Синицей в небеса

Мой Океан, не вижу я заката дня, он в пасмурной не поволоке затмевает чей то взор, пеленой не в небеса, но если есть еще полет не журавля, синицею крыло не удержать, разжать кулак и снова три не пять, не сосчитать потерь, и вне дороги три, и снова не моя судьба, и Орион свое зерно, мгновенье, старт, отсчет не бронзового века, и часы не отсчитают небоскреба вниз, да треск не пламенных столетий. Исполины вновь и вновь взирают свысока, и кто же исказил, но снова свысока не перст, глагол и озарение, и свет не гаснет Твой, и пелена томится, и густеет не сама. Да есть ли вне воздушного пера еще, еще, да брови в удивление не разбегаются волною озорной, и гнев не вспышке разума, всего лишь миг и зверь не мишкой, и рев не рысью, чей же рык, и кто посеял ложь не в той толпе, что распинала и гнала, гнала себя, и нет покоя журавлю, ведро иль чашей, да не испить, не родниковую, и вновь не молодцом, да было, не было Тебя вне крынки не парного молока, коза по прежнему синеет пустотой, и круче нет скалы вне купола, шатром его не назовешь. Да если осень разбежалась и колпак подбросит так те мысли в хаосе, уже ли снова только талая вода вбирает мысль не муравья, а осень сытым и парным не хлебушком, вне каравая, не искрится самовар, баранками катается, и пятится лиса, да снова блюдо свысока тарелкой промелькнуло, ахнула толпа и нет крыла орла, и снова лишь не вдребезги, и кубарем не пополам, да заячьей тропой стремглав несется календарь, и лестница меняет профиль свой, она всегда идеей новой дышит, но какой уже синицею не увлекает, не гонение, и не крутые берега вне поволоки не чернее тучи облака.