Как мы танкер испытывали

     Каспийское море, как известно, оно и не море вовсе – озеро. Но лучше его сомнениями не обижать, нрав у Каспия крутой.
          Речному танкеру «Пионер»* в конце 80-х годов прошлого века предстояли мореходные испытания на Каспии – требовалось убедить высокое начальство в безопасности плавания таких судов в кой-каких морях. К вояжу готовились десять человек штатного экипажа; груз не предусматривался, а в качестве «дополнительного балласта» (шутка капитана) – группа инженеров из Ленинграда, включая меня, и в придачу доцент куйбышевского вуза Пётр Калинкин.
     Наша питерская «бригада» в ожидании ящика с оборудованием, затерявшегося где-то на бескрайних просторах РЖД, успела основательно подкоптиться на горячем астраханском пляже. Туристы, сходящие с круизных теплоходов, расспрашивали нас про достопримечательности города, безусловно, видя в нас аборигенов.
     Наконец, мы загрузились на танкер. Измерительную аппаратуру разместили в ходовой рубке. Пока пополнялись запасы продовольствия и топлива, на «Пионер» прибыл новый персонаж – штурман с морским дипломом, что требовалось по условиям испытаний. Поднявшись в рубку, он сел в вертящееся кресло и стал от нечего делать задавать молоденькому вахтенному всякие вопросы, заметно подчеркивая свою важность. Выяснив, что в море на танкере будет трехразовое питание, он выразил недоумение: «Почему не четырех?» – «Я не знаю», – грустно ответил матрос. «Не увидел, – продолжил вопросы штурман, – «кондишен» у вас в рубке стоИт?..»  После недоумённой паузы повторил: «Стоит ли, говорю, «кондишен» в рубке?» Прозвучавший ответ привёл меня в неописуемый восторг: «Нет, сейчас МОЯ вахта. А Кондишин – это кто?!»
     С точки зрения нормального судоводителя наша задача была весьма странной: нужно было, чтобы танкер «поймал» шторм! Как там у Лермонтова: «А он, мятежный, ищет бури и т. д.». Требовалось поставить судно на двух-трехметровую морскую волну и замерить соответствующий изгиб корпуса на разных курсовых углах. Всё просто на словах. Одна беда – на море был штиль. Волна практически нулевая. И так – до рейда Махачкалы. Пару часов мы побродили по столице Дагестана, выпили по кружке местного пива – да и обратно на «Пионер». Поиски нужной волны продолжились.
     Вечером в курилке двое матросов пригласили нас (питерцев) принять участие в распитии крепких спиртных напитков, вроде как у одного из них «был повод».  Завязались стандартные разговоры: о погоде, о политике, о бабах и пр. Один из «хозяев» – паренёк с редким именем Евдоким – рассказал морскую легенду об «утопшем призраке».
     По его словам, лет десять назад на внешнем рейде Махачкалы переломились на волнении два аналогичных танкера (случай, кстати, реальный, описанный в СМИ). Образовалось огромное нефтяное пятно, но самое печальное, что погибли люди. Не все тела удалось впоследствии извлечь из воды, и с тех пор «многие моряки видели», как в сумерки у них по палубе бродит утопленник в мокрых лохмотьях. Или, бывает, парит над водой и заглядывает в иллюминаторы, будто о чём-то прося. 
     Потом Евдоким сбегал за гитарой, и мы хором горланили Высоцкого и песни народов мира.
     Доцент Калинкин участия в разгуле не принимал. Коллега выглядел классическим интеллигентом, носил очки, аккуратную бородку и был совершенно равнодушен к алкоголю. По утрам он выходил из каюты в эту курилку (там висело зеркало), заводил механическую бритву «Спутник» и тщательно шлифовал себе щёки. Бритва тарахтела, как небольшой мотоцикл…
     После выпитого спалось хорошо и крепко, но среди ночи я был разбужен по распоряжению капитана. Начинался шторм.
     Члены моей «бригады» – Юрий и Сергей – уже были на ногах. Первый в рубке настраивал измерительные приборы, второго я отправил на палубу юта [1]. Ему предстояло забросить кабель с «волномерной вертушкой» (изобретение институтского КБ), причем подальше от борта танкера, чтобы исключить контакт. Сергею это удалось. На глазок волнение было около двух метров. Море подсвечивалось прожекторами, что являло жутковатую картину.
     Капитан развернул судно навстречу волнам. Приборы работали исправно. Дисплеи ярко светились, самописец радостно жужжал, отображая волнение моря и деформации корпуса с тензодатчиков. [2]
     Речные суда, по сравнению с морскими, более гибкие, но и менее прочные.  При длине «Пионера» почти полтораста метров было заметно, как он изгибается, всходя на волну.  «По палубе гофра побежала!» – ахнул кто-то. «Нет, это упругая деформация!» – громко объявил я, тщательно скрывая собственный испуг. Не дай Бог, переломится танкер, и мы пополним славные ряды призраков Каспия!
     На курсе 15 градусов по отношению к волне приборы перестали её фиксировать. Юра занервничал. Я заругался. Сергей снова отправился на корму. Оказалось, что кабель зацепился за привальный брус [3], и выдернуть его категорически не получалось. Поплавок «вертушки» вместо повторения волновых колебаний лишь мелко дрожал. 
     Тем временем коллега Калинкин, никого не предупредив, перелез через фальшборт [4] и, ступив на «привальник», направил свои стопы в направлении юта – к застрявшему кабелю. Вначале он держался рукой за планширь фальшборта.  Но беда в том, что фальшборта в районе кормовой надстройки уже нет, есть просто борт – стальная стенка с глухими иллюминаторами кают. Поэтому Пётр схватился за приваренный к борту металлический пруток. Тут же волна окатила смельчака и унесла очки с его носа в пучину. Как доцента не смыло волной; как он, едва держась, не сорвался; как ему удалось отцепить кабель – ума не приложу!
     Закончив миссию, триумфатор отправился тем же путём обратно. Минуя иллюминаторы, он заметил, что в одном из помещений горит свет. Из неуместного любопытства доцент заглянул внутрь. Однако там была не каюта, как он думал, а гальюн (санузел), который в ту самую минуту имел неосторожность посетить наш знакомый Евдоким. Споласкивая руки, матрос мельком взглянул в иллюминатор. Вместо картины бушующего моря он увидел лицо бледно-зеленого цвета (эффект от подсветки прожектором), окаймлённое всклокоченными волосами и бородой. Прищуренный взгляд призрака не предвещал ничего хорошего. Через мгновение Евдоким с воплем выскочил в коридор, не обращая внимания на глубокий сон свободных от вахты товарищей…   
     Благодаря безрассудному поступку Калинкина мы смогли продолжить эксперимент. Радость наша была безмерной, хотя продолжалась не более пяти минут: кабель засосало под днище и срезало винтом – «вертушка» погибла в борьбе со стихией. Довольно скоро ветер стих, море успокоилось.
    Капитан подозвал меня к карте: «Прогноз пришёл. Завтра около 16 часов в этом районе, – ткнул пальцем, – будет волна три-четыре метра». – «Ну, больше трех не нужно…» – «Я не господь Бог. Будет больше – спрячемся за остров Чечень» – «А мерить волну как?» – «Визуально оценим», – отрезал капитан. 
    Утром я доложил по радиосвязи своему руководству о потере оборудования, неожиданно получив «добро» на визуальные замеры. А в обед «кокша» Анна накормила всех котлетами из свежей осетрины, которые по вкусу оказались ничем не хуже мясных. Откуда появилась рыба, я не спрашивал, но капитан шепнул тет-а-тет, что на Каспии «все кормятся браконьерством». 
    Обещанный шторм не застал нас врасплох. Несколько человек, включая капитана, встали у окон ходовой рубки, прикидывая высоту волн и записывая цифры в блокнотики. Однако капитан вскоре покинул группу, заявив, что его «опытный глаз» фиксирует сразу «трехпроцентную волну». [5]   
    На курсе 60 градусов началась сильная качка. Волны стали перекатываться через палубу. Надо сказать, что бортовая качка у речных судов резкая и комфорта точно не добавляет. 
    На курсе 90 градусов (бортом к волне) в рубку по внутренней связи позвонила рассерженная Анна, сообщив, что у неё «посуда и столовые приборы летают по камбузу», и она «не имеет никакой возможности готовить ужин». Есть не очень-то и хотелось: морская болезнь начала хватать за горло. Лишь непрерывная дискуссия по «правильной» оценке волнения спасала от рвотных позывов.
    Через полтора часа мы завершили разворот. «Финиш?» – спросил у меня капитан, глядя исподлобья. – «Да, закончили». – «Тогда уходим за Чечень».
……………………….
    Поезд в Питер из Астрахани идёт двое суток. Мы купили в дорогу вкуснейшего белого амура. Купе пропиталось умопомрачительным запахом копчёной рыбы. А в багаже у нас лежало по банке браконьерской черной икры – подарок от капитана. Меня это очень смущало: боялся, что проверят на вокзале и как минимум конфискуют. А то – штраф выпишут, на работу сообщат. Комсомольская совесть ещё не истлела. Однако обошлось.
    Испытания завершились с положительным результатом.  Я вёз в Ленинград итоговый «Протокол испытаний», кем нужно подписанный. Правда, зануда-капитан вписал в него «особое мнение»: на его «опытный глаз» фактическое волнение было больше, чем оценили остальные.
    На станции Баскунчак в окно нашего купе загорелые руки протянули большущий арбуз. Попросили какую-то мелочь. Отличный был арбуз, сочный и сладкий.

________________
* Название судна и имена героев рассказа изменены

[1] Ют – кормовая надстройка судна
[2] Тензодатчик – устройство, которое преобразует величину деформации в электрический сигнал
[3] Привальный брус, «привальник» – брус, устанавливаемый снаружи вдоль борта судна, предохраняющий его при ударах во время швартовки
[4] Фальшборт – ограждение из стальных листов, расположенных вертикально на палубе вдоль бортов судна; сверху фальшборт ограничен т.н. планширем, обычно стальным (аналогично планке перил у балкона).
[5] У океанологов принято оценивать интенсивность волнения по высоте волны «трехпроцентной обеспеченности». Если в выборке из ста волн отбросить три наиболее высоких, то высота самой крупной из оставшихся будет иметь обеспеченность 3%. 

 Октябрь 2024