Николай Болдырев

НИКОЛАЙ БОЛДЫРЕВ
(род. в 1944 г.)

Я начал понимать стихи,
когда увидел, как легки
у Феофана Грека руки,
как бесконечно далеки
луга нетронутой реки
от беспризорности и скуки.
Я долго бороздил поля тоски,
пока почувствовал, как медленны стихи,
как вековечны и внезапны эти ритмы,
похожие на тайный гул молитвы.

* * *

          Россия, Лета, Лорелея…

Кто в речи был заведомо рожден,
тот обречен священником быть звуков.
И вслушиваться в шорох, ропот, звон,
как будто храм – шептатель зги и слухов,
которыми ты полон просто так,
не понимая ничего, не отвергая.
Так столяр потом заливает свой верстак.
Так мчится в небе ласточка нагая.

***

Как врастаем мы в землю, о если б кто знал!
В тот случайный кусочек, что дан от рожденья.
Так врастает ручейник в межскальный кристалл.
Так врастает буддийский монах в механизм пробужденья.

Как нам трудно блуждать просто так по планете Земля.
Как нам трудно любить экзотических ветреных женщин,
когда слезы в глазах, а за ними шумят тополя
только маленькой рощи, чьи руки знакомы до трещин.

Ручеек, переулок, завиток дорогого виска…
Как нам мало здесь нужно! А сердце сжимает от боли.
Как нам важно лечь в землю возле родного леска,
где кончается поле и где начинается воля.

***

Прощай, моя тихая роща!
Встречай меня, дальний.
Мой шаг все бедней, все короче,
желанья астральней.

Кто дышит здесь так многодумно
в беседах коротких?
Чье слово неслышимо так и легко и бесшумно
меж нищих и кротких?

Кто правит здесь дрожью берез и изгибами ветел?
Кто время полощет
как эту листву на откосе наш северный ветер?
Кто вымел межзвездную площадь?

Оставь же березу, синицу оставь и другое.
Себе же оставь только это движенье без края.
Себе же оставь только это большое иное,
что в синем концерте осеннем стволами играет.