Олигарх и Губернатор

Олигарх и губернатор.

        Олигарх с губернатором выпивали у олигарха дома. Картина выглядела почти образцовой: охрана и прислуга спрятались в домике у ворот, в самой усадьбе никого, тихо, большой зал, покойное освещение, камин, естественно виски, закусочка. И неторопливый разговор, в меру по душам, в меру легкий, с налетом юмора. Сидя в глубоких креслах оба с удовлетворением воспринимали правильность построенной сцены, соответствие её тому, чем и кем они хотели бы казаться. Была, конечно, и некоторая доза театральности в картинке, оба они, люди вовсе неглупые,  это понимали, но понимали также и то, что положение обязывало вести себя друг перед другом именно так, а не иначе, хоть и знали они друг друга давно, с молодости, с большими перерывами правда, но так давно, что помнили друг друга в разных статусах, да и за текущей жизнью друг друга следили, не часто, но следили и при случае, когда нельзя было вычислить источник, старались друг другу подкузьмить. Олигарх, правда, поднялся сейчас уже высоко и губернатору трудно было ему серьезно навредить. В свою очередь олигарх поднялся не настолько высоко, чтобы иметь возможность осложнить жизнь губернатору, тот прочно сидел. Ситуация поэтому позволяла вот так мирно беседовать. Оценивая обстановку, олигарх, правда, еще подумал, что плебейские черты характера в нем не изжиты, потому что о правильности выстроенной сцены, даже с юмором, может думать только плебей, на эту сцену попавший. Губернатор же ни о чем подобном не думал вовсе. Нормально же все.
    В тот год, когда объявили кооперативы нынешний олигарх был заместителем директора заводского дома культуры в городке, где ракетный завод был основным и практически единственным предприятием, а губернатор был сыном директора этого завода и учился в институте в столице. И до учебы в столице и во время ее, когда он приезжал в город,  губернатор - будем называть его и олигарха по их нынешнему статусу, хотя в те далекие времена ничто не наводило на мысль о том, как сложатся их судьбы – так вот, губернатор любил приходить в ДК к заместителю директора у которого можно было качественно переписать на магнитофон пластинки с моднейшими зарубежными рок-группами, стоившие в те времена на рынке как половина месячной зарплаты инженера. У олигарха они были, потому что уже в те времена он шустрил и умел аккуратно проворачивать дела. Потом конечно судьба их развела, но знали они друг друга с того времени и сейчас это давало им возможность чуть более доверительно общаться и дозированно прикалываться.

Олигарх.

      Никакой он был не олигарх. Не дотягивал ни по капиталам, ни по значению в деловом, а главное, в политическом мире. Но был он уже очень богат, владел заводами, магазинами, даже банк у него был и газета и его близкие все чаще толи в шутку, толи всерьез олигархом его называли. Поэтому будем вслед за ними называть его так.
    Это все враки, что богатые люди с умилением вспоминают бесприютную молодость. Олигарх считал, что и родился он по настоящему только в тот год, когда объявили кооперативы. Конечно, он жил и раньше, но это было так неважно и мелко и сейчас воспринималось как некая предыстория, завязка настоящей жизни.  А в тот год, после выхода закона о кооперативах, он съездил в столицу, вернулся, встретился с главным бухгалтером ракетного завода и уже через месяц они, взяв в компанию еще главного технолога и начальника отдела снабжения, открыли кооператив и он стал председателем кооператива. Кооператив очень быстро взял в аренду у завода термопластавтоматы и стал производить в огромных количествах пластиковые кружочки с торчащими металлическими иглами.  Назывались эти штуки иппликаторами, считалось что они помогают от многих болезней и народ их раскупал влёт. Сбывали их сначала в столице, а потом и в других городах. Появившиеся деньги он направлял на закупку за бугром вошедших в моду компьютеров и перепродажу их по стране. Для закупки компьютеров рубли нужно было сначала превратить в валюту и тут пошли такие связи, про которые олигарх и сейчас предпочитал не вспоминать. Это про него ходила потом долго легенда о двух Камазах денег, привезенных в банк, когда для одной хитрой операции понадобились вдруг безналичные. Валюту добывали еще продажей за границу металлолома. Дела начинались большие, поэтому когда родное государство обложило кооперативы налогами нашлась масса помощников и советчиков по части правильного устройства процесса. Бизнес не пострадал, а наоборот окреп, приобрел солидность, уже и в исполкоме будущего олигарха называли уважительно – по имени и отчеству, невзирая на молодость лет, уже и городские праздники устраивались на его деньги и больнице они помогали. Когда пошла приватизация, появились ваучеры, все силы были брошены на скупку ваучеров. Его люди стояли в подземных переходах в столице, ходили по предприятиям, крутились возле винных. Ваучеры вкладывались в нефтехимию и в металлургию. Делать дела из города становилось все больше неудобно, да и связь была хуже некуда (олигарх до сих пор иногда вспоминает, как приехавшему в город американцу понадобилось позвонить в столицу и он битый час набирал восьмерку, да так и не пробился через короткие гудки.  Яркое ощущение смеси стыда и абсолютной беспомощности сохранялось потом многие годы). Так что скоро он оказался в столице и в город показывался все реже и реже.
      Хотя иногда он с гордостью про себя он думал, что таки обладает тем, что люди называют хуцпа, то есть желанием действовать без опасения неудачи, смелостью, способностью изменить свою судьбу наперекор этой самой судьбе, тем не менее история его восхождения к большим деньгам не была какой-то особенной, наверное все истории восхождения к большим деньгам более или менее одинаковы ну, может быть, с небольшими отклонениями. Это истории банкротств все разные, хотя если подумать и здесь есть общее. Ну да бог с ними,  сейчас о конкретном олигархе речь.
       Делали банк, но опоздали, солидные люди банки себе уже сделали. В территориальном управлении Центробанка сидел чиновник - молодой парень, розовый, гладкий, спокойный. На руке часы, по цене с уставником будущего банка конкурируют. Долго придирался к разным мелочам, в конце концов во время третьего посещения на бумажке написал цену вопроса. Она также равнялась уставному капиталу. Будущий олигарх может быть и подумал бы, но уж больно рожа у парня была противная, не смог себя переломить. Пришлось плюнуть и заняться другими делами. Потом свой банк все равно пришлось делать, уже никак без него нельзя было и обошлось ему это гораздо дороже, но он не жалел, слишком противная та рожа была.
      И еще много чего было. Стреляли в него, правительство круто наезжало, кидали его и партнеры и правительство и он кидал и тех и других. В общем, довольно обычная история, даже кровь за ним была…  Но чего за ним не было, это фальшивых банкротств. В дефолт он в своем банке по депозитам с людьми расплатился, что далеко не каждый банкир сделал. Намного беднее стал, но расплатился.  Впрочем это (и то, что расплатился и то, что стал беднее) он вовсе не афишировал, а если спрашивали, отшучивался.
       Он уже не помнил, с какого момента закончился бизнес и началась политика. Точнее не вполне политика, а просто вдруг выяснилось, что если ты хочешь даже не богатеть, а просто дальше существовать, то нужно входить в Круг. Точнее, сначала он понял, что Круг существует, что это не какая-то конспирологическая теория, он есть, он реален и он определяет, как ты будешь жить. В Кругу были торгаши и заводчики, банкиры и чиновники, силовики и военные, правящие депутаты и оппозиция, артисты и даже некоторые ученые – неважно было кто ты, человек входил в Круг не потому, что он был кем-то, наоборот, он был кем-то, потому что входил в Круг. Были в Кругу, пользуясь бандитской терминологией, свои близкие и свои дальние, были свои блудные сыны и свои изгои, были богатые и не очень. И вне круга существовали богатые и не очень, но в Кругу все понимали – богатый вне круга всё равно что люмпен, даже не второй сорт. Круг не имел никакой структуры, в нем не было главного и даже выраженного центра, Олигарх затруднялся сказать по каким признакам можно было определить,  кто входит в Круг, а кто нет. Иногда ему казалось, что факт вхождения в состав Круга собственно и определяется наличием способности отличить тех, кто в Круге от тех, кто нет. Он никогда не задумывался, как именно это происходит, но отлично понимал, знал, что никаких тайных, законспирированных способов или особых сигналов не существует вовсе. Просто ты понимаешь, что этот Круг есть и можешь сразу сказать про человека – входит он в Круг или нет и человек Круга, глядя на тебя знает, что ты в Круге. А в Круге главным были не деньги,  деньги есть у многих, главным было общее понимание текущей ситуации, способов жизнедеятельности в ней и тонкости отношений с себе подобными и эти отношения нужно было правильно выстроить, чтобы не быть отброшенным центробежной силой на периферию Круга, нужно было понимание тонких флюидов, рождающихся неведомо как внутри Круга, нужно было понимание актуальной в данный момент политики и умение следовать в фарватере  этой политики не напрягая себя, а естественно, так, как будто другого и быть то не может. А еще нужно было знать правильные слова. То есть о чем ты должен сказать, это было понятно, но сказать нужно было нужными словами, такими, чтобы всем стало понятно – ты их не выдумывал и не продумывал, а сразу от сердца сказал. При этом совершенно не имело значения, сказал ли ты их действительно от сердца, пожалуй это бы даже повредило. В Кругу не имело также значения, к какой политической партии ты относишься и какие взгляды провозглашаешь публично. Вообще твоя публичная жизнь была не очень важна, в определенных пределах, конечно. В идеале лучше всего было, если публичная жизнь отсутствовала вовсе.
      Вот с умением следовать вслед за изгибами актуальной политики у Олигарха не все было ладно. Штука была в том,  что нужно было делать это просто и естественно, куда бы очередной изгиб не заводил, а Олигарх иногда срывался и пару раз уже давал петуха. До оргвыводов еще не дошло, но несколько настороженных взглядов Олигарх словил. И с некоторых пор он испытывал ощущение, схожее с тем, которое было, когда у него в спальне сломался датчик сигнализации. Обязанный в нормальном состоянии молчать и ничем себя не проявлять он вдруг стал среди ночи мерно и тревожно вспыхивать яркой красной точкой, бросая отсвет на окружающие предметы и у Олигарха в полусне появилось зябкое ощущение присутствие кого-то постороннего там, где постороннего заведомо быть не должно. По какой-то непонятной связи он тогда вспомнил о единственной собаке, которая была у него в детстве. Ему тогда было девять или десять лет и родители разрешили держать во дворе их дома (а у них был отдельный дом с участком) приблудившегося пса, щенка точнее. Прожил щенок этот недолго, взрослой собакой он так и не стал. В какой-то из дней пес лег на землю и вставать отказался. Он порывисто дышал, бока так и поднимались и опускались, и изо рта стекала белая пена. На подставленную еду он даже не смотрел и для того чтобы пес ел кто-то посоветовал дать ему немножко водки. Водку влили в пасть, но это не помогло. Отец посмотрел на пса и сказал, что уже не жилец. И тогда Олигарх – десятилетний мальчик – затолкал пса в мешок, взял лопату, отнес мешок на пустырь и там закопал. Закопал он совсем неглубоко и очень хорошо запомнил как земля, рассыпчатая и мягкая как пух земля. поднималась и опускалась от дыхания пса там, в мешке. Олигарх какое-то время смотрел на эту землю, а потом убежал. И вспомнил об этой земле много лет спустя, лежа в пустой комнате и глядя на красноватые блики на шторах, появляющиеся, пропадающие и появляющиеся снова.

     Можно было конечно в Круг и не входить, но штука заключалась в том, что как только ты достигал определенного уровня могущества (измеряемого как правило деньгами, но не всегда деньгами и всегда не только деньгами), ты должен был либо войти в Круг, либо это могущество начинал потихоньку (а иногда и не потихоньку) терять. Нахождение внутри Круга не гарантировало от потерь, оно было смертельно опасно, нахождение внутри Круга, но лишь оно обеспечивало движение вперед, а нахождение вне Круга с определенного момента гарантированно обеспечивало банкротство в конце концов. Банкротство во всех смыслах.

Губернатор.

     Как уже говорилось, Губернатор был сыном директора ракетного завода расположенного в городке неподалёку от столицы. Учился он в столице, в молодые годы был парень шустрый, быстро выдвинулся, успел поработать в столичном штабе студенческих строительных отрядов, на излете горбачевщины, уловив попутный ветер,  бегал по митингам, а когда грянул переворот его уже заметили, давали разные поручения и после тех самых пиковых трёх дней он уже сидел на Старой площади и проверял присылаемые отовсюду районные газеты на предмет правильности реагирования на происходящие события. Правильных хвалили, к неправильным применяли оргвыводы. Особенно обращали внимание если в газетах приводилась позиция директоров производств и прочих местных руководителей. По ним вели досье. Губернатор до сих пор помнил как к нему попала газета из его родного города. Открывал он ее с волнением – что-то там будет. Отцу его (он тогда еще был директором) повезло – на страницах газеты он не появился ни к каком виде. Впрочем, это не помешало через полгодика попросить его отдохнуть на пенсии. Началась подготовка к приватизации и будущее операционное поле зачищали вдумчиво и грамотно.
    Губернатор всю жизнь оставался верен одной партии. Партия эта меняла названия, менялись её первые лица, но это была одна и та же партия и губернатор был ей верен на всех поворотах своей жизни. Да и повороты эти нельзя назвать какими-то определяющими и даже значительными, хотя от партийного функционера он переходил к предпринимателям, потом становился чиновником, потом снова предпринимателем – это все было неважно. Главное - он был вблизи руководящего ядра и это определяло основное содержание его работы и жизни. В Круг он входил с молодых лет, когда начал выполнять указания старших товарищей с эдаким огоньком, посмеиваясь, но красиво и точно. Суть этих указаний всегда была на втором плане, но, тем не менее, он ухитрялся в большинстве случаев и суть не упускать и зачастую это было полезно и для него и для сути. Помогали старшие товарищи, бывшие хорошие знакомые его отца, в основном из бывшего союзного министерства, в отличие от отца ухватившие гребень волны как хорошие сёрферы. Иногда, правда, некоторые срывались с гребня и тонули, но всегда как заботливые няньки успевали передать будущего губернатора следующему спортсмену. Губернатор, впрочем, хорошие отношения сохранял со всеми и бывших наставников не забывал кроме разве что тех случаев, когда близкое знакомство могло скомпрометировать. Но тут уж ничего не поделаешь, жизнь. И жизнь эта катилась довольно бодро, не застревая на разнообразных заторах и поворотах общей жизни нашей такой большой и такой интересной страны. Он уже входил в исполком своей партии, был там на хорошем счету и много было уже тех, кто на него смотрел как на своего вожака и уже про личную преданность ему с ним кто-то в порыве искренности и откровенности говорил. Назначение его губернатором поэтому воспринялось окружением не то чтобы как давно ожидаемое, но уж точно как заслуженное и открывающее самые радужные перспективы.
     Губернатор надежды оправдал. И надежды своей команды и надежды тех, кто на него поставил проталкивая на должность. Для объективности нужно сказать, что и область под ним не прогадала. Как руководитель он оказался вполне на месте.

В общем, сидели себе Олигарх с Губернатором потихоньку пригубливали свой алкоголь, потихоньку закусывали чем бог послал и друг другу разные байки рассказывали. Вроде вот этих.


Рассказ Губернатора.

В те времена уголовная статья за валюту еще не была отменена, но доллары ходили везде. Уже были и легальные обменники в столице, но в обменниках курс не очень выгодный. У меня на руках сто долларов, возле Петровского пассажа хочу их продать и перед обменником меня останавливает деловой, бородатый, в кепке, по виду чеченец или осетин, предлагает обменять более выгодно. Он достает пачку рублей, начинает отсчитывать, кто-то толкает меня в плечо, но тут же мужик отдает мои рубли и я отхожу, засовывая деньги в карман. Меня хватают за плечо: Стой, милиция. Сбрасываю руку и бегу к Кузнецкому мосту, сзади бегут, кричат: Да стой же, мужик, тебя обманули, посмотри на деньги! На бегу достаю пачку, смотрю и действительно, сверху крупная деньга, за ней всякий сор. Останавливаюсь. Мент в штатском подбегает, говорит: Мы поймали мошенника, пойдет в отделение, свидетелем будешь. В отделении старший мент дает бумагу, говорит: Пиши заявление, что тебя обманули при обмене. Я пишу. Старший берет, читает, удовлетворенно кивает и говорит: Видишь какое дело, это же валютная операция, срок за это светит.
Кому?
Тебе.
А что делать?»
Давай ты напишешь другое заявление, что обменять хотел, но от обмена отказался и не стал. А того мы все равно прищучим.
Я пишу. В это время подходит милиционер в форме и говорит старшему: Вон их смотрящий идет. В окно видно, как по улице идет молодой чечен чисто выбритый, в модном плаще. Старший оборачивается ко мне и говорит: Сто долларов мы у жулика отобрали, вот, возьми. Отдает мне деньги и объявляет, что я могу идти, свободен. Я ухожу,  а у старшего на руках для чеченского смотрящего остается два моих заявления. По одному тому бородатому чечену светит срок, а по другому – нет. Правда мысль - интересно, сколько стоят эти два заявления? – в голову мне пришла позже, не тогда.

Губернатор не умел по людски смеяться. У него всегда получалось как-то горлом, как будто он не смеется, а выговаривает смех.

Олигарх про себя подумал: так он получил первый урок бизнеса. Но вслух он этого не сказал. Не потому, что боялся что губернатор обидится или изменит свое представление о нем в худшую сторону – это навряд ли – а потому, что выстроил уже для себя и других представление о себе и не хотел его менять. А то, что он про себя, не вслух, думает – это можно, это для совсем внутреннего потребления.

   По сложившемуся между ними внутреннему безмолвному сценарию Олигарх должен был в свою очередь ответить рассказом. Почему Олигарх для ответа выбрал именно этот рассказ, он и сам не знал и впоследствии многожды жалел об этом.

Рассказ Олигарха.
    
     Был такой парень, фамилия его была Сулин, входил он в компанию, которая собиралась у меня в Доме культуры. Компания потом распалась, кто-то в итоге стал бомжом, кто-то умер, толи от водки, толи от рака, а скорее всего и от того и от другого, еще кто-то просто спился и умер. А Сулин подался в торгаши.
      Через пять лет после переворота он был еще молодым, лет тридцати пяти примерно. Жена, двое детей. К этому времени он владел уже тремя магазинами стройматериалов и хозтоваров. Хотелось ему больших дел, масштаба, роста. Дела шли хорошо, но не хватало оборотных средств и, как потом стало понятно, элементарных представлений об устройстве экономики. Кредит в те времена стоил под 200 процентов. Он кредитовался и в банках, но банки валюту в кредит не давали и он брал взаймы под проценты у людей. Брал и рубли, все равно процент, который он выплачивал был меньше, чем процент по банковскому кредиту, но больше, чем люди получили бы по депозиту, но чаще брал доллары, долларов просто на руках больше было у людей.  В тот период, перед дефолтом, проценты по рублевым депозитам еще перекрывали рост стоимости доллара и можно было доллары продать, положить деньги на депозит, получить проценты, снова купить доллары и остаться с прибылью. Многие так и делали, но многие предпочитали не продавать доллары, а отдать Сулину под проценты. Какое-то время дела шли, но настал момент, когда случился дефолт. Доллар скакнул в три раза, в магазинах продажи начали падать. Рублей в кассу приходило меньше и скоро дела сложились таким образом, что следующие займы нужно было брать чтобы закрыть предыдущие и заплатить проценты по ним и следующие займы увеличивались на сумму процентов по предыдущим. Кончилось все довольно быстро. Следующие займы он не смог взять и отдавать предыдущие было нечем. Среди постоянных заемщиков слух распространился мгновенно, возврата денег дружно потребовали все и перед Сулиным встал вопрос как поступить.  Он мог бросить все и сбежать. Но у него жена, дети и совсем нет денег,  чтобы скрываться деньги нужны. Можно было продать магазины, но никто не хотел их покупать. Отдать товаром? Но зачем людям товар… Нужно заметить, что всерьез никто ему не угрожал. Каждому конкретно человеку он был должен немного, максимум полторы или две тысячи долларов. За такие деньги даже тогда не убивали, ведь должен был он не бандитам, простым людям. В общем как поступить, он решил. В отличие от Мавроди. Сулин пошел на реку, на шею на веревке пристроил камень побольше и прыгнул. Осталась семья и долги остались. Такие дела.

Олигарх с Губернатором помолчали. Потом Губернатор спросил: Ты к чему это рассказал? Олигарх растерялся. Он сам не знал, к чему. Нужно было что-то рассказать, а другого сюжета почему-то не подвернулось.
Олигарх растерялся и в этот момент они с Губернатором встретились глазами и Олигарх понял, что Губернатор его растерянность видит. Секунду спустя Олигарх мгновенно как бы раздвоился. Внешняя его оболочка осталась неподвижной в кресле, а внутренняя тень рванулась в сторону, пригибаясь как в кино солдаты под обстрелом, непроизвольно и безнадежно, в полном осознании, что раскрыт и погиб. И правда, рывок тени не остался незамеченным Губернатором. Также оставаясь телесно неподвижным, он бросил зрачок в сторону движения тени, поймал ее как в прицел и не  отпускал до тех пор, пока Олигарху не стало понятно, вплоть до физического ощущения красной точки лазера на бесплотном лбу тени, что он замечен и понят. Удостоверившись в этом, Губернатор слегка пошевелил пальцами рук, расслабляясь, и перевел взгляд на огонь камина.
Он был доволен, он нашёл наконец тот бок олигархова тела, за который можно будет вцепиться без риска быть укушенным в ответ.