к 25 ноября

Наш разговор, беседа прервалась,
не навсегда, на время моих дней,
известных Богу, судя по всему.
На стуле ночь тогдашняя звалась,
в особенностях будучи ничьей,
по имени, по слову твоему.

Последнему. Дыхание живёт,
когда свет утра, запахи его
нас будят, в кухню к завтраку зовут.
И из окна шум уличный не врёт;
что ты в столице Виктора Гюго:
с рекламы в рост смешит Трибуле-шут.

Тогда всё было так, или не так.
Но осень изводилась до зимы;
и гамлетовский, мама, монолог
сводил с ума; погоды раскардак
гнал с улицы; и лучшие умы
не изменили бы тогда итог.

Наш разговор с тобою замолчал.
Оставленность, дичала пустота,
страх на меня давил со всех сторон;
мне чудилось, что кто-то наблюдал
за мной – смотрел, с той стороны моста...
Ведь ты ушла, чтоб появился Он.

За временем скрывается подвох:
мне скоро стукнет больше, чем тебе.
Беседы продолжаются в стихах,
а фикус твой разросся, не иссох,
знать, подчинился вверенной судьбе,
как то же утро на твоих часах.