Из ненаписанного. Продолжение

"Мы теперь все про тебя знаем, что ты за дрянь! Мы все прочли...»

Длинное письмо в рабочей почте. Лена сидит с каменным лицом. Мы прочли твой электронный дневник, да, фамилий не называешь, да, имен нет, но вот здесь ты пишешь про меня, здесь про Таню, здесь про Леночку, презираешь нас, смеешься надо нами, а мы думали, ты хороший человек. Зачем же вы так думали и отчего? Вероятно, оттого, что свалили на меня всю работу. Для вас хороший – значит безответный.

Кто же залез в мой электронный дневник? Кто разослал его по всему офису? Да не все ли равно?

- Писательница!

Главное, что они себя узнали. Боже мой, как теперь меня будут травить…

Но я внешне сохраняю ту же невозмутимость: уж такова моя привычка – записывать будни. Иначе как с ними справиться?
Или они думают, что я растеряюсь, буду оправдываться, сотру написанное? О нет. Теперь вы будете не просто случайным штрихом в бесцветных неделях, без свойств, без имен, а полноценными героями, персонажами будущей пьесы - и играть будете так, как захочу я, ту роль, которую отведу вам я - и станете спотыкаться о каждое мое слово, о каждую рифму.

Я пишу Лене в ответ письмо и тоже отсылаю его по офисной почте: «У нас нет никаких отношений, кроме рабочих, поэтому принимаю претензии только по рабочим вопросам. Есть ли какие-то недочеты в этой области?»

В комнате тишина, но в воздухе повисло такое напряжение, что, кажется, вздохни кто-то громко – и произойдет взрыв.

Входит Юрий. Уж он-то чувствует изменение атмосферы, как никто.

- Случилось что-то? – это мне, в рабочем мессенджере.

«Предлагаю вечерком кофе попить.»

«Кто же меня отпустит...»

«Ха! А кто твой начальник? Пиши - уход на час раньше - я подпишу!»

- Куда это вы!

- Девочки, мы с Надей сегодня пораньше, заявления подписаны. Лена, как мой заместитель, за главного. Я в вас верю!

И мы быстро уходим, пока тишина за нашей спиной не превратилась в свою противоположность.

Боже мой, как люблю я любое непослушание, любую свободу. Уйти за час пораньше! Законно! С начальником! Оставив за спиной впустую щелкнувшие пасти своры, которая только-только собралась порвать…

Мы поехали в ТЦ на Калужской. Огромное оранжевое здание, праздник жизни, Вавилон для бедных, а все-таки я беднее бедных: уже год или два я не могу позволить себе ничего, совсем ничего, даже кофе или билет в кино. Нам хватает только на квартплату, на еду, и то приходится занимать: у меня одно-единственное пальто, старое, лоснящееся на боках, и ботинки, носы которых вытерлись, и я закрашиваю их чернилами. Я не обедаю, так, макароны в столовой. И не завтракаю. Только ужин, и то – гамбургер, бутерброд.

Кафе на первом этаже, пластиковые столики. Он покупает чай во френч-прессе и мне – пирожные. На их цветной глянцевой поверхности выложены красные буквы алфавита, латинские: А, Q.

- Знаешь, хотел о работе с тобой поговорить.

Но я завороженно смотрю на листья мяты в стеклянной колонне френч-пресса, на глянцевые буквы. Алые буквы. Как мало, по сути, хорошего я видела в жизни! А для кого-то – для него – это просто пустяк, даже не жертва. У него богатая юная жена, дочь какого-то строительного магната из Ярославля, машина, квартира в центре Москвы, любящие родители.

- Я, когда только пришел, сказал Директору, что Надежда лучше всех работает и я хотел бы видеть ее своим заместителем. Но он уперся – Лена работает давно, а Надя только год, и все девочки за Лену, и… А с Леной я сработаться не могу никак, даешь ей задание – она саботирует, или идет к замдиректора плакаться...

- Естественно, замдиректора - ее старинный друг. А девочки – все – ее подруги из Подмосковья, она их сюда и устроила. А я – с улицы.

- Новенькая еще, как ее… Оля Векслер. Ослик Моисей. Ничего сделать не в состоянии, я бы ее уволил, а она рыдает. Как с ними… Еще подходит ко мне, хватает за рукав своими страшными ногтями, как ее стряхнешь? И Таня эта бестолковая. Прижалась в коридоре недавно: «Юрий Валерьевич, от Вас так приятно пахнет!» А сама - только недавно! – звонит клиент:

- Нет, в Англию мы не отправляем! – и кладет трубку.

- Как это не отправляем! – говорю. – Ты вообще в прайс смотришь?

- Смотрю, - говорит. – Вот же – на букву «А» - нету.

- На «В» посмотри. Великобритания.

Как с ними работать? Ведь с меня спрашивают. Счета не выставляются, там ошибки, здесь клиенту нахамили, только чаи пьют, приструнить невозможно - жалуются. Если бы не ты – восемьдесят клиентов – у тебя больше, чем у них всех, вместе взятых...

- Никак, - говорю. - Это безнадежно. Секретарь подруга Лены, Лена подруга замдиректора Димы, Марина, начальник регионального отдела, жена Димы, Леночка соседка и подруга Лены, Таня подруга Лены... Все по знакомству, по блату, по родственным связям сидят, работают те, кто "с улицы", а таких мало. У тебя в запасе года два, не больше. Свалят сначала всю работу, потом все свои косяки - и уволят. Не ты первый. Поэтому не усердствуй слишком...

Вот спасибо, оказывается, он меня рекомендовал на место зама, куда метила – и попала – Лена. Поэтому она меня и невзлюбила, поэтому и дневник искали и нашли. И в столе рылись. И подставить могут с клиентами, и подставят. Вот уж благодарю за честь.

- Ты давно женат?

- Пять лет.

- Так рано женился, зачем?

- В восемнадцать. Ну, как зачем…

Мы уходим на остановку. На автобус очередь. Октябрь, ледяной влажный ветер. Горят фонари.

- Я замерзла, ног не чувствую. Давай вернемся.

Мы зашли назад, и я села на лавочку, сняла свои остроносые сапоги. Погрела шелковую ступню в одной руке, в другой. Как будто муж и жена. Ничего интимнее нет: женщина замерзла и разулась, растирает тонкую лодыжку рукой, мужчина терпеливо ждет рядом.

Это все оттого, что сапоги дешевые и тоже из клеенки. Что же у меня за жизнь такая?

- Пойдем, согрелась немного.

Мы снова выходим на остановку, но что-то неуловимо изменилось. Какое-то тайное сообщничество. Был вроде бы рабочий разговор? Я вспоминаю лица девочек и смеюсь от удовольствия:

- Представляешь, что сейчас в офисе творится! Не удивлюсь, если завтра нас объявят любовниками.

- Не сомневаюсь! Может быть, у нас даже найдут общих детей!

И я понимаю, что ему приятно говорить об этом.

Приходит мой автобус, и я уезжаю. Он машет мне вслед.