Плотина

Давно ловил себя на мысли, что внутренне готов к тому, чтоб написать нечто большое и значительное. Из всего разнообразия тем решил выбрать излюбленную – историю родного края. Большинство из тех, кто является уроженцами деревни Воскресенское и села Измайлово Милославского района Рязанской области, вероятно, слышали от старших односельчан истории про двух местных друзей-помещиков: Хрущева и Морозова. Одна из деревенских баек, повествует о том, что Хрущев – был весьма состоятельным и зажиточным человеком, в отличие от Морозова, усадьба которого располагалась на берегу реки Сухая Полотебня. Погрязший в бесконечных долгах, незадачливый помещик утопился в её водах, переплывая реку верхом на лучшем своём племенном жеребце, ведь он был страстным коневодом.
 
При создании данного произведения я следовал духу, а не букве истории. Описанные события относятся ко второй половине XIX века. Эта поэма – литературный памятник и подарок родному краю и всем моим землякам на долгую, добрую память.
 
Рабочее название: «Два помещика» (Плотина?)
 
 I

Ворчали июльские грозы,
За садом, в начале села,
На барском широком покосе
Встретились два мужика:
 
- Здорово, Иван! - Здравствуй, Пётр!
В Измайлово держишь ты путь?
Намедни наш барин с охотой
У вас там хотел отдохнуть.

- Да ну, так твой барин охотник?
- Бывает такой антирес.
- А наш – балагур, беззаботник!
- Слыхал, будто в долг он залез?
 
- Уж лучше пожар или голод,
Такая случилась тоска:
Чуть свет – во дворе кредиторы,
Село не пошло б с молотка.
 
- А то я смотрю, как ваш барин
В Хрущеве гостит пятый день,
Наш в баньке его напарил,
С охотой позвал, а тот: "Лень"...
 
II

- Ох, брат, я уже и не чаял,
Бери ты их хоть по рублю,
Один ты меня выручаешь,
Тебе, так и быть, уступлю.
 
А если кто спросит в деревне,
То людям своим ты вели
Сказать, что я был на неделе,
И купчую с ними пошли.
 
Её мы составим мигом,
Без шума и задним числом…
На ухо Хрущеву тихо
Морозов пел за столом.
 
- Сам знаешь, что добрые кони,
А сдохнут: овса-то ведь нет,
Уж я такой суши не помню
Последние восемь лет.
 
- Не знаю, сосед, что за страсти,
Хлеб знатный ведь в нынешний год,
Знать, черт под все эти напасти
Твою лишь деревню ведёт.
 
- Ну, будет, и баня простыла,
Положим уж делу конец:
Тебе отойдут все кобылы,
А мне племенной жеребец.
 
Его не продам, хоть ты тресни,
И, если не будет овса,
Пропасть мне на этом вот месте,
Придётся кормить со стола.
 
Такой разговор состоялся
У двух закадычных друзей,
Хрущев приобрёл за бесценок
Табун верховых лошадей.

III

Приказчик в Измайлове знатный:
За барина встанет горой,
С вопросом к нему неприятным
Приехали ранней порой.
 
- Где барин? Холопское племя,
Не шутка – под тысячу вёрст,
Скажи мне, бесовское семя,
Куда его дьявол занёс?
 
 - Не можем узнать-с, –
Отвечает с улыбкой седой Тимофей:
- С охотой уехал к соседу,
Ишо не вернулся с гостей.
 
 - Вот угол медвежий, несчастье,
Довольно мне этого бреда!
 - А это он сударь за счастье,
Могет ведь пойти на медведя.
 
Тогда уж охота в затяжку,
Бывает, по месяцу нет,
Что ж Вы так вздыхаете тяжко-с?
Останетесь хоть на обед?

***
 
Ну, братец-Тимоша, спасибо!
Ведь надо же выдумать так!
Воистину – русская сила
Не в барине, а в мужиках!
 
Ох, батюшка, как же, лошадок?
Ведь сколько в их было труду?
Сам знаешь про здешний упадок –
Сосед наш отводит беду.
 
Вернёт их по первому зову
Весною, на будущий год,
Я верю соседскому слову,
Трава молодая пойдёт,
 
И лошади наши на месте
За малую плату с меня,
Но, следуя голосу чести,
Себе оставляю коня.
 
Для Орлика высшего сорту
Вели фуражу припасти
И в новой конюшне с комфортом
На зиму его размести!
 
Что хлеб этот год уродился,
О том, братец мой, умолчи –
Упал, не успевши налиться,
Тому ж мужиков научи.
 
Тимоша вздыхал и крестился,
Но в том есть мужицкая доля,
Что выше Святого писанья
В почете хозяйское слово.
 
IV

В Измайлове барина любят,
К крестьянам имеет подход,
Кто старше, ещё не забудет
Про страшное время невзгод.
 
Ведь прежде владел сим именьем
Служивый в отставке –Лев(1),
К собакам с большим уваженьем
И страстью насиловать дев.
 
О сколько же душ православных
Сгубил отставной генерал,
Отмечен был в подвигах славных,
Но имя своё запятнал.
 
Имел из крестьянок-наложниц
В поместье обширный гарем,
А дворню на псов... – не за сложность
Считался подобный обмен.
 
Когда же преставился изверг,
Именье Морозов купил,
Всех прежних приказчиков выслал,
Побои крестьян запретил.
 
Мужик быстро голову поднял,
Окреп и духовно воспрял,
А барин, дремавши в оглоблях,
Весь свой капитал растерял.
 
Делами заведовал плохо,
Хоть Бог доброты подарил,
До карт, коневодства охотник:
Избыточно средств погубил.
 
Жена бы могла образумить,
Но был мой герой холостяк,
Душа не лежала обдумать
Подобный житейский пустяк.

***

Хрущев до охоты любитель,
До бани, пейзажных картин,
Уездных дворян предводитель,
Жену уважал – семьянин.
 
Кропоткины, Мусины-Пушкины(2)
Бывали в хозяйском дому,
С соседом-Измайловым туже –
Хоть рядом, но всё ж не в ладу.
 
К крестьянам, хоть строг,
Но без злобы соседа за то не любил,
Узнав о "досуге особом",
Общение с ним прекратил.
 
С Морозовым ближе сошелся,
Учить попытался уму,
Но в деле сём быстро обжегся
И стал старшим другом ему.

V

Кузнечик, зной полудня,
Цикорий у дорог,
И пыль котом приблудным
Вертелась возле ног.
 
Ячмень в полях уж клюнул,
Покосные луга
Сменили цветень юный
На пышные стога.
 
Опушкой земляника
В дубовой роще млела,
Вдоль речки ежевика
Сапфирами горела.
 
На маковке церковной
В янтарных брызгах света
Шептал медовый ветер:
"Июль – макушка лета".
 
На Орлике любимом
Морозов объезжал
Край теплый, чистый милый
В раздумьях: "Задолжал...".
 
Коня гнедого ласково
За ухом теребя,
В трясину мыслей вязкую
Затягивал себя.
 
В Рязани проигрался,
И, честно говоря,
Изрядно промотался,
До крайнего рубля.
 
Вдыхая дурман пряный
От липовых соцветий,
Он робкое шуршание
Под сенью крон приметил.
 
В просторном парке, вспомнил,
Когда-то разрешил
Играть ребятам дворни,
Кто здесь траву косил.
 
Ребята знали крепко –
Морозов был добряк,
И медная монетка –
Для барина пустяк.
 
Пошутит, приласкает,
Подарком наградит,
И вся смешная стайка
Пред ним уже стоит.
 
- Доверенные лица,
Давайте мне ответ:
В усадьбе что творится?
Порядок, али нет?
 
- Всё, батюшка, в порядке, –
Пищит, что посмелей. -
Играли нынче в прятки
У старых тополей.
 
 - А что же на плотине?
Купались этот год?
Приличные глубины:
Конь не проходит в брод.
 
- Купаемся, рыбалим,
Ныряем там без страха,
А Васька под корягой
Поймал большого рака.
 
- Быть Васе за тот подвиг
Представленным к награде.
Ох, как же я не вспомнил
Про дырочку в кармане?
 
Прости сердечно дурня!
За мной теперь должок
- А где ж то место будет?
Дорожка аль лужок?
 
Копеечку отыщем,
Нам только указать.
- В Хрущеве, за кладбищем
Вам там нельзя искать.
 
Ну, полно, ребятишки,
Послушайте, скажу:
Забот от денег лишку,
Коль нету терпежу.
 
Бог в людях ценит скромность,
В делах размах и пыл –
Прескверная способность,
Сам лишнего хватил...
 
Ну, будет вам ученья,
Жизнь преподаст урок,
Вернитесь к развлеченьям,
В них больший выйдет прок.
 
Вздохнувши, удалился
В тень липовой аллеи,
Ребята удивившись
Во след ему глядели.

VI

В Хрущеве покой и порядок:
Любая травинка при деле,
И избы в беленых нарядах
Резьбою с окошек глядели.
 
На въезде, над кромкою пруда
Гнездится хозяйский дом:
Всё прочно, надёжно, упруго,
На совесть сделано в нем.
 
К тому же крестьяне приучены:
«Работать до крайних сил», –
При каждом удобном случае
Им барин об том говорил.
 
В приказчиках строгий, суровый
И крепкий мужик – Иван,
В плечах, как оглобля, здоровый,
За словом не лезет в карман.
 
Крестьяне тут были потише:
Пугливые, больше молчали,
А коли Иван что заслышит,
С десяток плетей получали.
 
И церкви своей не имели,
На то был им Спасский приход(3),
Поскольку в духовном сем деле
Хрущев видел много хлопот.
 
***

- Я, барин, сказать за кобылок,
Их в дело бы надо пристроить.
- Ты, Ваня, избыточно пылок,
Довольно мне этих историй!

Сказали беречь, так ты слушай,
В дела не по чину, не лезь,
А коли подводят уши,
То средство надёжное есть.
 
Покличу парней из конюшни,
Должок тебе мигом вернут,
Весною за милую душу
Гулял по их спинам твой кнут.
 
- Так я же по вашему слову...
Улыбка бежит по усам:
- Плетей сколько вешать способен,
Решал-то ты, Ванечка, сам.
 
Я только внушение сделал,
А ты жаркий пыл проявил,
Теперь-то не шибко смелый?
Работай до крайних сил.
 
И Ваня, сутуля плечи,
За пояс заткнувши кнут,
Прослушав хозяйские речи,
Украдкою сплюнул в пруд...

VII

Проснулся Морозов скоро,
Петух на дворе голосил,
Лежать в ту тревожную пору
У барина не было сил.
 
Глаза будто в сером тумане,
Шатало как после седла,
И мыслей неясных в дурмане
Неслась перед ним череда.
 
На встречу Тимоша с улыбкой:
- Как спали? Управить про чай?
- Нет, братец, а выспался шибко...
Ты, уж, на меня не серчай.
 
- Помилуй, Отец, как же можно?
Живём, как дай каждому Бог,
Крестьянам помыслить-то сложно,
От скольких нас бед уберег!
 
Молиться нам жизни не хватит
За душу святую твою!
Старик и трясется и плачет:
«Простите, лишку говорю».
 
- Ну, будет, Тимоша, ну, будет,
Довольно, растрогал меня,
Неси мою лучшую сбрую,
Вели приготовить коня.
 
Коль нынче живётся полегче,
Утри ты с лица эту слизь.
Молись за меня, братец, крепче,
Побольше, почаще молись!

***

Коня направивши к реке,
Он ехал мелкою рысцою.
От церкви, что на бугорке,
Шли люди тёмной полосою.
 
Иль помер кто? Ну, что ж, бывает,
Один у всех у нас итог,
На свете тот не помирает,
Кому родиться не дал Бог.
 
К плотине резво подъезжая,
На берегу ребят приметил,
Как будто их не замечая,
На крики их он не ответил.
 
- Куда же Вы в одежде, барин?
Потонете, там родников...
- Управил, как надо управил, –
Шептал он среди тростников.
 
На самой середке речки
Почуял, как дернулся конь;
Прошла между пальцев уздечка,
По крупу скользнула ладонь.
 
Над ним водяною могилой
Сомкнулась прохладная гладь,
И в теле уж не было силы
Бороться, грести, выплывать.
 
Как Орлик напрягся и вздрогнул,
Покойно смежились веки,
Лицо исказилось, поблёкло
И в тьму опустилось навеки.
 
***
 
Уж вечер, и рыжее солнце
Меж вётел паслось на лугу;
У кромки воды тихо мнётся
Старик на речном берегу.
 
Слезою давясь, спотыкаясь,
Тимоша молитвы читал,
И мутно вокруг озираясь,
До ночи всё звал и искал…

Эпилог

Уж больше сотни лет назад,
О чем писалось, всё минуло;
И барский, и колхозный сад
Густым бурьяном затянуло.
 
Измайлова теперь уж нет,
Хрущево век свой доживает,
И деревенский человек
Про память предков забывает.
 
Лишь также плещется вода
На той, Морозовской плотине(4),
Июль, кусают овода,
Плотва блестит в прибрежной тине.
 
Сия поэма, Господа,
Будь это быль иль небылица,
Как та столетняя вода,
В сердец плотину будет биться.
 
И воскресит из темных лет
Людей, привычки жизни, сёла,
И, может быть, другой поэт
Расскажет здесь о чем-то новом.
 
Ведь время движется вперёд
По чётко черченной спирали,
Что будет дальше – подождём,
О том, что было – прочитали.

2019-2023 гг.
 
Комментарии:

1. Лев Дмитриевич Измайлов (1764-1834) – предыдущий владелец села Архангельское (Измайлово тож), прославился как видный военоначальник времен Отечественной войны 1812 года и жестокий самодур, А.С. Пушкин использовал его образ для создания помещика Кирила Петрович Троекуров в романе "Дубровский".

2. Кропоткины и Мусины-Пушкины – древнейшие дворянские фамилии, их представители владели селами Алексеевское (Милославское тож) и Горюшкино соответственно, вторые состояли в родстве с А.С. Пушкиным.

3. Имеется ввиду деревянная церковь Спаса Преображения в селе Спасское 1683 года постройки, ныне на её месте находится полуразрушенный каменный храм, постройка которого была завершена в конце XIX начале XX века.

4. Следует отметить, что тот географический объект, который сегодня местные жители называют «Морозовской плотиной», был возведен в конце XX века. Исторически же та плотина, о которой упоминается в поэме, находилась чуть выше по течению реки Сухая Полотебня. Сегодня она практически полностью разрушена.