Приписанная Пушкину Гавриилиада. Приложение 6. 1

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Приложение № 6.1. Текст «Гавриилиады» (современная версия)


     Выписка сделана из источника: Пушкин А.С. «Полное собрание сочинений в 10 томах», 1977-1979 гг., том 4, стр. 106-119.

     Этот текст практически полностью соответствует тексту в «Полном собрание сочинений в 17 томах» 1994-1997 гг., том 4, стр. 119-136.
     Разница текстов – в крайне незначительных орфографических и синтаксических расхождениях при одном только исключении:

Строки 267-268:

Открыли ей неясную мечту.
Проснулися неясные желанья;
(Полное собрание сочинений в 17 томах)

Открыли ей неясную мечту,
Проснулося неясное желанье;
(Полное собрание сочинений в 10 томах)


     Для удобства в дальнейшем ссылок на современный текст «Гавриилиады» сохранена присутствующая в ПСС в 17 томах слева от текста нумерация строк (кратная 10).



                ГАВРИИЛИАДА
                ПОЭМА
                1821

              Воистину еврейки молодой
         Мне дорого душевное спасенье.
         Приди ко мне, прелестный ангел мой,
         И мирное прими благословенье.
         Спасти хочу земную красоту!
         Любезных уст улыбкою довольный,
         Царю небес и господу-Христу
         Пою стихи на лире богомольной.
         Смиренных струн, быть может, наконец
10     Её пленят церковные напевы,
         И дух святой сойдёт на сердце девы;
         Властитель он и мыслей и сердец.

              Шестнадцать лет, невинное смиренье,
         Бровь тёмная, двух девственных холмов
         Под полотном упругое движенье,
         Нога любви, жемчужный ряд зубов...
         Зачем же ты, еврейка, улыбнулась,
         И по лицу румянец пробежал?
         Нет, милая, ты, право, обманулась:
20     Я не тебя, – Марию описал.

              В глуши полей, вдали Ерусалима,
         Вдали забав и юных волокит
         (Которых бес для гибели хранит),
         Красавица, никем ещё не зрима,
         Без прихотей вела спокойный век.
         Её супруг, почтенный человек,
         Седой старик, плохой столяр и плотник,
         В селенье был единственный работник.
         И день и ночь, имея много дел
30     То с уровнем, то с верною пилою,
         То с топором, не много он смотрел
         На прелести, которыми владел,
         И тайный цвет, которому судьбою
         Назначена была иная честь,
         На стебельке не смел ещё процвесть.
         Ленивый муж своею старой лейкой
         В час утренний не орошал его;
         Он как отец с невинной жил еврейкой,
         Её кормил – и больше ничего.

40          Но, братие, с небес во время оно
         Всевышний бог склонил приветный взор
         На стройный стан, на девственное лоно
         Рабы своей – и, чувствуя задор,
         Он положил в премудрости глубокой
         Благословить достойный вертоград,
         Сей вертоград, забытый, одинокий,
         Щедротою таинственных наград.

              Уже поля немая ночь объемлет;
         В своём углу Мария сладко дремлет.
50     Всевышний рек, — и деве снится сон:
         Пред нею вдруг открылся небосклон
         Во глубине своей необозримой;
         В сиянии и славе нестерпимой
         Тьмы ангелов волнуются, кипят,
         Бесчисленны летают серафимы,
         Струнами арф бряцают херувимы,
         Архангелы в безмолвии сидят,
         Главы закрыв лазурными крылами, –
         И, яркими одеян облаками,
60     Предвечного стоит пред ними трон.
         И светел вдруг очам явился он...
         Все пали ниц... Умолкнул арфы звон.
         Склонив главу, едва Мария дышит,
         Дрожит как лист и голос бога слышит:
         «Краса земных любезных дочерей,
         Израиля надежда молодая!
         Зову тебя, любовию пылая,
         Причастница ты славы будь моей:
         «Готовь себя к неведомой судьбине,
70     Жених грядёт, грядёт к своей рабыне!»

              Вновь облаком оделся божий трон;
         Восстал духов крылатый легион,
         И раздались небесной арфы звуки...
         Открыв уста, сложив умильно руки,
         Лицу небес Мария предстоит.
         Но что же так волнует и манит
         Её к себе внимательные взоры?
         Кто сей в толпе придворных молодых
         С неё очей не сводит голубых?
80     Пернатый шлем, роскошные уборы,
         Сиянье крил и локонов златых,
         Высокий стан, взор томный и стыдливый –
         Всё нравится Марии молчаливой.
         Замечен он, один он сердцу мил!
         Гордись, гордись, архангел Гавриил!
         Пропало всё. – Не внемля детской пени,
         На полотне так исчезают тени,
         Рождённые в волшебном фонаре.

              Красавица проснулась на заре
90     И нежилась на ложе томной лени.
         Но дивный сон, но милый Гавриил
         Из памяти её не выходил.
         Царя небес пленить она хотела,
         Его слова приятны были ей,
         И перед ним она благоговела, –
         Но Гавриил казался ей милей...
         Так иногда супругу генерала
         Затянутый прельщает адъютант.
         Что делать нам? судьба так приказала, –
100   Согласны в том невежда и педант.

              Поговорим о странностях любви
         (Другого я не смыслю разговора).
         В те дни, когда от огненного взора
         Мы чувствуем волнение в крови,
         Когда тоска обманчивых желаний
         Объемлет нас и душу тяготит
         И всюду нас преследует, томит
         Предмет один и думы, и страданий, –
         Не правда ли? в толпе младых друзей
110   Наперсника мы ищем и находим.
         С ним тайный глас мучительных страстей
         Наречием восторгов переводим.
         Когда же мы поймали на лету
         Крылатый миг небесных упоений
         И к радости на ложе наслаждений
         Стыдливую склонили красоту,
         Когда любви забыли мы страданье
         И нечего нам более желать, –
         Чтоб оживить о ней воспоминанье,
120   С наперсником мы любим поболтать.
 
              И ты, господь! познал её волненье,
         И ты пылал, о боже, как и мы.
         Создателю постыло всё творенье,
         Наскучило небесное моленье, –
         Он сочинял любовные псалмы
         И громко пел: «Люблю, люблю Марию,
         В унынии бессмертие влачу...
         Где крылия? К Марии полечу
         И на груди красавицы почию!..»
130   И прочее... всё, что придумать мог, –
         Творец любил восточный, пёстрый слог.
         Потом, призвав любимца Гавриила,
         Свою любовь он прозой объяснял.
         Беседы их нам церковь утаила,
         Евангелист немного оплошал!
         Но говорит армянское преданье,
         Что царь небес, не пожалев похвал,
         В Меркурии архангела избрал,
         Заметя в нём и ум, и дарованье, –
140   И вечерком к Марии подослал.
         Архангелу другой хотелось чести:
         Нередко он в посольствах был счастлив;
         Переносить записочки да вести
         Хоть выгодно, но он самолюбив,
         И славы сын, намеренье сокрыв,
         Стал нехотя услужливый угодник
         Царю небес... а по-земному сводник.

              Но, старый враг, не дремлет сатана!
         Услышал он, шатаясь в белом свете,
150   Что бог имел еврейку на примете,
         Красавицу, которая должна
         Спасти наш род от вечной муки ада.
         Лукавому великая досада –
         Хлопочет он. Всевышний между тем
         На небесах сидел в унынье сладком,
         Весь мир забыл, не правил он ничем –
         И без него всё шло своим порядком.

              Что ж делает Мария? Где она,
         Иосифа печальная супруга?
160   В своём саду, печальных дум полна,
         Проводит час невинного досуга
         И снова ждёт пленительного сна.
         С её души не сходит образ милый,
         К архангелу летит душой унылой.
         В прохладе пальм, под говором ручья
         Задумалась красавица моя;
         Не мило ей цветов благоуханье,
         Не весело прозрачных вод журчанье...
         И видит вдруг: прекрасная змия,
170   Приманчивой блистая чешуёю,
         В тени ветвей качается над нею
         И говорит: «Любимица небес!
         Не убегай, – я пленник твой послушный...»
         Возможно ли? О, чудо из чудес!
         Кто ж говорил Марии простодушной,
         Кто ж это был? Увы, конечно, бес.

              Краса змии, цветов разнообразность,
         Её привет, огонь лукавых глаз
         Понравились Марии в тот же час.
180   Чтоб усладить младого сердца праздность,
         На сатане покоя нежный взор,
         С ним завела опасный разговор:

              «Кто ты, змия? По льстивому напеву,
         По красоте, по блеску, по глазам –
         Я узнаю того, кто нашу Еву
         Привлечь успел к таинственному древу
         И там склонил несчастную к грехам.
         Ты погубил неопытную деву,
         А с нею весь адамов род и нас.
190   Мы в бездне бед невольно потонули.
         Не стыдно ли?»
                – «Попы вас обманули,
         И Еву я не погубил, а спас!»
          – «Спас! от кого?»
                – «От бога».
                – «Враг опасный!»
          – «Он был влюблен...»
                – «Послушай, берегись!»
          – «Он к ней пылал...»
                – «Молчи!»
                – «...любовью страстной,
         Она была в опасности ужасной».
         – «Змия, ты лжёшь!»
                – «Ей-богу»
                – «Не божись»
         – «Но выслушай…»
                Подумала Мария:
         «Нехорошо в саду, наедине,
200   Украдкою внимать наветам змия,
         И кстати ли поверить сатане?
         Но царь небес меня хранит и любит,
         Всевышний благ: он, верно, не погубит
         Своей рабы, – за что ж? за разговор!
         К тому же он не даст меня в обиду.
         Да и змия скромна довольно с виду.
         Какой тут грех? где зло? пустое, вздор!» –
         Подумала и ухо приклонила,
         Забыв на час любовь и Гавриила.
210   Лукавый бес, надменно развернув
         Гремучий хвост, согнув дугою шею,
         С ветвей скользит – и падает пред нею;
         Желаний огнь во грудь её вдохнув,
         Он говорит:

                «С рассказом Моисея
         Не соглашу рассказа моего:
         Он вымыслом хотел пленить еврея,
         Он важно лгал, – и слушали его.
         Бог наградил в нём слог и ум покорный,
         Стал Моисей известный господин,
220   Но я, поверь, – историк не придворный,
         Не нужен мне пророка важный чин!

              Они должны, красавицы другие,
         Завидовать огню твоих очей;
         Ты рождена, о скромная Мария,
         Чтоб изумлять адамовых детей,
         Чтоб властвовать над лёгкими сердцами,
         Улыбкою блаженство им дарить,
         Сводить с ума двумя-тремя словами,
         По прихоти – любить и не любить...
230   Вот жребий твой. Как ты – младая Ева
         В своём саду скромна, умна, мила,
         Но без любви в унынии цвела;
         Всегда одни, глаз-н;-глаз, муж и дева
         На берегах Эдема светлых рек
         В спокойствии вели невинный век.
         Скучна была их дней однообразность.
         Ни рощи сень, ни молодость, ни праздность –
         Ничто любви не воскрешало в них;
         Рука с рукой гуляли, пили, ели,
240   Зевали днем, а ночью не имели
         Ни страстных игр, ни радостей живых...
         Что скажешь ты? Тиран несправедливый,
         Еврейский бог, угрюмый и ревнивый,
         Адамову подругу полюбя,
         Её хранил для самого себя...
         Какая честь и что за наслажденье!
         На небесах, как будто в заточенье,
         У ног его молися да молись,
         Хвали его, красе его дивись,
250   Взглянуть не смей украдкой на другого,
         С архангелом тихонько молвить слово;
         Вот жребий той, которую творец
         Себе возьмёт в подруги наконец.
         И что ж потом? За скуку, за мученье
         Награда вся дьячков осиплых пенье,
         Свечи, старух докучная мольба,
         Да чад кадил, да образ под алмазом,
         Написанный каким-то богомазом...
         Как весело! Завидная судьба!

260        Мне стало жаль моей прелестной Евы;
         Решился я, создателю назло,
         Разрушить сон и юноши, и девы.
         Ты слышала, как всё произошло?
         Два яблока, вися на ветке дивной
         (Счастливый знак, любви символ призывный),
         Открыли ей неясную мечту,
         Проснулося неясное желанье;
         Она свою познала красоту,
         И негу чувств, и сердца трепетанье,
270   И юного супруга наготу!
         Я видел их! любви – моей науки –
         Прекрасное начало видел я.
         В глухой лесок ушла чета моя...
         Там быстро их блуждали взгляды, руки...
         Меж милых ног супруги молодой,
         Заботливый, неловкий и немой,
         Адам искал восторгов упоенья,
         Неистовым исполненный огнём,
         Он вопрошал источник наслажденья
280   И, закипев душой, терялся в нём...
         И, не страшась божественного гнева,
         Вся в пламени, власы раскинув, Ева,
         Едва, едва устами шевеля,
         Лобзанием Адаму отвечала,
         В слезах любви, в бесчувствии лежала
         Под сенью пальм, – и юная земля
         Любовников цветами покрывала.

              Блаженный день! Увенчанный супруг
         Жену ласкал с утра до тёмной ночи,
290   Во тьме ночной смыкал он редко очи,
         Как их тогда украшен был досуг!
         Ты знаешь: бог, утехи прерывая,
         Чету мою лишил навеки рая.
         Он их изгнал из милой стороны,
         Где без трудов они так долго жили
         И дни свои невинно проводили
         В объятиях ленивой тишины.
         Но им открыл я тайну сладострастья
         И младости весёлые права,
300   Томленье чувств, восторги, слёзы счастья,
         И поцелуй, и нежные слова.
         Скажи теперь: ужели я предатель?
         Ужель Адам несчастлив от меня?
         Не думаю, но знаю только я,
         Что с Евою остался я приятель».

              Умолкнул бес. Мария в тишине
         Коварному внимала сатане.
         «Что ж? – думала, – быть может, прав лукавый;
         Слыхала я: ни почестьми, ни славой,
310   Ни золотом блаженства не купить;
         Слыхала я, что надобно любить...
         Любить! Но как, зачем и что такое?..»
         А между тем вниманье молодое
         Ловило всё в рассказах сатаны:
         И действия, и странные причины,
         И смелый слог, и вольные картины...
         (Охотники мы все до новизны.)
         Час от часу неясное начало
         Опасных дум казалось ей ясней,
320   И вдруг змии как будто не бывало –
         И новое явленье перед ней:
         Мария зрит красавца молодого.
         У ног её, не говоря ни слова,
         К ней устремив чудесный блеск очей,
         Чего-то он красноречиво просит,
         Одной рукой цветочек ей подносит,
         Другою мнёт простое полотно
         И крадется под ризы торопливо,
         И лёгкий перст касается игриво
330   До милых тайн... Всё для Марии диво,
         Всё кажется ей ново, мудрено, –
         А между тем румянец нестыдливый
         На девственных ланитах заиграл –
         И томный жар, и вздох нетерпеливый
         Младую грудь Марии подымал.
         Она молчит: но вдруг не стало мочи.
         Закрылися блистательные очи,
         К лукавому склонив на грудь главу,
         Вскричала: ах!.. и пала на траву...

340        О милый друг! кому я посвятил
         Мой первый сон надежды и желанья,
         Красавица, которой был я мил,
         Простишь ли мне мои воспоминанья?
         Мои грехи, забавы юных дней,
         Те вечера, когда в семье твоей,
         При матери, докучливой и строгой,
         Тебя томил я тайною тревогой
         И просветил невинные красы?
         Я научил послушливую руку
350   Обманывать печальную разлуку
         И услаждать безмолвные часы,
         Бессонницы девическую муку.
         Но молодость утрачена твоя,
         От бледных уст улыбка отлетела.
         Твоя краса во цвете помертвела...
         Простишь ли мне, о милая моя!

              Отец греха, Марии враг лукавый,
         Ты стал и был пред нею виноват;
         Ах, и тебе приятен был разврат...
360   И ты успел преступною забавой
         Всевышнего супругу просветить
         И дерзостью невинность изумить.
         Гордись, гордись своей проклятой славой!
         Спеши ловить... но близок, близок час!
         Вот меркнет свет, заката луч угас.
         Всё тихо. Вдруг над девой утомлённой,
         Шумя, парит архангел окрилённый, –
         Посол любви, блестящий сын небес.

              От ужаса при виде Гавриила
370   Красавица лицо свое закрыла...
         Пред ним восстав, смутился мрачный бес
         И говорит: «Счастливец горделивый,
         Кто звал тебя? Зачем оставил ты
         Небесный двор, эфира высоты?
         Зачем мешать утехе молчаливой,
         Занятиям чувствительной четы?»
         Но Гавриил, нахмуря взгляд ревнивый,
         Рек на вопрос и дерзкий, и шутливый:
         «Безумный враг небесной красоты,
380   Повеса злой, изгнанник безнадежный,
         Ты соблазнил красу Марии нежной
         И смеешь мне вопросы задавать!
         Беги сейчас, бесстыдник, раб мятежный,
         Иль я тебя заставлю трепетать!»
         – «Не трепетал от ваших я придворных,
         Всевышнего прислужников покорных,
         От сводников небесного царя!» –
         Проклятый рек и, злобою горя,
         Наморщив лоб, скосясь, кусая губы,
390   Архангела ударил прямо в зубы.
         Раздался крик, шатнулся Гавриил
         И левое колено преклонил;
         Но вдруг восстал, исполнен новым жаром,
         И сатану нечаянным ударом
         Хватил в висок. Бес ахнул, побледнел –
         И ворвались в объятия друг другу.
         Ни Гавриил, ни бес не одолел:
         Сплетённые, кружась идут по лугу,
         На вражью грудь опершись бородой,
400   Соединив крест-накрест ноги, руки,
         То силою, то хитростью науки
         Хотят увлечь друг друга за собой.

              Не правда ли? вы помните то поле,
         Друзья мои, где в прежни дни, весной,
         Оставя класс, играли мы на воле
         И тешились отважною борьбой.
         Усталые, забыв и брань, и речи,
         Так ангелы боролись меж собой.
         Подземный царь, буян широкоплечий,
410   Вотще кряхтел с увёртливым врагом
         И, наконец, желая кончить разом,
         С архангела пернатый сбил шелом,
         Златой шелом, украшенный алмазом.
         Схватив врага за мягкие власы,
         Он сзади гнёт могучею рукою
         К сырой земле. Мария пред собою
         Архангела зрит юные красы
         И за него в безмолвии трепещет.
         Уж ломит бес, уж ад в восторге плещет;
420   По счастию, проворный Гавриил
         Впился ему в то место роковое
         (Излишнее почти во всяком бое),
         В надменный член, которым бес грешил.
         Лукавый пал, пощады запросил
         И в тёмный ад едва нашёл дорогу.

              На дивный бой, на страшную тревогу
         Красавица глядела чуть дыша;
         Когда же к ней, свой подвиг соверша,
         Приветливо архангел обратился,
430   Огонь любви в лице её разлился
         И нежностью исполнилась душа.
         Ах, как была еврейка хороша!..

              Посол краснел и чувствия чужие
         Так изъяснял в божественных словах:
         «О, радуйся, невинная Мария!
         Любовь с тобой, прекрасна ты в женах;
         Стократ блажен твой плод благословенный,
         Спасёт он мир и ниспровергнет ад...
         Но, признаюсь душою откровенной,
440   Отец его блаженнее стократ!»
         И, перед ней коленопреклоненный,
         Он между тем ей нежно руку жал...
         Потупя взор, прекрасная вздыхала,
         И Гавриил её поцеловал.
         Смутясь, она краснела и молчала,
         Её груди дерзнул коснуться он...
         «Оставь меня!» – Мария прошептала,
         И в тот же миг лобзаньем заглушён
         Невинности последний крик и стон...

450        Что делать ей? Что скажет бог ревнивый?
         Не сетуйте, красавицы мои,
         О женщины, наперсницы любви.
         Умеете вы хитростью счастливой
         Обманывать вниманье жениха
         И знатоков внимательные взоры
         И на следы приятного греха
         Невинности набрасывать уборы…
         От матери проказливая дочь
         Берёт урок стыдливости покорной
460   И мнимых мук, и с робостью притворной
         Играет роль в решительную ночь:
         И поутру, оправясь понемногу,
         Встаёт бледна, чуть ходит, так томна.
         В восторге муж, мать шепчет: слава богу,
         А старый друг стучится у окна.

              Уж Гавриил с известием приятным
         По небесам летит путём обратным.
         Наперсника нетерпеливый бог
         Приветствием встречает благодатным:
470   «Что нового?» – «Я сделал всё, что мог;
         Я ей открыл». – «Ну что ж она?» – «Готова!»
         И царь небес, не говоря ни слова,
         С престола встал и манием бровей
         Всех удалил, как древний бог Гомера,
         Когда смирял бесчисленных детей;
         Но Греции навек погасла вера,
         Зевеса нет, мы сделались умней!

              Упоена живым воспоминаньем,
         В своём углу Мария в тишине
480   Покоилась на смятой простыне.
         Душа горит и негой, и желаньем,
         Младую грудь волнует новый жар.
         Она зовет тихонько Гавриила.
         Его любви готовя тайный дар,
         Ночной покров ногою отдалила,
         Довольный взор с улыбкою склонила
         И, счастлива в прелестной наготе,
         Сама своей дивится красоте.
         Но между тем в задумчивости нежной
490   Она грешит, прелестна и томна,
         И чашу пьёт отрады безмятежной.
         Смеёшься ты, лукавый сатана!
         И что же! вдруг мохнатый, белокрылый
         В её окно влетает голубь милый,
         Над нею он порхает и кружит,
         И пробует весёлые напевы,
         И вдруг летит в колени милой девы,
         Над розою садится и дрожит,
         Клюет её, копышется, вертится,
500   И носиком, и ножками трудится.
         Он, точно он! – Мария поняла,
         Что в голубе другого угощала;
         Колени сжав, еврейка закричала,
         Вздыхать, дрожать, молиться начала,
         Заплакала, но голубь торжествует,
         В жару любви трепещет и воркует,
         И падает, объятый лёгким сном,
         Приосеня цветок любви крылом.

              Он улетел. Усталая Мария
510   Подумала: «Вот шалости какие!
         Один, два, три! – как это им не лень?
         Могу сказать, перенесла тревогу:
         Досталась я в один и тот же день
         Лукавому, архангелу и богу».

              Всевышний бог, как водится, потом
         Признал своим еврейской девы сына,
         Но Гавриил (завидная судьбина!)
         Не преставал являться ей тайком;
         Как многие, Иосиф был утешен,
520   Он пред женой по-прежнему безгрешен,
         Христа любил как сына своего,
         За то господь и наградил его!

              Аминь, аминь! Чем кончу я рассказы?
         Навек забыв старинные проказы,
         Я пел тебя, крылатый Гавриил,
         Смиренных струн тебе я посвятил
         Усердное, спасительное пенье:
         Храни меня, внемли моё моленье!
         Досель я был еретиком в любви,
530   Младых богинь безумный обожатель,
         Друг демона, повеса и предатель...
         Раскаянье моё благослови!
         Приемлю я намеренья благие,
         Переменюсь: Елену видел я;
         Она мила, как нежная Мария!
         Подвластна ей навек душа моя.
         Моим речам придай очарованье,
         Понравиться поведай тайну мне,
         В её душе зажги любви желанье,
540   Не то пойду молиться сатане!
         Но дни бегут, и время сединою
         Мою главу тишком посеребрит,
         И важный брак с любезною женою
         Пред алтарём меня соединит.
         Иосифа прекрасный утешитель!
         Молю тебя, колена преклоня,
         О рогачей заступник и хранитель,
         Молю – тогда благослови меня,
         Даруй ты мне беспечность и смиренье,
550   Даруй ты мне терпенье вновь и вновь,
         Спокойный сон, в супруге уверенье,
         В семействе мир и к ближнему любовь!