае по старым
улицам проезжали
и ночью как наши холодные руки
границы любви
разглаживали на простынях

это всё уже позади
и этого не вернуть
как запах ветра
в курортных городках где когда-то
самозабвенно мы на причаливающие
и отчаливающие пароходы смотрели

ЛАГЕРЬ

так он стоит столько лет
замерший в полдень
ветер не стонет в деревьях
из терпеливой земли
рельсы и колеи
грузовиков аккуратно
убрали

так он стоит столько лет
не у дел, скорбно свидетельствуя
хотя – сколько страданий
так и не обрели голоса?

тяжко стоит он здесь
столько лет, каждый день
болью мучая спину
ландшафта

*  *  *
что я там никогда не ходила
утром во мгле
что всегда хорошо сшитую
одежду носила что книжки
читала которые были моими
что я никогда не крала

что не была обречена делать выбор.

«DER UNBEKANNTE H;FTLING»*

смотри как я корчусь
в тщетной попытке
распрямить свое тело

как я забыл
скрежет колёс
запах одиноких перронов
в свете безвыходной ночи

как пожитки мои
таяли, даже мысли мои
не принадлежат мне, мои пальцы
сжимают платок со
скомканным горем

и мой рот уже не врата
языку, на котором привычно
было мне говорить, с которым
я обращался нежно и обходительно,
как с другом в застолье

так я живу, так
ртом хватаю вечерний воздух
______________________
* «Безвестный узник» (нем.).

*  *  *
здесь мы останемся на зиму
и изо дня в день
будем наши усталые руки
упражнять совершенствуя
свою подпись

и если когда-нибудь отсюда уедем
то где как не в жалких залах
ожидания, под узким трамвайным навесом
покой мы отыщем?

и средь зверей нам не место:
чего нам не хватает –
крепкой шкуры,
хлопанья крыльев

ОСЕНЬ

осень всего прекрасней
когда то что уже бесполезно
цветом одето и ветер
дерзко окно распахнув, со стола
неотправленные письма
сметает

свет хиреет и увядает
на склонах, даль тускнеет,
простыни отсыревают
сжимаешь губы

одинока и cкоротечна
осень вдруг пред рассветом
в западне первого снега

ЗИМА

время медленно скользит час за часом
в существованье где речь
почти уже невозможна где смеха
не слышно где больны
молчаньем

в существованье где ночи
проводишь без сна в ожиданье
того что не сбудется, в мыслях
о шумных тротуарах и нежных
пререканиях под мостами

медленно падает снег в палисадник
и странное сочетанье неверия
и желанья удерживает нас
как если б мы видели белые,
уплывающие пароходы

*  *  *
что я хочу здесь понять
больше чем вслушиваясь
в пастуха и собаку

чему я хочу научиться
больше чем медленнее
натирать на ногах мозоли

что я хочу здесь найти
больше чем путь сюда
к тени каштанов

*  *  *
снег повсюду всё тот же,
кажется ей, только здесь
он куда глубже,
и дворы тогда
сплошь квадраты, и улицы
неизмеримо длинны

только здесь лежит он так долго,
и поэтому нет здесь велосипедов,
этой отрады,
которую медленно
снегом у стен заносит

*  *  *
затерянная, в ловушке
всей этой белизны, кругом
головы втянуты в плечи
чёрные воротники вкось
чтоб защититься от снега

месяцами прижимать к уху
замёрзшую руку
вслушиваясь в слабый шорох
за поворотом, в громкие
капли весны

*  *  *
где ты лежишь теперь, вслушиваясь
в белизну и безжизненность
за окном, в машины
по заснеженной улице

вот так всегда со мной, говоришь,
как потерянная перчатка
где уже не осталось тепла

где ты лежишь, сама себя спрашиваешь,
в этой дали от дома, в этой зимней постели
где стены несообразны с окном
за которым снуют воробьи и деревья
по весне тоскуют

*  *  *
ты что ж никогда не существовал?
и не говори нет или прежде
не подсчитывай ночи, шезлонги,
вино, осколки

вспомни вечер на крыше,
ветер весело овевавший ноги
улицы все в недвижных
набухающих вишнёвых деревьях
и сады были наполнены шёпотом
и любовь, затеплившись, дрогнула
как в занавесках на окнах
луч рассвета

*  *  *
что было – писала
в стоявшей машине
смотрела, уставившись в окна,
не зажгут ли там свет

что было – стояла
перед пустыми витринами, свет
показывался из-за поворота,
по утрам люди нелепо молчали
за столиками на площади

что моё, даже если
этого никогда бы и не бывало:
на коньках по льду
ночью, с ногами в тепле,
вместе со всеми, раскачиваясь
в автобусе, вид
сквозь заиндевевшие окна –
мы, ликующие среди этого снега

*  *  *
опасение, риски
ветер бьёт в ставни
башни над городом и над ними
зимнее небо и голодные птицы

верить в то, во что хочется
верить, как заболевший ребёнок
смотреть в окно –

чтоб пошёл снег
чтоб все поиски прекратились

*  *  *
я вижу перед собой только
картину которой не дам
исчезнуть: на крышах
первый снег в этом году
приковавший нас
к окнам – внизу сразу
замедлившееся движенье

мы пили кофе, считали
деньги, которыми мы сводили
концы с концами, и говорили
о загранице: там ли был
выход, потом смеялись,
потом снова нет, потому что
это был уже больше не ты
это была уже больше не я

МАСАДА

в пустыне
зимою что летом
ветер и солнце, вороны
хлопают крыльями, тени
перемещают время

нам не уйти друг от друга
всё слышно
бряцанье оружия
приказ и молитва
нам видно друг друга
и вскоре
им или нам быть
на тонущем корабле

мир что-то готовит
неприступных твердынь не бывает

*  *  *
время дня когда ты
садишься в автобус,
набережные, текстильные фабрики
проплывают в вечерних сумерках
футбольные поля, пустыри
где дети резвятся и их именами
наполняется вечер

когда ко всему готова:
к мостам, остановкам,
объездам

будущее в твоих руках
провозглашает афиша
и эта вечерняя синь
этот автобус к центру

*  *  *
рёбра – красивейшая
часть скелета, наводят на мысль
о крыльях, о некоем виде
аккордеона, что жизнь вдыхает и выдыхает,
их всего лучше видно
у изголодавшихся или в общей могиле
это морщины моря
когда оно накатывает и отступает
на песок, это ломкие ветки
деревьев, когда их
на открытых грузовиках увозят

ДЕНЬГИ НА ПУТЕШЕСТВИЯ

он говорит что имеет опыт
он говорит что нам нужно
довольствоваться малыми улучшениями
он взвешивает слова и хранит их
в регистрах ллойда он иногда
задаёт вопросы но
знать ничего не хочет

мы люди другого склада
в загробную жизнь мы не верим
мы не спим и мы ищем
счастья мы ссоримся
и признаём что мы виноваты
мы идем на риск
и мы платим

ВОСКРЕСЕНЬЕ

говоришь, тебе нужно время
знаю, говорю я, но думаю
только сколько же
его и какого:
томительного рассвета
сквозь шторы,
наших прогулок
у воды или боли
твоих отлучек

я говорю я люблю шелест
дождя в деревьях
звонкую дробь пинг-понга

ты молчишь и я задуваю свечи
убираю со стола посуду
кто-то играет на фортепиано
нескончаемо всё одно и то же

ВЕСНА НА СКИЛДЕРССТРААТ*

я увидела тебя на той стороне
словно ты вышел из
бомбоубежища: осторожно и изумлённо
глядя на залитые светом стены домов
всё ещё в своём длинном зимнем пальто
я могла бы подать тебе знак
я могла бы тебя окликнуть
улица была как вода между нами

позади меня мамы сидели в парке
окружавшем музей, шлёпали
своих малышей, те верещали
время спасло меня,
расстояние, эти строки
_________________________
* Улица Живописца, в Антверпене.

*  *  *
будем молчать
разговаривать выберу
то или это
и жить с тем что
невозможно решить

как за ночь погода
меняется и наутро
льёт дождь
как поезда исчезают
в туннеле так
я ничего не знаю

LE TREPORT*

постой, говорит
не уходи
я никогда тебя раньше не видел
с этой гаванью позади
с чайками над головой

и вот непонятно зачем
мы остались на взморье
чайки что-то искали:
судно уже ушедшее в море –
это время
куда-то уходит
наши жизни уносит с собою

мы это чувствовали
и сопротивлялись не долго
ибо делалось всё холодней
мы искали поесть и
пристанища на ночь
как чайки ведь завтра
будет ещё один день
хотя кто поручится
____________________
* Трепор – приморский город в Нормандии.

*  *  *
я сошла с поезда, ты
стоял на перроне, меня
ожидая, люди
спешили домой
или куда-то ещё
их несло прочь
как шалые листья
по улочкам узким

был первый холодный день
птицы тянулись на юг
мы согревали
руки свои друг о друга

вот-вот снег повалит
и мы ведь смертны

*  *  *
заполночь,
мы не спим, мы смотрим
в окно на город
мы живём высоко, как на деревьях,
внизу останавливается машина
у светофора, смотри, говорю,
луна, но я знаю:
это лампа на кухне, её отблеск
в размывчивой голубизне,
скоро утро

перечисляешь причины
чтоб уйти и одну 
чтоб остаться, мы соглашаемся
всякий день на отсрочку, и вот
живём, как между зелёным и красным

ПОНЕДЕЛЬНИК, УТРО, AMERIKALEI*

я всё ещё жду автобуса
я всё ещё могу взять,
или пусть лежит, отвернуться
или всё так же смотреть на рекламы
может, ветер уляжется
может, дождь пойдёт
и я смогу спрятаться, словно
я всё ещё с этим не
справилась, не могу решить
за какой стол, чью руку
и с какими словами

я живу тем что время уходит
___________________
* Американский бульвар.

ПОНЕДЕЛЬНИК

можно сто раз
открывать, закрывать окно,
заваривать кофе, брать почту
делать покупки
и не находить себе места

дело не в том
сколько раз сесть за стол
и пробовать написать
стихотворение о себе
как о ком-то
ничему не причастном

кто-то может потерпеть неудачу
и так всё и оставить

ВТОРНИК

вторник, зима
без просвета
в привокзальном буфете
всё к рождеству украшают
согреваются чашками кофе
кто-то читает комиксы и хохочет
на стенах фотографии:
две пропавшие девочки

у меня девочка тоже, читает
на постель забравшись с ногами
или волосы в ванной
бесконечно расчёсывает, не говорит
мне, счастлива ли она
поймёт это потом,
я думаю о ней,
хотя этого, может, так мало

ВТОРНИК ИЛИ СРЕДА

вторник или среда
я опять тебя упустила
я валяюсь в постели, гляжу
в свет за окном
с зимы на весну
то ли у меня выходной, то ли больна
то ли у меня всё не так,
а у других всё как надо

ты сказал, что не можешь
ничего обещать, мне не нужно было
настаивать, всё и так ясно

о чём в развешанном белье шепчет ветер
и вода, капающая из крана?

фонари на улицах зажигают так рано

СРЕДА

он привёз меня на машине
в город, шёл дождь
мост через лейе* был поднят
мы поспорили из-за того,
какие места в кино лучше
потом он по телефону сказал
твой голос какой-то чужой
и не может ли он зайти попозже

в окно видела я
прохожих, дождь
прекратился, и дамбы
не прорвало, и меня
не спасли
_______________________
* Река Лейе протекает через Гент, родной город Мириам Ван хее.

ЧЕТВЕРГ

я ехала в поезде в город
на работу, поля пшеницы
за окном скользили,
деревья были зелёные, влажные
с ночи, воздух, казалось,
был написан ван гогом
неопределённый, зыбкий

рука тянулась к бумаге
но слова не шли
я думала о тебе и
о связи вещей друг с другом
о том, что ты не здесь,
а бог знает где, что поэтому
я смотрю на деревья,
поля пшеницы и воздух,
и что всё это грустно,
преходяще, прекрасно

ПЯТНИЦА

ночь перевалила за половину
по радио на фортепиано
играли баха

я не хотела лечь спать
хотела дождаться, чтоб ты пришёл
и увидел, вдруг
и сам ты этого хочешь, и вот

утро застало крыши
в снегу, что к полудню
уже растаял

СУББОТА

писать как напиться,
холода, времени,
голода не замечать
свет в окно льющийся
жадно ловить
весну неприметную
чувствовать, откапывать
то, что зарыто,
читать по руке, открывать
делиться с другими

писать как напиться
чтоб не оставаться одной

*  *  *
снять комнату на море
чтобы смотреть на бесконечность
на воду, что подходит, уходит
подступает, откатывается
будто, будто играет

на тех кто идёт против ветра
и их беззвучные крики

чтоб возвращаться домой, обещанья
бросая на ветер и письма
писать, в отчаянье и
в изнеможенье, в надежде
на ответ на понимание
или непонимание

*  *  *
я однажды купила книгу кому-то
но уже было поздно
я оставила её как подкидыша
на остановке трамвая
и наутро
она исчезла

но всё ж не совсем, потому что
после всех этих лет я вижу
как она лежит завёрнутая в голубую бумагу
перевязанная серебряной лентой

стояла осень, почти стемнело
и я помню что думала
теперь мне уже туда нет ходу
но шла, ветер
взметал вверх листья
и опять, и опять они вниз летели

*  *  *
она сказала: любовь не отделить
от измены, припомнила и другие
детали нашего прошлого
когда это звалось не любовью
но солидарностью, не счастьем
но избранным тоном
которого следовало держаться,
когда же это не получилось, и мы,
бедные золотоискатели
искали покоя, друзей,
дом, чтобы там поселиться

что она поняла теперь,
мне уже всё равно

что это была измена
и значит – любовь
которая нас опьяняла
и отрезвляла, лишала сна
всего лишала, исчерпала наш голос
вывела нас на свет
и ввергла во тьму

ПРОЩАНЬЕ В ПОЛЕССКОМ*, 1994 г.

раз уж идти всегда лучше
чем стоять они и решили
не дожидаться автобуса
и вот они мерно идут себе
в даль, большими глазами
животные смотрят им вслед

они расставались
удерживая хоть на миг
то что сейчас распадётся
не плачь, говорили они
потому что слова лучше
чем тишина

малый идёт им навстречу
в резиновых сапогах по грязи
тащит ведро в поле
до вечера, должно быть, дотянет
________________________
* Полесское – б. районный центр в зоне Чернобыля.

ФОТО*

может, сестра или дядя
или та девочка которая плакала
но потом с собой справилась
нет, и та девочка тоже нет

может все-таки кто-то
остался в живых, словно смерть
остальных перенести
тогда будет легче
как фильм не кончается
без развязки
и дети не засыпают
если не зажечь для них лампу

кто-то должен заставить перенести
то что непереносимо
кто-то должен покупать свечи
и хризантемы, ведь уже осень
кто-то должен снимать
кто-то писать стихи
__________________
* Мотивом для стихотворения послужило фото Беллы и Жанин Готтайнер из составленной Сержем Кларсфельдом «Памятной книги об еврейских детях, депортированных из Франции» (Serge Klarsfeld. «Le m;morial des enfants juifs d;port;s de France». 1994).

ОТПУСК

мы ещё походили немного по саду
хотелось увидеть барсука, светлячков
услыхать крик совы, сказать
самое главное
но ветер промчался
в соснах, словно поезд
пронёсся и мы почувствовали себя
оставшимися на перроне
смотри, ты сказал ещё, солнце ползёт
но ползла тень

а потом мы сложили стулья
туфли убрали с травы
и зажгли в доме свет

ГОРА

мы решили взобраться на гору
наверху дом виднелся
нам хотелось до него добраться
я сказала что счастлива
молча дал ты мне птичьи перья
голубое, бурое, белое

дом был необитаем
везде росла ежевика
мы так и не отыскали дорогу
вниз, поднялся ветер
и мы стали корить
друг друга

но теперь, когда едем мимо,
мы показываем друзьям эту гору
как страну, отвоёванную от врагов
показываешь кому-то

а где-нибудь ещё должны быть
те птичьи перья, белое, бурое,
голубое, и наверно найти их можно

ЛЕТНЕЕ УТРО В СЕНТ-КРУА

как тишину можно выразить
через ветер, дождь, взмаx крыла
и грузовик вдалеке,
который ползёт по склону,
перемещая собою землю

так время – через всё более долгие дни
простоту – через запутанность
и любовь – через мгновенье
которое ты колеблешься
у распахнутой двери, впускающей вдруг
блёклый свет, и оглядываешься:
куда же я делась?

ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР В СЕНТ-КРУА

там где мы их не ждали
стояли пирамидальные тополи,
с их шелестящей речью, радостной
и затаённой, в листве их
был свет ушедшего дня
их узкие витражи
теплом одаряли долину

мы стояли, бесследные
в этом вечере, мы не ждали, мы жили
в этой нежной затерянности
в этом тополином свете

LE GARDON DE SAINTE-CROIX*

мальчик у куста лещины
швыряет камушки в воду
как гуляет, ездит на велосипеде
или пропадает куда-то

кто-то зовёт его
манит, вот-вот будут гости
все сядут есть и пить
но и вода его манит

так и стоят они между
неподвижностью и движением
мальчик, швыряющий камни
и я, что зову его
и пытаюсь отвлечь полотенцем
и сухою одеждой,
и мы оба правы, а солнце
идёт к закату и день этот
не вернётся больше
______________________
* Речка Гардон близ местечка Сент-Круа, на юге Франции.

LA VALLEE FRANCAISE*

это древняя затерянная земля
прежде бывшая частью
океанского дна

это каменные дубы
это взбалмошный ветер
срывающий с них листву
и если даже они
этого не хотят, тем не менее
всё ему позволяют
и шелестят

это камни
свергающиеся вниз
но очертанья
остаются всё те же

это пусть непригодная
но родимая почва

это не место покоя, это
затерянная земля
прежде бывшая частью
океанского дна
___________________
* Долина на юге Франции.

ПЛАТАНЫ ПЕРЕД ВОКЗАЛОМ В НИМЕ

в их кожу въелись морщины
они состарились и умрут
как и мы, но без страха
словно что-то знали
чего мы не знаем

вот пора и прощаться
буря, поезда сходят с рельс
всегдашнее беспокойство,
спокойствия можно достигнуть
но только как, как
стать подобным деревьям

я чувствовала что опишу всё это
(потому что всё таким было
каким не могло остаться)
то, как мы здесь сидели
под платанами на скамейке
как сияло солнце, собака
с лаем гонялась за голубями

НА ТЕРРАСЕ В НИМЕ

мы сели на солнце
и спросили чего-нибудь выпить
не испытывая особенной жажды
порою тень пальмы
по лицу моему скользила
мы было заговорили но ты
был немногословен и сдержан
словно свет этот
и на твоё прошлое падал

так что я сама отвечала
и сама задавала вопросы
и мне всё больше казалось
что мы раньше здесь были,
знал ли ты, когда это было
во вторую ли,
в третью зиму
и было ли это счастьем

но я и сама это знала
ты тогда тоже свой стул
от меня отодвинул
чтоб совсем уж
сидеть на солнце

БЕЗ СНА

ночью проснувшись
когда никак не заснуть
я касаюсь тебя
большого, спящего рядом
бывает, ты отворачиваешься,
утомлённый, словно давая понять,
что я ошиблась

а то вдруг прижмёшься
и я лежу до рассвета
впитывая твоё тепло своей кожей
и думаю что когда-нибудь
я тебя потеряю – ты об этом не говоришь
но и не споришь –
ты уйдёшь, поселившись
там наверху на не знающих тени
известковых плато где всегда ветер
где летний дождь бесследно
в земле исчезает

МАЙ, ШОССЕ А 75

запах цветущего дрока
наводит на мысль о москве
так пахло на аэродроме, в метро
или это были дорожки
после ливня, который не мог
никогда никого удержать
от его ралли к тому,
что прошло или чего не достигнуть

лишь на мгновение можно
быть под властью
чего-то другого, разбитое
попробовать собрать
воедино, осторожно,
не торопясь, среди луж
найти всё же дорожку

я пишу это не для того чтоб сказать
что мне это удалось или что я там
побывала но чтобы своё бытие
собрать воедино

РИСУНОК

в конце концов мы всегда хотим снова
увидеть всё то же: дом средь деревьев
как все дети рисуют без устали:
окно, дверь, черепичная крыша
за окном семья и конечно
прежде всего не забудем трубу,
из которой дым вьётся спиралью
пустые места заполняют горы
там и сям птица
ну и может быть снег, из-за чего
внутри станет ещё теплее

вот ещё один лист
но здесь что-то не так, посредине
снова тот же дом средь деревьев, окно,
дверь, черепичная крыша и
телефонные провода – пририсовываем
или всё же так оставим?

РЕСТОРАН

спрашивается, о чём
говорят в ресторанах
в ожиданье блюда
о любви, наверно, о счастье
о последнем увиденном фильме

лучше всего было
не спрашивать ни о чём,
не открывать своих карт

вечер был так прозрачен
как вода, внизу меж камней
было видно как плавали рыбы
мальчик кормил хлебом
уток, главное было –
кто выиграл, кто проиграл

сосны стали совсем тёмно-синими
взошла луна, лай собак
размечал расстоянья

СКАЗКИ

я пошла за тобой
но тебя не нашла
ветер нещадно дул
холод шёл от земли

мне вспомнились сказки
где сделавший что-то не так
обращается в дерево или в камень

но я не верила в сказки,
я верила во времена года, в день
и ночь, в сейчас и в когда-нибудь,
когда-нибудь я найду тебя

пустоту нужно было заполнить,
и чтоб ветер улёгся и солнце
как луч прожектора
заскользило по склонам

LES GORGES DU TARN*

нет, не страх, но скорее
словно себя успокаиваешь,
чтоб увидеть там внизу реку
беззвучно петляющую,
рядом – дорогу,
игрушечные автомобили

грустно потому что там нет
нас, потому что нигде
не были мы так одни и так вместе
как здесь, и это голубое небо
мы задаём вопросы
которые совсем не вопросы
наши жизни под солнцем
все эти куда и откуда
_________________________
* Каньон на юге Франции, по которому течет река Тарн.

РОЖДЕСТВО 1995 г.

мы смотрели в глубину
на воду и нам казалось
что кто-то невидимо
уложил её там меж склонов
зеленоватую, синюю
неподвижную но
мы знали

что не скала
разобьёт надвое реку
но вода – гору как когда-то
случится когда ни нас уже
ни детей наших давно не будет
ни их детей тоже но в такие дали
не хотелось заходить в своих мыслях

мы не знали даже где они
были: сидели у себя в комнате
за столом под лампой?
или у окна и смотрели
как подвижный свет,
предваряя солнце, сквозь облака
пробивался? по нам скучали?

было рождество, было тихо
внизу там река лежала
донесётся ли до нас лай собаки
шум какой-либо
или ещё что-то?

было рождество
было время, оно там лежало
было днём меньше
было днём больше

ЗИМА НА ЮГЕ

я представила себе ветер
без кустов и деревьев
и солнце без нашей кожи

и увидела как ты бежишь
раскинув в стороны руки
словно хотел расстаться
с землёй словно пробовал ветер

там далеко за горами
где-то должно быть море
но его нам не видно

и я подумала, как бы всё это было
глубокая синь воздуха
и пурпур наших теней
на снегу

НА СКОРОСТНОЙ ДОРОЕ

мы увидели пса на веранде
было утро, морозно и всё же
дверь за ним
была полуоткрыта,
рядом с домом стояли сосны,
снег лежал на ветвях
давая знать
откуда дул ветер

было воскресенье, утро
из его и из нашей жизни
он стоял так тихо
словно конь на лугу
и прочь уносился

мы час а то и больше
молчали, потом
я взяла бумагу и написала
пёс стоял на веранде
было утро, морозно,
мы неслись вдаль
по дорогам

НА ВОКЗАЛЕ, ВЕЧЕР

дёргающиеся рекламы
и в этом свете возникают
и вновь исчезают
лица ждущих

в городе мир
вечерний звон колоколов
свет в домах зажигают
телевизоры смотрят

иногда без объявления
проходят в сумерках поезда
монотонно стучат колеса
по рельсам везут куда-то
зерно или песок, оружие,
безбилетников

в крови однажды
прилипли к буферу
пух и перья и

хоть бы дождь, нет
который день дует восточный ветер
ночью показались звезды
и луна была похожа на землю
с её горами, долинами, с её
зимним светом и с её тайной

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

дети вместе уснули
в большой постели
телевизионным экраном
комната освещена
как земля луною

спят все наши раны
в этом свете, падающем
на них, на дома, где мы
раньше жили

l’heure bleuе*, скажет кто-то,
но что это собственно значит?
светает, день на пороге,
время, видим, от нас уходит,
голубоватое,
соединяющее нас у окна

цапля на той стороне
канала, холод, луна
________________________
* Голубой час (фр.), сумерки.

СВЕТ

свет другого времени года,
пышный, белый, проник
в комнату и скользит
медленно дальше над шкафом,
русским чайником, падает
на фото семьи
вкруг стола, летний день:
печенье, лимонад
медленными глотками

свет не даёт утешенья
мы это знали,
он меняется,
исчезает и возвращается

независимо от печали

ПРОИСШЕСТВИЕ

что проходит перед глазами и нас
сна лишает, проходит
не перед глазами

мы всегда возвращаемся
в комнату с видом
на поезда и железнодорожную насыпь
без обоев и штор,
где постоянно видны были
эти деревья, эта ветла,
которую надо было спилить:
мы боялись, что её свалит
ветром и она упадёт нам на крышу
мы искали единодушия
но о том, что нам снилось, ночью,
молчали

так что всё это было не ветер
и не деревья

там и ночью был свет
потому что за садом
была сортировочная,
где поезда на части делили,
их отводили в тупик
и о них забывали

нет, не поезда
и не холода того года
когда замерзали стрелки
и снежные хлопья падали
на мою дочь, что спала
у меня на руках, я шла
с ней домой, за углом
стояла машина, и я вдруг поняла
что ей ещё больше нужно
будет моей заботы, и ещё

что всё имеет оборотную сторону,
что снег, который так мирно,
неспешно падал,
скрывая слякоть на улицах,
всё еще сохранял следы,
свежие, выдававшие, что кто-то
передо мной вошёл в дом

ШКОЛЬНЫЙ ДВОР

/по картине Дженни Монтиньи*/

кто-то избрал это место
милое, освещённое солнцем

везде что-то, здесь – игровая площадка
старые деревья, дети,
голубоватые тени, сентябрь
листья над головами детей
источают свет, как созвездия

что они говорили?
куда ушли?
кто их отсюда увёл?
кто потом запер ворота?

кто-то изобразил этот двор
потому что он снова исчезнет
и ничего не останется – мы же
видим детей, листву,
это милое место
освещённое солнцем
перед тем как оно навсегда исчезло
_____________________
* Жанна (Дженни) Монтиньи (1875–1937), бельгийская художница-люминистка.

ЗИМНИЙ ЛАНДШАФТ ИЗ ОКНА ВАГОНА

что движется: дым,
велосипедист на работу,
мой взгляд по полям

как собрать воедино
всё что позади остается?

города, деревушки, иней
на крышах
фазана бегущего через поле

и всё то чего я не вижу:
комнату и в ней кто-то
плачет навзрыд как ребёнок но
там не ребёнок

лес где охотники
и егеря рыщут,
и чего я не слышу: их сторожкую поступь,
шорох, рассветный выстрел,
вспорх, кровь стучащую
в сердце

что движется: поезд
стук колес

боль – от мыслей
приходящих на фоне
ландшафта

ЭКЕРЕН*, ВОСКРЕСЕНЬЕ

сад усыпан листвой
машина проезжает по мокрой
дороге

печь никак не растопим,
в комнате вьются слова:
дом, предназначенье,
любимый, ребенок

что толку в воспоминаниях?

на стену дома напротив
падает солнечный блик, высоко,
там пустое место

внизу под окном
стоит велосипед
две кошки сидят
ждут чтобы их в дом
впустили
________________________
* Деревня километрах в 20 от Антверпена.

СОН

я всматривалась в себя и знала
что может случиться:
в комнате грянет выстрел, открытый
мой рот, книга падает на пол, разорванный переплёт
это выглядело бы самоубийством

но всё-таки был ещё шанс
тень мелькнула на лестнице
за средним из окон – кто-то
одетый по моде прошлого века,
я закричала, и ты положил
свою руку на мои губы, прогнал
мой страх поцелуем

ты сказал, так кричат только индейцы
и что ты опять спас мою жизнь
с чем я согласилась, но долго потом
лежала без сна, спрашивая себя,
где же ты был, почему
не мог прийти раньше,
и что за книгу одна в эту ночь я читала
в комнате, где никогда не бывала

БРЮССЕЛЬ, JARDIN BOTANIQUE*

хочешь быть чему-то причастной
а это так утомляет

из сидящих за столом кто-то спрашивает:
что значит трансцендентное, и ты смотришь
на остатки еды на тарелках, снаружи
взметнулись вдруг листья
будет дождь, думаешь ты, и говоришь себе
что ничего не боишься, в чужой стране, ночью,
и кто-то спрашивает о преходящем,
не борясь ли против него ты пишешь?
и если нет, то может это род терапии?

и ты представляешь себе каучуковые деревья
в тропиках, воркующих голубей
и каучуковые деревья
________________________
* Ботанический сад (фр.).

ДАВИД ГАРЕДЖА* (ГРУЗИЯ)

так я себе представляла когда-то
душу: словно страну
покинутую обитателями,
пустые дома у откоса

горы скрывают умерших,
даль, страну которую видишь
но больше не слышишь,
кадры фильма без звука

но она все ещё простирается
на ветру, горы держат её
на месте, чередуются
дни и ночи

и порой пробегает собака
по заглохшей уже колее
и ты думаешь: у собаки
тоже есть дом, разве не так

что у собаки тоже есть дом
_________________________
* Грандиозный комплекс пещерных монастырей VI в., расположенный в 60 км к юго-востоку от Тбилиси; до 1988 г. использовался в качестве артиллерийского полигона.

ПРОЩАНИЕ

он сфотографировал нас
под дождём, на перроне,
мы показали ему, где живут наши дети:
“ginder”* – он счёл это слово
великолепным, помахал нам
и, спиной к движенью, поехал на север

так всегда на вокзалах:
у нас было время и не было слов,
дождь лил, “ginder” было так далеко

мы слышали ветер над нами
мы слышали время без нас
________________________
* Прощание на вокзале в Генте с другом, африканером, для которого (как, впрочем, и для голландцев) употребляемое фламандцами слово «ginder» [«вон там»] звучит архаически.

ПУТЕШЕСТВИЯ

лошади паслись парами на лугу
коровы по семь или восемь
овец и не сосчитаешь
поезд шёл слишком быстро

а ещё видели цапель, добрый
знак, счастье, птиц
на коньке крыши, мальчонку
на велосипеде, женщину в поле,
не отрываясь, читали ветер

цель меняли на средство,
там на здесь, на место
у окна, чтоб смотреть наружу,
считать коров, лошадей,
спрашивать:
что чувствуют ласточки
собираясь в стаю
высоко на проводах
над землёю

У БОРТА

ты стояла у поручней и смотрела
на проплывающий берег, вечер
думала об отце
и о матери
даль не расширялась: всюду
есть пути, и на воде даже

ты выискивала внизу, в пене
знаки, слыхала, говорили:
глубина манит, так и видишь,
что туда можешь прыгнуть,
и не почувствуешь боли, мгновенье
и тебя нет, исчезнуть
в своих стихах, навеки

но ты всё думала об отце
и о матери
с которой была ребёнком
с которой было и в шторм не страшно,
тогда цепи бились о пирс
ты хотела увидеть другие страны

ты хотела исчезнуть
чтоб затем быть найденной снова
здесь на палубе, этой темной ночью

ВЕСНА

весна, черепичные крыши
высыхают на солнце
мы долго ждали
сидя в машине
слушая, как дождь бил по крыше
(и это всё было
ставшее нашим время)

весна, в лесу
папоротники раскручивают
свои скрипичные завитки,
на столбах, свисая,
зелёные стеклянные капли
изоляторов блещут

хорошо вот так ждать
смотреть, слушать

и знать, что есть вещи, которые
солнечный свет вбирают
как делали это до нас
и как будут делать
когда нас больше не будет, свет
никуда не исчезнет

ПАСХА

то и дело подходишь к окну:
всё ли по-прежнему, ветхий

надгробный камень в саду, два кипариса,
внизу деревенские крыши, приходит

на ум, что и чёрный котёнок тут где-то,
раз уж ты его ждёшь

дождь прошёл, и дорога змеёю
блестит меж каштанов

пар изо рта, возвращаешься в комнату,
места себе не находишь, и вот

пишешь, что видишь, и кто-то прочтёт
и скажет тогда тебе, кто ты

ЛЕТО В ДЕРЕВНЕ

сын спросил, а зачем это
гулять, и никто
не знал, и оса
угодила в варенье
кошка нацеливалась на ящерицу
трактор вдалеке
взад-вперёд ползал

ты пошёл ко мне
но прошёл позади меня,
там лежали в траве
инструменты

по радио пели русскую песню
про черёмуху в цвету,
про диких гусей

когда долго ждёшь
радость отсвечивает печалью

СБОР ЕЖЕВИКИ

/моей дочери брегье/

выбери тёплый денёк в сентябре, в начале,
с шелестящими тополями, светом
идущим сквозь марлю,
всеми окнами настежь

в полдень, когда сосед отдыхает
в тени ореха, и его взгляд
скользит по долине
словно он смотрит кино: там летают
птицы, за пределами зренья,
но не исчезают

иди, рви самые спелые ягоды,
глянцево-чёрные, крупные
зернистые, что сами просятся в руки,
те же, что держатся крепче, пусть висят
их пора придёт позже

те, до каких не дотянешься,
пусть остаются на ветках,
всё свою цену имеет:
поцарапаешься, растревожишь
спящую мирно гадюку,
уронишь корзинку

не спеши, смотри тут и там
пой песни осам,
чтоб они успокоились,
и, как подумаешь ещё немного остаться,
возвращайся обратно, туда, где время
как всегда проходит, где свет
цвет меняет, где гудит холодильник
и сосед сверлит дыры в стене,
где ночью поднимется ветер,
ведь скоро осень, туда
где тебя ждут

ГРИФЫ

высоко на скалах
грифы сидят, по-соседски, рядышком
как безработные детективы,
ждут, в своих меховых
воротничках, втянув головы
в плечи, чего?
есть чего ждать?

о чём они толкуют друг с другом?
скорей всего, о погоде:
дождь слегка моросит

есть у них молодость?
память? видят ли они
сны? робкие ли они?

мы не знаем, разве что самую малость,
что им лучше ветреные
чем дождливые дни

ГОРНОСТАЙ

я увидела горностая
он рыскал в траве,
мои шаги заглушал
ветер в каштанах

надо же: встретить здесь, у дороги,
того, кого раньше, на этой неделе,
я положила в траву, навсегда,
так я думала, он вроде был ранен

и я сделала то, от чего не могла удержаться:
заговорила с ним, он взглянул на меня
и прыснул в кусты,
так и должно было быть

вечером я написала про это в письме
а письма – как фотографии
и все фотографии говорят: это
прошло, лето прошло

ЛАНИ

я спросила: ты меня любишь?
ты долго молчал,
пока “смотри” не сказал “там, внизу”

в медленных и пологих
лучах света, на миг,
две лани, застыв,
стремительно, невесомо
вдруг ринулись в чащу

местами листва пожелтела
как ты потом скажешь:
“сентябрь, скоро осень”

LE COL DE L’HOMME MORT*

снега всё ещё не было
но тишина уже наступила
когда мы поднимались
так, словно стояли на месте

мы искали вид, точку
пока она ещё не исчезла
мы не знали как проверяют
крепок ли лёд

мы были вместе и были одни
были едва, были словно
последние птицы
в этом меркнущем свете

время было неуловимо
мы давали вещам имена
мы спрашивали друг друга,
мы говорили, смотри: сарыч

не сожаленье – мечты и мысли
осеняли, как снег,
сначала снежинки, так робко,
потом хлопья, сплошь, согласно
устилали округу
______________________
* Перевал мертвеца, юг Франции.

ЗИМА В ДЕРЕВНЕ

чем будем жить?
изредка машина проедет в долине
и мы говорим: слышишь, машина

или выпадет снег
и тогда снегоочиститель
расчищает дорогу

пролетит мимо ворона,
хлопая крыльями, или поднимется
ветер, и мы говорим:
слышишь, ветер

мы остаёмся
в пределах звука

мы остаёмся, где были,
цветочные луковицы
под снегом

ВЕЧЕР В ДАН ЛЕРЕ*
__________________
* Dun Laoghaire, курортное место к югу от Дублина.

1

дама из латвии рассказывала
как народы на своём месте осели:
финны теснили лапландцев
постоянно на север

а пруссы были так воинственны,
должна вам сказать, что все
они в своих набегах
погибли

почему так мало
забавных стихов, вздохнула
дама из латвии, кивнула официанту
и спросила ещё порцию виски, потом
на улицу глянув, сказала,
никого уже не осталось,
кто говорил бы по-прусски

2

море и воздух перетекали
друг в друга, по маякам
ещё было видно где пролегал горизонт
они подмигивали, не отечески
или дружески, они нам мигали
из вечной жизни, свободы
прийти и уйти

и в конце концов были видны
только пальмы в свете
шедшем из комнат отеля
и вдалеке, было слышно,
как хлопали ванты о мачты

для всего есть кулисы
для встречи, прощания
и ожидания

3

мир велик, сказала
дама из латвии,
европа, америка, мой отец
умер в сибири

мы говорим на самом старом
языке в европе, нас мало
поэтому мы столько болтаем,
нужно было бы рот
мыть с мылом,
говаривала моя мать, где
теперь моя мать, почему
я не могу молчать? почему
я не могу плакать?

жизнь тянется долго, сказала
дама из латвии, и ни с кем
ею не обменяться

4

с того места, где я сидела,
мне виден был остров,
на него падал свет солнца,
временами и на меня тоже,
внизу слышались крики чаек,
жалобные, настойчивые, нервные:
здесь было их царство

остров потемнел и стал серым
а потом вновь ярко-зелёным,
словно его бросило в краску, и я поняла
почему солнцу некогда поклонялись,
это было, словно кто-то тебя
приветил, будь ты даже
совершенно одна на свете

МЫСЛИ В ВОЗДУХЕ*
_______________________
* На смерть фламандского поэта Эдди ван Флита (1942-2002).

я сидела у окна, солнце светило сзади,
под крылом лежала земля в море
как хлеб, который ел кто-то
впрочем, без особого аппетита,

кусок хлеба
иногда внизу что-нибудь отражало солнце:
дверь машины, окно на крыше,
всё двигалось, если не здесь, то под нами

у меня замерло сердце: в газете
я прочитала вдруг о смерти поэта
я вспомнила его последнее стихотворение
о любимой в свете в конце туннеля,
он положил руку ей на колено

я подумала о своих детях и чуде
их рожденья, но к этому привыкаешь
да и было ли это, собственно, чудом?
разве смерть не большее чудо?

слишком большое
и мне захотелось на землю, ибо так долго
быть в воздухе одному
не хорошо человеку, ему нужно чувствовать голод,
ему нужно ездить туда и обратно,
ему нужно падать и подниматься

СМЫСЛ ПРОГУЛОК

чувствовала: росли на бровях
капельки пота, смотрела, куда я шла, и
словно земля вслед глядела, камни,
прошлогодние листья сначала
кивали тебе и снова скрывались,
тебя опьяняли, ты спотыкалась, но
удерживалась на ногах, шла осторожно
твои мысли уже не витали в воздухе
но осаждались

на поле фиолетово-синих цветов
у них был запах фрезий, нет, скорее сирени
они пахли былым, твоей юностью
твоими желаньями, ты не знала дороги
ни цели
ни этой радости ни этих цветов

АПРЕЛЬ

услышишь кукушку, первую в этом году,
загадаешь желание, но его позабудешь,
потому что нельзя было
им ни с кем поделиться, но что
эти желанья нашему миру?

дым, как когда-то давно,
вечер, влажная трава по весне,
ну а сейчас – ежевика
разросшаяся, никто здесь не жил,
колючие ветки через дорожку
готовы
в тебя вцепиться

L’EGLISE DE MONBOS *
________________________
* Церковь в Монбо, небольшая романская церковь в Монбо, департамент Дордонь.

1

не мирное время, ветер сделал её прекрасной,
выбелил, сберёг её камни
её капители, весь тот её
облик, который нас так волнует
это рассказ, всем нам известный
мужчина с рогом и
женщина с псом или
с оленем, а там, у её ног
в стороне вероятно змея свернулась
та, из земного рая

но где дитя? оно позабыто
или спрятано или его стёрло время
или всё это только фон, рамка
место для чуда

2

она выстроена из забытого и былого
она стоит в пейзаже близ старых
больших деревьев, на своём месте,
как белое междустрочие в стихотворении:
как умиротворяющее ожидание,
дитя, которое должно появиться

НОМЕР В ОТЕЛЕ, ХЕЛЬСИНКИ

недосягаема, думала,
но накатят волны:
сон и любовь,
голод, грусть
жажда

и подумала о кафе,
где сама выбрала музыку,
valse triste* – думала,
всё уладит, но музыка
сразу дала понять:
свет слишком яркий, время закрытия
приближалось, и мы не танцевали

недосягаема, думала,
но ведь снаружи был снег,
что в этот внутренний дворик
внёс тишину, и эти пустые качели,
скамейки, молчание
звёзд и луны
_____________________
* «Грустный вальс» (фр.), пьеса Жана Сибелиуса.

ДРУГАЯ СТРАНА

«Он пишет так, словно он уже умер».
Андрей Синявский о Варламе Шаламове

«Вся правда мира содержится там и раскрывается грандиозной, широкой,
безмолвною панорамой».
Даниэль Сальнав

1

представь, что где-то в тебе глубоко
лежит другая страна, сосны,
снег и бараки, без дна,
и её не ухватишь

и что времени нет
а ты всё ещё существуешь, представь,
что ни разу абрикосов не ела, но впрочем,
и само это слово исчезло, москва
и твой брат, места, где гуляли – растаяли,
слились с морскою пеной

случилось то, что нельзя представить
невозможно сказать: это было
словно ночь без дня, снова ночь без дня,
снова ночь, как слышать
шум ринувшейся воды или захлопывающейся решётки
на ветру, это другая страна, шепчешь ты,
это песнь безнадёжной страны

2

раньше уже так бывало
целые города сгорали, деревни
тонули в море, ещё раньше
возникали ландшафты

земная кора сдвигалась, материки
налезали один на другой, огромные,
строптивые дети, громоздились
вздымались в огне ярые, злые горы

и вода безудержно поглощала
берега, реки и глетчеры
сметали мусор времени
несли и бросали его где-нибудь снова

происходили невероятные вещи
острова, как обломки кораблекрушений,
блуждали в море, дрейфовали
в поисках утраченной связи

искали другую страну, иную,
пусть ещё незнакомую, дружескую,
обжитую твёрдую землю

3

есть языки, где прошедшее
не может быть выражено,
там только сегодня, дождь идёт там
сейчас, и ты устремляешь лицо
и руки к небу, словно оттуда
падает конфетти, и ты вновь молода,
словно свершается чудо

и вольна как ветер, ты можешь
делать всё, что хочешь: уйти
прочь, ничего не писать
или обратно вернуться
и навсегда остаться

4

представь что ты медленно
превращаешься в землю, вчера
например ты уже не открывала
окна, не слышала, как пели дрозды,
как шумел ветер среди тополей,
ты ничего не сказала, ни о чём
не спросила, не ожидала даже
придёт ли к тебе ещё сон

ты вспоминала
все эти закаты
за кромкою тёмных лесов
дух захватывающие
закаты

5

хотя чтоб узнать этот день
достаточно будет
смотреть на этот ландшафт
видеть как солнце
которое пусть никого и не любит
медленному своему зимнему свету
падать даёт на стволы
деревьев, на снег,
деревянные вышки
являет различия:
среди сосен видишь берёзу

и как раз когда думаешь,
что стала невидима,
в лёд превратилась
замечаешь как оно понемногу
тебя пригревает слева

6

пожалуй, всё не так уж и плохо, эта жизнь
в поездах, это раскачиванье за окном,
всё понятно: деревянные избы
безоблачный воздух
блики солнца на водной ряби

горы величественны: пока,
говорят они, до свиданья, не знают
что ты никогда не вернёшься и что
твоя связь с этой страной – её темные сосны
её худые вёдра, сеть железных дорог
её снег, её манящие,
манящие звёзды