Возвращение

И гулкий свод, и холод тёмных ниш,
в которых затерялись дни и лица,
по сути за крупицею крупица
уводит их скупая вереница
туда, где лишь туман, потёмки лишь.

Но там невольно можно рассмотреть
как курит фронтовичка тётя Вера,
на детской шее галстук пионера,
как в страшном пьянстве ускользает мера,
срезая жизнь как минимум на треть.

1
Туда, где видится, постой-ка,
хочу попасть:
из досок старая постройка,
раскрыта пасть.

Звон меди, тары, тары-бары
в тени осин,
здесь москательные товары
и керосин.

Большие банки с рыжей краской,
пол земляной;
здесь как-то дышится с опаской
в полдневный зной.

Темнеют бочки с керосином
вдоль пыльных рам;
глядит мальчонка, рот разинув,
по сторонам.

Его рассеянные взоры,-
пусть стрельнут, злясь,-
находят лепку и узоры
где тлен и грязь.

2
Лошадка отгоняла мух хвостом,
за нею бричка в колее стояла.
Белело небо выцветшим холстом,
на взгорках зеленело одеяло.

На бричке в старом, мятом картузе
сидел старик, брал всякие обноски,
как будто в дар татарскому мурзе,
хоть ткань веков распалась на полоски.

В кругу стоявших женщин и детей
в обмен давал, и так вошло в привычку,
кому клубок из шерсти без затей,
кому свисток - раскрашенную птичку.

Хозяйки были рады, отходя,
свистели дети, округляя губы,
играла Жизнь на дудочке, хотя
дудела просто: весело и грубо.

Старик на бричке, круг из женских лиц,
загар ребячьих спин и всё такое
остались как гербарий меж страниц
в таком же недвусмысленном покое.