Генрих Гейне. Die Heimkehr, NN 23 - 29, пер. с нем
23.
Застыв пред её портретом,
Я всматривался в глаза,
И вдруг они заблестели,
И покатилась слеза,
И оживились улыбкой
Глаза и кончики губ...
И мне показалось – любимой
Сегодня я дорог и люб.
И стал я плакать, и слёзы
Не прятал, не вытирал.
Никак не могу поверить,
Что я тебя потерял.
24.
Злосчастный я Атлант! безбрежный мир,
Мир боли сдерживать вовек я должен;
Держу неудержимое, и сердце
Готово разорваться.
О сердце гордое! ты билось, чтобы
Счастливым быть, счастливым бесконечно
Или несчастным бесконечно, о гордец...
Теперь же ты несчастно.
25.
Приходят, проходят годы,
Нисходят люди в гробы,
И только любовь не уходит
Из сердца и из судьбы.
Судьбу об одной лишь встрече,
О встрече с тобой молю,
Когда прошепчу, умирая:
“Мадам, как я вас люблю!”
26.
Мне снилось: печально глядела луна,
И звёзды печально мерцали;
В тот город меня унесло, где она
Жила, не зная печали.
И вот её дом, вот ступеньки крыльца,
Я обнял камень застылый, –
Бывало, он радовался без конца
Кокетливым туфелькам милой.
А ночь была холодна и длинна,
Был глух и холоден камень,
И лунным сиянием озарена
Фигура в оконной раме.
27.
Глаз чем-то отуманен
И зрения лишён:
Одна слеза осталась
С давнишних тех времён,
Когда её сестрёнки,
Соединясь в ручьи,
Лились и исчезали,
Кто в ветре, кто в ночи.
И звёзды угасали,
В туманы облачась,
И унимался ветер,
И уходила страсть.
Теперь любовь не мучит
Ни сердце, ни глаза.
И ты покорно таешь,
Последняя слеза...
28.
Плывёт осенний месяц
В надоблачной тиши;
Дом пастора чуть брезжит
В кладбищенской глуши.
Вдова псалтырь читает,
На свечку сын глядит,
Дочь старшая зевает,
А младшая твердит:
“Ах, боже мой, как скучно,
Как скучно дни идут!
Одно лишь развлеченье –
Когда гробы несут”.
Мать, посредине чтенья:
“Брось! папа твой затих,
А схоронили после
Всего-то четверых”.
От старшей потянулось:
“Наш кров и нищ, и дик...
Уйду-ка завтра к графу,
Он к золоту привык”.
Сын, смеха не стесняясь:
“И я не прочь свалить!
Друзья с большой дороги
Меня научат жить”.
Вдруг Библию швырнула
В него седая мать:
“Ты, нехристь окаянный,
Готов убийцей стать?”
Все слышат стук в окошко.
Открыли – там мертвец.
Стоит в плаще церковном
Их пастор, их отец.
29
Дождь, колкий снег и ветер
Схлестнулись на лету;
Сижу у окна в ненастье
И вглядываюсь в темноту.
Вон лучик одинокий
Помигивает, скользит;
Там мамочка по тротуару
С фонариком семенит.
В её корзинке яйца,
Мука и масла кусок;
Она дочурке взрослой
Сейчас испечёт пирог.
А дочка греется в кресле,
В камин глядит без конца,
И кудри её золотятся,
Нежно касаясь лица.
1824 - 2024
Свидетельство о публикации №124103108392