Не впопыхах - поэма 35-41

35.
Во мне ты разглядела мужа
в те наши юные года.
Я выглядел столь неуклюже,
как настоящая балда.

Стиляга в клеточку рубашке
из деревушки Подгора.
Сейчас подумать даже страшно,
в чём заключалась та игра?

Не разгадать мне тайну эту,
каким же образом смогла
создать приличного Поэта?
Душа его теперь светла.

Нет крепче брачного союза,
чем, Оля, наш союз с тобой,
и легче в Мире нету груза,
чем нам подаренный судьбой.
36.
Неделю ласку Бог всё копит.
Её сын просит у Творца
и в воскресенье баньку топит,
в ней моет своего отца.

И скажет: – С лёгким паром! –
сын матери родной своей.
Нас баня лечит светлым жаром,
нам весело живётся с ней.
37.
Мы в триединстве без понятий.
Зачем оно и почему?
Быть может, скажешь ты, приятель?
В угоду эго моему.

И всё равно же бесполезно
вам что-то в жизни объяснять,
уверенным во всём железно,
к тому ж на кой всё это ляд.

Строка, пришедшая под вечер,
в нас взбудораживает кровь,
как будто осязаешь вечность
и сказанное в глаз, не в бровь

с переворотом всей системы
тяжёлых исчислений лет,
стоявших около дилеммы,
дающего себе обет

не повторяться в перерывах
и в исчислениях святых,
когда ты в стайерском отрыве
без восклицаний, запятых

на финише священной гонки
последний сделаешь рывок,
поймешь всю грусть воронки,
её увидишь в явь исток.
38.
В непостоянстве постоянство,
когда летишь сверх облаков.
И никаких там нету станций.
Повязаны и без обиняков
вокруг тебя молчат соседи,
им не до разговоров там,
где облака и звёзды в небе
одновременно видно нам.

Турбины воют, словно волки,
и не один, а разом три.
Над головами виснут полки.
В иллюминаторе зари
начало брызжет полосою.
Иллюминатор пополам
диаметром рассечен. Стоит
напомнить, пассажиры, вам.

На взлёте привязаться надо.
В полёте можно отдохнуть,
но не устраивать скандалов –
прерваться может дальний путь
на вынужденной же посадке
из-за скандала на борту.
Так может всё пройти не гладко,
не подвести чтоб всем черту.
39.
Носились тройки по России.
Теперь грохочут поезда.
По-прежнему в глубокой сини
горит Полярная звезда.

Всё странное, увы, не странно,
когда его познаешь суть.
Ты держишься порой экранно,
преодолев запретный путь.

Войдя в осеннюю тревогу,
тревожишься: – А где весна?
Под снегом спит река. Дорогу
засыпал снег, и не видна

она под толстым слоем снега.
По ней не ездят уж давно.
Не слышно яростного бега,
а тройки мчатся лишь в кино.
40.
За что ты меня полюбила?
Никак не могу я понять
деревню, по сути дебила,
умевшего только пенять
и хвастать о силе лишь слова,
что строятся строками в ряд.
Где рифма созвучий – основа
стихов гениальных.
                Навряд
во мне красоту разглядела
(представить такое нельзя),
от статности вдруг обалдела.
Ничем не сияла стезя.
Туманной была перспектива,
а тайна любови
                проста.
Любовь из святого актива
своим проявленьем чиста.
Стихи помогли разобраться
и тайну понять до конца,
что в жизни не надо ругаться,
как вышли вы из-под венца.
41.
Над нами кружатся метели,
и ветер дует нам в лицо.
Так за неделею неделя –
они свиваются в кольцо.

Пуржат они и днём, и ночью.
Нагрузки серости растут.
Спасаемся полётом в Сочи,
а там магнолии цветут.

Волна ласкает наше тело,
и даже в шторм она тепла.
С утра в неё мы входим смело…
…не плавники растут, крыла.

Не хочется нам возвращаться,
но надоело загорать,
с волною дикою общаться
и грани отдыха стирать.

В однообразии волненья
идём в обратный путь – в пургу.
Преодолев свои сомненья,
мы приступаем вновь к труду.