Ангел неудачи. венок сонетов из короны Lorem Ipsum

Магистрал

Спадает обречённо небосвод
на липкий снег. Под поступью тревожной       
лежат следы, познавшие исход
от женщины желанно невозможной.

Она была – да, в принципе, и есть –   
победой над своей печальной долей.
Претит ей месть. Неблагозвучна лесть.
К её замкам не подобрать паролей.

И всё-таки, хотя не божество,
она – случайный ангел неудачи,
сродняет букв покорных естество,
не понимая, можно ли иначе

излить себя в пространстве непокоя
одеждами дождей на прожитое.

1          

Спадает обречённо небосвод.
Дымит давно заброшенный завод –

сгорают до золы стихотворенья –
в кирпичной топке жгут переизданье
немеющие демоны прощенья
грядущим поколеньям в назиданье.

Воркуют кирпичи у края крыши.
Который год в подвал не лезут мыши,

лишь тень листа бросается в глаза.
Крылатый конь нажал на тормоза,
чтоб спешился загадочный изгнанник
из тех краёв, где смерть бывает ложной,

и положил признаний многогранник
под липкий снег над поступью тревожной.

2         

На липкий снег под поступью тревожной
струится свет, с надеждой осторожной –

коснуться обречённого крыла.
Хоть ангелы, увы, не умирают –
она для вдохновенья умерла,
и сотни букв застенчиво взирают

на тонкость рук, прозрачное плечо,
на ярость губ и то, где горячо

пылало сердце, пламенем объято...
Всё выпито. Всё кончено. Стоп. Снято.
Но пустота порядка не приемлет
и вынула ладонь уже из под-

реберья нож. И ночь устало дремлет.
Вокруг следы, познавшие исход.

3    

Лежат следы, познавшие исход.
Продолжен нераскаявшихся род –

детей цветов. На скошенной поляне
иллюзии заводят хоровод.
Нет ничего порочного в изъяне
не следовать за вычурностью мод.

Когда года перерождают зренье,
рассеивая древнее затменье,

то начинаешь видеть сквозь туман,
как прорастает мертвенный Тристан
терновником к заснеженному дому
своей любви, безудержно-безбожной.

Так прячутся в искусственную кому       
от женщины желанно невозможной.

4      

От женщины желанно невозможной
недалеко до сырости острожной –

неверный шаг притушит полукрик,
и вот уже накладывает тени
на новый холст седеющий старик
в отчаянных порывах вдохновений.

Искусство жить на бархате сукна,
сливая имена и времена,

на первый взгляд покажется занятным,
но шёпотом таинственным, невнятным
нам говорит история слепая,
что в Высших сферах существует месть.

О чём же ты задумался у края?
Она была? – да, в принципе, и есть...

5      

Она была – да, в принципе, и есть –
одной из тех, которых не прочесть,

как зеркало прощальное в помаде.
Провидящие прошлое насквозь,
её глаза – взволнованные глади
той синевы, что выпить довелось.

Я растворялся в зареве огня,
когда она смотрела сквозь меня,

и тихо пел о вечности и лете.
Не веря, что заложено в примете
нам разбежаться. Так, срываясь вскачь,
несётся конь, расставшийся с неволей...

И только обезумевший скрипач
рыдает над своей печальной долей.

6               

Победой над своей печальной долей
становится признанье метрополий

колониями. Признана тобой,
примерившая траурные лица,
не ставшие со временем судьбой,
придуманная дерзкая царица.

Ей всё равно - живой ты или пьяный.
Улыбкой усмиряя океаны,

скрывает слёз сомнительных поток
и подключает переменный ток
к твоим рукам – за миг до пробужденья.
Бывает ли благой такая весть,

что изменяет в окнах отраженья?
Претит ей месть. Неблагозвучна лесть.

7       

Претит ей месть. Неблагозвучна лесть.
В чужой ладони мелочи не счесть.

В своей горсти лишь дым воспоминаний
сквозь слепки пальцев медленно течёт
видениями странных состояний,
которым тишиной предъявлен счёт.

Аллею в осень засыпает клён.
Ты, будто он, – судьбою раскалён,

оскалился и ветру подвываешь,
и слово, словно сердце вырываешь.
Тетрадь груди залистана до дыр
бессчётными ладонями Ассолей,

и, сам себе давно не командир,
к её замкам не подберёшь паролей.

8       

К её замкам не подобрать паролей.
Мотив унижен бандою бемолей,

и голос раздвоился в темноте
на “я” и “он” – сомнительное братство.
Льнёт ветер к неприкрытой наготе.
В привычном запустении аббатство,

где вскармливали души тех двоих,
кому, как дар, был выдан белый стих

и право рифмы прививать побегам.
Теперь их тень завидует ночлегам,
где воссоединение по праву
от лиц сторонних прячет волшебство.

Я долго пил из уст её отраву,
и всё-таки она – не божество...

9    

И всё-таки, хотя не божество,
она себе прощает воровство 

чужих сердец. На третьем перекрёстке
поросший мхом таинственный валун
от мирозданья прячется в напёрстке.
В небесной чаше заварив улун,

Медведица прихлёбывает вечность.          
В глазницах звёзд такая человечность,

что впору вторить ветра голосам.
Вас развели по разным полюсам,
надеясь, что невстреча состоится...
Свеча в окне застыла в полуплаче,

когда сквозь ночь тебе устала сниться
она – случайный ангел неудачи.

10      

Она – случайный ангел неудачи,
на стойке барной не заметив сдачи,

садится в проезжающий трамвай
и уезжает в будущее лето.
Теперь уже, кого ни призывай,
не будет толку. Брошенность билета         

осенней луже мнится кораблём.
И порастает чувственность быльём.

Растрёпанный октябрь пеняет птицам
на ежегодный тур по заграницам,
не приносящий в целом перемен.
Глаза, с окном вступившие в родство,

теряются в очерченности стен,
сродняя букв покорных естество.

11

Сродняет букв покорных естество
попущенное свыше колдовство,

чтоб врачевать сердечные недуги.
Печален ангел, вышедший в тираж.
Окончен вальс на первом полукруге.
Самим собой останется мираж,

казавшийся достойным восхищенья.
Скрипят цепи заржавленные звенья –

безродный пёс скучает в конуре.
И чудится, что плачет Оноре
над Моррисона странною плитою,
согласно предначертанной задаче.

А ты отравлен мнимою виною,
не понимая – можно ли иначе?

12    

Не понимая – можно ли иначе,
живёшь в тени поставленной задачи:

отобразить видения в словах.
Нет вымысла, нет даже вдохновенья.
Любовь уже давно не дышит в пах,
сменяя чувства на отождествленья.

Я иеромонах, хранящий прах.
Измазанный нугою полемарх

над головой заботливо кружится.
Я чутко сплю в надежде возродиться
до перемены временных эпох,
минуя гуттаперчивость застоя,

и силится прерывистый мой вздох
излить себя в пространство непокоя.

13               

Излить себя в пространстве непокоя,
пленяясь ароматами левкоя,

задача для стремящихся на взлёт.
Но мой земной предел на середине,
его ещё с младенчества влечёт
заплыв на отдаляющейся льдине

в тот миг, когда восторженно кричат,
что я при свете сумерек зачат,

не ангелы, не демоны, не люди –
изгнанники, забывшие о чуде –
цепные псы Галактики моей.
Да, так и есть – у ветра на постое –

влюблённо смотрит старый лицедей
из пелены дождей  на прожитое.

14          

Одеждами дождей на прожитое
сказания набрасывал Лукойе,

пытаясь веру в сказки возродить.
Но в сказках о любви писалось скупо:
как только ты поверил, что водить
в кругу толпы забавно и не глупо,

вдруг раздавался залихватский смех –
смеялся ангел, выбранный из всех,

смеялся ангел воздуха в гортани...
Ты прижимал ладонь к сердечной ране,
но кровь стекала по изгибам дней,
сливаясь с нарисованностью вод.

Теперь – когда ты думаешь о ней –
рыдает обречённо небосвод.

19 ч. 31 мин.     28.10.2024 года