Беседка Островского

Вот и всё. Ничего не осталось. Здесь пусто. А люстра
Не видна, даже стоя под ней. Что сказал Заратустра
Про поэтов – теперь как лекарство для счастья потомков.
Я видел фонарь, но, кружась с мошкарой, из обломков,
Он собрал первый луч, нарушая законы пространства,
Он когда-то здесь грел, что раскрылось, как непостоянство.

Незаваренный чай так остался пакетиком в кружке,
Весь улыбчивый блеск засыпает в кроватке с игрушкой,
Только ветви учтиво склонились, дань памяти отдав теням,
Пришедшим с гостиной, и после прилипших к ногам,
В то время, как ноги неслись, совершать чтоб ошибку,
С которой рыдали поэты, и также рыдала скрипка.

Я встал на холме, здесь рядом ни комнаты, ни отвращений,
Здесь место биологам – особенность волжских течений
Заключается в стиле несущихся волн до пляжа
Против теченья, обманув кисть в руке для пейзажа,
И ветер, играясь с водою, качнул катера у причала.
Здесь, кстати, был свет, но мгновений болезненно мало.

И смотрит беседка, наверно, она видит больше, чем кажется,
Вместе с домами, нутро их квартир, в коих вяжется,
Стирается, моется, гаснет ночами, готовится в ужин,
Где кто-то разбит, восстановлен, потерян, простужен,
В одной из них был я, наверно, с бумагой под правой рукою,
Там в Волгу впадают стихи междустрочной рекою.

Теперь я покинул пристанище, стал необъятным,
В глазах моих небо, с цветом прозрачно-закатным.
Белых колонн здесь хватает, а значит, и хватит
Для счастья времён, если дождь всё в себя не потратит,
Но он не придёт, всё внезапно окажется зимней дорогой.
Настанет гроза, но речь её будет не строгой.