Джойс. Улисс. 7 глава. Эол

1.11.2024.
Джеймс Джойс «Улисс»
Глава 7. Эол.

В СЕРДЦЕ ИРЛАНДСКОЙ СТОЛИЦЫ

Трамваи на рельсах готовятся в путь,
Вот регулировщик: осталось взмахнуть
Иль вскрикнуть надсадно «Рэтгар и Тереньюр!»
И словом хлестнуть: «Верхний Рэтмайнс! Заснул?»

ВЕНЦЕНОСЕЦ

Вот Главный почтамт. Рядом живо натрут
До блеска башмак – важен чистильщик-труд.
Карет ярко-красных бока с вензелями
E.R. есть свидетельство: слово доставим!

ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПРЕССЫ

Рекламный агент Блум в святая святых
Газетного одра. Он ищет ключи
Для Ключчи, который чаи продаёт.
Заметку берёт. В типографию ход.

ВИЛЬЯМ БРАЙДЕН, ЭСКВАЙР, ОКЛЕНД, СЭНДИМАУНТ

Фигура вошла. Величавость и жир
Сочится из мыслей, редакция – клир.
Лицо, как Спасителя. Марта. Мария.
Сюда дуй, туда дуй, ветрам – двери мира.

ПОСОХ И ПЕРО

Из глаз исчезают колени и шея
«Спасителя». Тираж газет – бремя,
Спасёт ли редактор от всяких напастей
Печатное слово и дело. Лязг пасти

С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ О КОНЧИНЕ ВЫСОКОЧТИМОГО ГРАЖДАНИНА ДУБЛИНА

Машинной. На зуб ей попав, человечек -
Стук-стук-перестук – распадётся на вечность,
На атомы мира. И в Бозе почиет.
А серая крыса по кладбищу рыщет.

 
КАК ВЫПУСКАЕТСЯ КРУПНЕЙШАЯ ЕЖЕДНЕВНАЯ ГАЗЕТА

Вот мистер Нанетти, всегда за работой.
А вдруг он умрет, кто стук-лязг остановит?..
Всегда интерес – объявленья, реклама,
А официоз – тухлый прототип драмы.

МЫ ВИДИМ РЕКЛАМНОГО АГЕНТА ЗА РАБОТОЙ

- Вот эта реклама для Ключчи, её бы
Скорей разместить, два ключа сверху, чтобы
Почеркивать суть, ведь идея забавна?
- Да, это мы можем! – сказал ему фактор.

НА ТЕМУ ПРАВОПИСАНИЯ

Ух, знает все знаки писанья работник,
Охотится за опечатками бойко.
У-ух! – вот бумага, почти, как живая.
У-ух! - дверь скрипит, говорит, не немая.

И БЫЛ ПРАЗДНИК ПАСХИ. ОПЯТЬ ЭТО МЫЛО.
ЭРИН, ЗЕЛЕНЫЙ САМОЦВЕТ В СЕРЕБРЯНОЙ ОПРАВЕ МОРЯ.
КОРОТКО, НО МЕТКО. ПРИСКОРБНО. НАРЕЧЬЕ РОДНОЕ.
КАК ГОВАРИВАЛ WEATHERUP: ВОСПОМИНАНИЯ О ДОСТОПАМЯТНЫХ БИТВАХ…

Эолова арфа. Одни заголовки
Гласят громогласно, проделки, уловки,
Кричат и гарчат, привлекают вниманье.
А что там внутри – то ветров завыванья.

Имеющая дело с журналистикой не только радио, но и печатной, попав в замысловатое хитросплетение дующих во все стороны и в разные трубы эоловых питомцев-ветров словес, живописно представленных в главе 7 Улисса, чувствовала себя не, как рыба в воде, а как сильфида среди воздушных потоков акаши.

Джойс разделяет всю главу короткими заголовками – то ли эпиграммами, то ли рекламой темы, которая может открыться, а может и нет: главное – бросить броское словечко. Чтоб зацепило – звуком взгляд, блеском – ухо, картинкой – нутро.

Так мыслит рекламщик, газетчик, редактор. Каждый, кто хоть каким-то своим боком подвизался на поприще масс-медиа. В начале 20 века эти профессии уже были в своём апогее, и стиль печатного слова - на пике своей востребованности. Люди мегаполисов, к коим причисляли себя дублинцы, - не мыслили себя без того, чтобы не читать газет. Там были новости, объявления, карикатуры, детские сказки, диктанты по правописанию, некрологи, свадебные заметки – вся жизнь в её разнообразии и переменчивости.

И реклама. Как же без неё. Двигатель прогресса. Который зашёл в тупик благодаря собственному разудалому и разнузданному нигилизму, богоборчеству и популизму наукообразных тем, заменивших духовные поиски внутрь, подменив симулякрами вовне.

Впрочем, последняя фраза – это размышления о размышлениях. Заметки читателя (мои) на полях. Кстати, все в лучших традициях Джойса. Потому что метод перемешки-микса сюжетных заметок щедро посолены и поперчены внутренними монологами-аллюзиями-психоделиями главных героев – Блума-Одиссея и Дедала-Телемака.

Здесь они не встречаются пока лично, но можно сказать цветаевским «слегка соприкоснулись рукавами»: один ушел, другой пришел.

И разговоры-перебранки, блистание эрудицией и знаниями, факты и аргументы, pro et contra, дискуссии-дебаты – как мне близок (был когда-то) этот ежедневный поток обсуждений редакционных правок, переписывание, переиначивание, перелицовывание, переливание из пустого в порожнее, вода в решете и толчея её в ступе.

Кульминация главы – панорама Дублина с колонны Нильсона в устах Стивена, придумавшего «Притчу о сливах». В главных ролях – старые весталки – 50 и 53 лет, престарелые и набожные (… вот прям обидно стало, не за весталок, а за престарелых, но мы же не в 21, а пока в начале 20, конечно, тогда мадам Грицацуева «молодая была уже не молода» из Ильфа и Петрова, которой было 35 лет), отправились окинуть взором любимый город с самой высокой точки. Купили грудинки, хлеба и слив. Поднялись по винтовой лестнице и уселись лицезреть. Сперва поели. Потом стали бояться, что башня упадет. Потом голова у них закружилась да так, что пришлось им верхние юбки поднять к глазам, сесть и смотреть вверх – на статую «однорукого прелюбодея». И устав смотреть и вниз, и вверх, стали старые плутовки есть сливы, плюясь косточками вниз, через перила.

Ветра Эоловы, которым Одиссей,
Держа в мешке, не позволял вихриться,
Товарищами выпущены, быстро
Домой вернулись. А Итаки след

Простыл… Увы, нам не дано дойти
До цели, лишь одной фортуне веря,
Она обманчива. Не обойти потери,
Наш опыт – дар и кнут самой судьбы.

И снова в путь, попутно петь и пить
Горчайший смысл: во знаниях печали
Так много. Так скорей Орфей сыграй нам
Благую песнь: что счастье впереди!

Продолжение следует…