В сборник Поэт... 2024

Гроздья веков, гроздья веков,
Ангел сметает пыль с облаков.
Словно журавлик летает,
К краешку край поправляет.


Души господствуют в тишине,
Бьют не скупясь в баклуши.
Струны бессмертия в их руке,
Яблоки, сливы, груши.
Можно ложиться, а можно стоять,
И умножения таблицы не знать!
Души, они такие, вольные и родные.


Ты, подари мне бублик
с круглой дырочкой,
Из связки, что висит
на тонкой ниточке.
Я, понесу его в своих руках,
Сквозь облака, беспамятство
и прах.

Это раковина снулых дней,
Есть ли что-то её скверней?
Словно муха ползёшь по стеклу,
Свету радуюсь и теплу.
Недотёпа и нищеброд,
Средь поганок лесных и болот.
Всё устроено по уму,
Ты со всеми, как все потому.
Без помех тебя лупят свинцом,
Чтоб потом не найти концов.

Оденут красную рубаху,
Накинут праздничный сюртук.
Неподдающиеся страху,
Мой гроб легко поднимут вдруг.
Зашелестят ветров языки,
И не сойдёт никто с ума.
Две розы алых, две гвоздики,
И целый мир укроет тьма.

Хранят ли в погребе груши,
Бабочек, мёд и лето?
Влезть бы по самые уши,
В шелест пронизанный светом.
Люк распахнуть закрытый,
В август хмельной и сытый.
Замершие стрекозы,
Росы, звёзды и грозы.

Как ключи холодны
в нашем старом
и добром колодце.
Ночью в нём три луны,
в ярый полдень
купается солнце.
Приумножены в нём,
наши детские,
взрослые лица.
И играет огнём,
дивный свет,
ослепляя зеницы.

Черна осенняя дорога,
И дань последнего листа.
Печаль на сердце и тревога,
И скорбь, как вздох,
перед Голгофой,
Толпой распятого Христа.
Кто там на поле за бурьяном?
Сыны и братья в поле бранном.
Туман и больше ничего,
Туман и больше никого.

Дождь.

Соберётся слёз океан,
Хлынет дождь...
да по крышам,
по крышам.
Застучит, как в свой
барабан,
да, по душам,
по нашим нищим.
Он, промоет меня
насквозь,
И войдёт в эту землю,
как гвоздь.

Смерть.

И ночь расправит два крыла,
Во тьме исчезнет след.
Сечёт холодная крупа,
А человека нет.
Он, жил! Как это не смешно...
Клюки печальный стук.
Его посмертное лицо,
И перекрестье рук.


О, как пронзительно, до боли,
Я, поминаю счастья дни.
Какой тоской по дивной воли,
Звучат признания твои.
Кипень черёмух и сирени,
Наш тихий уголок в тени.
Прими же детское смирение,
Как дар не умершей любви.


Пришлите мне письмо,
давно никто не пишет.
Окутанное мглой
у пирса море дышит.
Лишь пару кратких слов,
закате и восходе.
Не надо про любовь,
беспамятной свободе.
И я, как будто вскользь,
Прочту о жизни пире.
И чрез пространства ось,
вздохну о вашем мире.

Средь неласковых проводов, встреч,
Оброни меня русская речь.
Сбереги до последней тесёмки,
Как шары на рождественской ёлке.
Твой язык и велик и могуч,
Трубный глас среди бездны и круч.
Опалённое стужею деревце,
Замела, закрутила метелица.
Сердце с сердцем,
чтоб встретилось встреч,
Не покинь меня русская речь.

От Москвы до Вологды,
Затянулись проводы.
Ехали, не плакали...
Лишь вагоны звякали.
Да, звенели рюмочки,
Шелестели юбочки.
Разливали чайнички,
Обжигали пальчики.
Мальчики тюльпанчики,
Расписные зайчики.
Девочка конфетки,
Стразы, да паетки.
А, в окне подсолнухи,
Да, соломы ворохи.
Солнце над стогами,
Мужики с граблями.
Бабы машут ветками,
Пёстрыми жакетками.
До Москвы из Вологды,
Затянулись проводы.

Жёнке.

Её характер не изучен,
И жилок голубых излучин,
Не разгадать из века в век,
Ни грусть её, ни тихий смех.
Она не пыльник мой латает,
Осколки мира собирает.
Она, не щи в тарелку льёт,
О жизни ангельской поёт.

Слёз не скрывай, бессмертны души,
В бесплотной лёгкости своей.
Присядь на холмик и послушай,
Прорвётся звук из толщи дней.
Разрушив мёртвые устои,
Скрозь буйный рост разрыв травы,
Как ток пойдёт по жаркой крови,
Волной беспамятной любви.

О, любви безнадёжно взыскуешь,
Что голубкой воркует в ночи.
О, не сбывшемся счастье горюешь,
Говори со мной Бог, говори!
Где рука твоя сильная нежная?
Только ширь надо мной бесконечная.
Да, тропа средь лугов неширокая,
От колёс калея неглубокая.
Говори со мной Бог, говори!
Я, не знаю ни сна, ни покоя.
Говори со мной Бог, говори!
Среди войн и земного раздора.

Стала осень мне мачехой злой,
Лето жаркое часто мне снится.
В снах слетает небесная птица,
Та, то Бог посылает за мной.

И сад во мраке дышит,
И шелестит листвой.
И думает, и слышит,
И говорит со мной.
Что обо мне он знает,
Корнями вросши в твердь?
По осени увянет,
И тихо встретит смерть.

Когда тебя никто не ждёт,
И ночь в твоём окне.
И, дай то бог, душа поёт,
С тобой наедине.
И всё печальней и скромней,
Твой путь и детский лик.
Но даже там, за далью дней,
О, как Господь велик.

Загляну в глаза твои строгие,
Вспомню дни свои одинокие.
Неприкаянные, убогие,
Как овраги в ночи глубокие.

Замедляется времени праздного бег,
Дождь идёт, а за ним утром выпадет снег.
Две девахи бегут, как с журнальной обложки,

Воробьи на снегу, словно хлебные крошки.
Темно красные грозди клесты расклюют,
И холодные дни чередой потекут.

Как светел день, так ночь темна,
Ни края, ни конца.
А, ты от ласк совсем пьяна,
Прозрачней нет лица.
Давай допьём вино до дна,
Сгорим в любви до тла.
Как светел день, так ночь темна,
И так разлука зла.

   Ангел.

Когда он изнемог от ран,
Привычный к горю в сферах вышних.
Отрёк он тору и Коран...
Лицо закрыв перед Всевышним.
И плакал в судный, скудный день,
И поминал Отцу Россию.
И разводил руками тень,
Над Кесарей в небе синем.
И над Казанью золотой,
Где дом окутан тишиной.
Полудня свет лежит на всём,
И женщина смеётся в нём.

Я, по осени тихой иду,
И не холодно мне, и не жарко.
Не сгораю в любовном чаду,
Ничего мне земного не жалко.
Всякий драме приходит конец,

Да, и лучшей комедии тоже.
Прочь уходят завистник и льстец,
И сидящий за рампою в ложе.

О, как прозрачна неба синь,
Лучи ложащиеся косо.
Синички песня - пинь, пинь, пинь,
Листва летящая с откоса.
Трава полёгшая, едва,
Мороза пала пелена.
Одно лишь жалостно толково,
Бесценное родное слово.

Слов запоздалых, несказанных
шёпот,
Как плач летящих в небе журавлей.
И шелест трав, и листьев алых
ропот,
В осенней гари меркнущих полей.
Когда застыв стою в глухом томленьи,
Не веруя, не чуя обновленья.

Тебя увижу средь толпы вдали,
Круговращение неба и земли.
В разгаре осень, парков запустение,
А, я живу и в этом нет сомненья.

Так неизменна память,
Речки в изгибе русла.
Яблоневая ли замять,
Снежная в захолустье.

Внять и в забвении таять...
Родины горькой семя.
Рваных туманов знамя,
Жизни тяжёлой бремя.

Вот и осени время хмельное,
От дождя обезлюдел сад.
Сквозь дыхание ледяное,
С яблонь яблоки вниз летят.
И лежат в наготе невинной,
В стеблях мяты бока блестят.
Зацелованы ржавой глиной,
Ветер сладкий несёт аромат.
В небе тяжко ли, милый Каин?
Отпускают все грехи?
Брат растерзан, другой изранен,
Авель, Авель, ну где же ты?
А, в прорехах небесных кущи,
Умер, бог с тобой, нет греха.
Почему забираешь лучших?
Пожалей мои потроха!
Славы, почестей удостоен,
И божественного венца.
Твой ли это небесный воин,
Чью печаль не испить с лица?

Поля безмолвствуют вдали,
И тих мой дух, и от земли,
По руслам рек проходят токи,
И смотрит месяц волоокий.
Во мрак высоких берегов.

Клин журавлей в дали туманной,
Курлы, курлы...летит с небес.
И внемлет путник безымянный,
И глухо стонет чёрный лес.
Курлы, курлы...на водной глади,
Кораблик жёлтого листка.
Куда влечёт по мелкой ряби,
Его дыханье ветерка?

Прохладен вечер, зреет виноград,
Гуляет ветер вдоль литых оград.
Вид из окна немного пустоват,
Над желтым полем розовый закат.
Пируешь, иль тоскуешь, ангел мой,
Бросает месяц свет свой золотой.
И ночь стоит у каждого окна,
И боже мой, какая тишина...

Отец Сварог, не Хель слыла предтечей,
По роскоши равнин, в мехах оплечья?
Среди дубов, берёз, рябин кургузых,
И белый снег сверкал на прядях русых.
Вечор, не Хель ли стукнула в окно?
Колючий воздух и земное дно.
Не разглядеть на снежных изразцах,
Ни юность для сирот, ни свет в врагах.

Война, вещует часослов,
Плач вьюги за окном.
Летит душа услыша зов,
За синий окоём.
Война, война,
        кровавый век,
Озябший человек.
Как много
   не пройдённых вех,
И как  короток век.

Вран летит, кричить тривожно,
Машет чёрными крылами.
Сел на старую осину,
У корчмы (признав) дорожной.
Отряхаясь, чистит спину,
Чёрный вестник Тамерлана.
Не из ада ль, с страшной местью,
Полустанков и туманов?
Что тебе? Моих пределов,
Не видать тебе тем паче!
Скорбью смутною охвачен,
Видно не сидеть без дела.
Месяц в трауре глубоком,
Золотым не светит оком.
Стал крылами ворон хлопать,
И точить о ветки коготь.

Мечты, дары холодных дней,
Я хоронил ночами.
Во мне всплывали из глубин,
Утраты и печали.
Весь мир, как пред грозой притих,
Любовь последних дней моих,
Стоит перед глазами,
С поникшими цветами.

Блещет месяц светом млечным,
Сердце рвётся! В жанре вечном,
От любви оно сгорает...
В мире сказок безупречных.
Опьянённый горьким хмелем,
Я, ругаю вечер длинный.
Встану пред любимой Лелем,
Песней разбужу долины.
Только спит она, не слышит,
Ветер занавес колышет.

Луна средь ночи звёздной,
Садов немых вершины.
Шиповник шелестящий,
Над речкой говорливой.
Ожившие преданья,
Проходят чередою.
И чудное сиянье,
Играет над волною.

Осень императрицею,
Шёлк, да с подбоем мантия.
Клином ли, вереницею, стаей,
Чрез расстояния.
В южные, теплые страны,
Птицы летят сквозь сознание,
Как примириться с этим...
Холодом, голодом, знанием?

Догорела жизнь моя, как спичка,
В пору все надежды хоронить.
Ты ли это вечности синичка,
Золотую к сердцу тянешь нить?
Окропить слезами все печали,
Воду родниковую испить.
И в конце, как ранее вначале...
О любви словечко проронить.

И сад во мраке дышит,
И шелестит листвой.
И думает, и слышит,
И говорит со мной.
Что обо мне он знает,
Корнями вросши в твердь?
По осени увянет,
И тихо встретит смерть.

Когда тебя никто не ждёт,
И ночь в твоём окне.
И, дай то бог, душа поёт,
С тобой наедине.
И всё печальней и скромней,
Твой путь и детский лик.
Но даже там, за далью дней,
О, как Господь велик.

Загляну в глаза твои строгие,
Вспомню дни свои одинокие.
Неприкаянные, убогие,
Как овраги в ночи глубокие.

Замедляется времени праздного бег,
Дождь идёт, а за ним утром выпадет снег.
Две девахи бегут, как с журнальной обложки,
Воробьи на снегу, словно хлебные крошки.
Темно красные грозди клесты расклюют,
И холодные дни чередой потекут.

Как светел день, так ночь темна,
Ни края, ни конца.
А, ты от ласк совсем пьяна,
Прозрачней нет лица.
Давай допьём вино до дна,
Сгорим в любви до тла.
Как светел день, так ночь темна,
И так разлука зла.

   Ангел.

Когда он изнемог от ран,
Привычный к горю в сферах вышних.
Отрёк он тору и Коран...
Лицо закрыв перед Всевышним.
И плакал в судный, скудный день,
И поминал Отцу Россию.
И разводил руками тень,
Над Кесарей в небе синем.
И над Казанью золотой,
Где дом окутан тишиной.
Полудня свет лежит на всём,
И женщина смеётся в нём.

Нам судьба улыбалась,
На перроне прощались.
Вот и всё, что осталось,
От недолгой любви.
И от взгляда теряясь,
И навеки прощаясь.
От всего, что незримо,
Связало нас.
Те же розы в садах,
Те же звёзды в ветвях.
А, луна в облаках,
Как царица.
Только сердце моё,
Упадёт, пропадёт.
И сотрутся из памяти лица...
И сотрутся любимые лица.

Не хватает звёзд, не хватает верст,
Для стихов глухих не хватает гнёзд.
Да, и мы с тобой, знать не тех кровей,
Коль язык во рту немоты немей.
Загляну в глаза, пеленает страх,
Оглянусь назад, за спиною прах.

Да, исполнится воля твоя,
Города и года за плечами.
Мне хватает еды и питья,
И молитвы глухими ночами.
Сколь наивен я был или нет,
Полыхает по балкам шиповник.
И струится немеркнущий свет,
И ложится на подоконник.
Сохрани мою жизнь, сохрани,
Средь внезапно проснувшейся стужи.
И водою святой окропи,
Заплутавшие в вечности души.

Для Молли

Кукла, кукла заводная,
Платье красное, носки...
Смотришь в душу, как живая,
Вот и все твои грехи.

Ничего-то ты не знаешь,
Ни потерей, ни смертей.
На любовь лишь уповаешь,
В череде свинцовых дней.

Нет вокруг тебя старух,
Стариков с обвисшей кожей.
Лишь кудряшек лёгкий пух,
Да, дитя с чудесной ношей.

К богу, ввысь, летит дыханье,
Морщит небо колыханьем.
Ангельский, неясный лепет,
То ли птиц небесных щебет.


Гор отрогов, профиль строгий,
Пик под небом одинокий.
Мир восторгов и блаженства,
Для любого сладок сердца.

Зима, весь город подо льдом,
И снегом занесен мой дом.
Спешит весна, недолог срок,
Ты о любви прочти меж строк.


То, не дождик седой у обочины,
То, Господь погрузневший стоит.
И костыликом с вечностью срощеным,
Потихоньку в окошко стучит.

Просыпайся, малёха найдённая,
Видишь в церкви окошки горят.
Скоро служба зачнётся последняя,
Пред вратами святые стоят.