Квартира рассказ 0 от сашки сабельного

Утренний звонок застал меня в душе, где я напевал куплеты Мефистофеля из оперы Гуно - «На земле весь род людской, весь род людской»…Люди продолжали гибнуть за металл, а я вот пропадал в аварийном доме, в томительном ожидании переселения в новую квартиру. – Алле, Сабельный у аппарата. – А это вы товарищ Бабельный? – Да не Бабельный, а Сабельный – молвил я в чёрную трубу. - Хотя я глубоко уважаю писателя Бабеля, невинно убиенного большевиками,  но, тем не менее… - Извиняйте товарищ, это вас из «Департамента имущественных и жилищных отношений» беспокоят. Вы можете посетить нас завтра в 666 кабинете, для получения документов и ключей на новую одноместную, сорри, однокомнатную камер… ой, простите квартиру? -Yes sir – моментально отчеканил я, подпрыгнув от удовольствия на 1;12 дюйма от гнилого пола, полуразвалившейся ванной комнаты. Впрочем, разруха преобладала везде: квартира напоминала чердак, стены, как после кораблекрушения, а входной двери не было вообще - (вместо неё висела чёрная материя с весёлым Роджером). В этом (родовом замке) было прожито несколько жизней: жизнь моих покойных родителей, жизнь брата, умершего от рака, и моё никчемное существование. И вот эти ещё, воско - поминания, звиняйте, - Воспоминания.

Я бы ни за что не догадался, что брат мой уходит. А тут на тебе: отец покупает ему магнитофон «Иссык-Куль-101» с двумя бобинами Высоцкого. Он всё больше лежал, мало ел, и почти не вставал, только слушал с утра до поздней ночи этот всепоглощающий голос - (Альпинистка моя, скалолазка моя). Или (до дыр) вчитывался в песню – (Вдоль обрыва, да над пропастью)…С этим и ушёл (мы его всей школой провожали от дома до кладбища), где впервые познакомились с Её Величеством Смертью. После молча сидели с друзьями за кочегаркой, (часа три), пока кто-то не затянул «Если друг оказался вдруг», тогда и заплакали…         
Тогда и появилась моя первая "семиструнка", заработанная тяжким трудом на овоще базе в период летних каникул. Высоцкий отходил на второй план, ведь появились: «Весёлые ребята», «Толстый Карлсон», битлы, шизгари и первая любовь.
Второй-то любви не бывает, потом уж я это понял (к старости).   

А какие были рыбалки, пальчики оближешь. Вспоминаю своего первого тайменя. У меня был велик «Орлёнок», что взлетал выше солнца. Вот на нем я и рысачил, по водоемам Красноярского края, в поисках удачи и кусочка счастья. Однажды в одной из проток, я обнаружил зверя, мирно греющегося  на мели. Этим зверем была огромная рыба с грустными глазами, как у Моны Лизы. Я ломанулся к дому, дабы надыбать снасть покрепче, и тут же назад.
Рыбина пропала… Эх, ушла - подумалось мне. Зашёл по колено в холодную воду и под тот бережок забросился. Раз, другой, иии… удар мощный, как голос Высоцкого, чуть с ног меня не сбил.
Рыба долго не поддавалось, и только к вечеру подустала, и подошла к моим босым ногам. Я за жабры её окаянную, да до берега поволок, словно мешок с жидким песком. Это был его величество Таймень, с грустными глазами Джоконды. Эти глаза и стали моей первой и последней любовью.
Потом бывали и другие множественные рыбалки, но вот та помниться чаще всего.

Почему-то: поколение, рожденных в 20-х годах прошлого столетия, было слабенькое по здоровью. Может от страшных злодеяний Сталина, может от искусственного голодомора, или от денежных реформ. Иль от запрета обряда крещения, а может и от отлучения от Таинств господа Бога, возможно просто от вынужденной бедности, с утратой чистоты индивидуализма. Не знамо: ни мне, не остальным трудящимся бывшей Империи, с ужасными жилищными угодьями, пардон, условиями. И странные названия имели аллеи в историческом парке нашей страны: красный и белый террор, довоенный и послевоенный сталинизм, оттепель, застой, перестройка, а теперь вот (поднимание с колен). И при этом, каждая новая эпоха резко отзывалась о предыдущей. И так будет всегда, и во веки веков!
Вот и мои родители, как поётся в знаменитой песне (Дорогие мои старики), частенько, как помягче сказать - плохо себя чувствовали. Что-то мне не хорошо, поговаривал отец. Неважно, что-то мне, вторила ему мать…

А я вот сменил (семиструнку) на чешский (диамант),  и стал поигрывать по свадьбам и ресторанам. Дела шли неплохо, башлёвые шлягеры кормили нас хорошо. Ну, вспомните: «Эти глаза напротив» -
«А без Подола Киев невозможен», «Поспели вишни в саду у дяди Вани»,
«Ямщик, не гони лошадей», «Купите папиросы», «Дорогой длинною», «Если б я был султан»… А казацкие песни бравых есаульских евреев - Розенбаума с Газманом, а «Белые росы», иншульдигун, розы, в конце концов.
В то время, на реке Енисей приводнился ресторан «Тунгуска» - экзотика, но с обычными общепитовскими блюдами. Я там работал в оркестре «Волны Базаихи», с весьма недурственными музыкантами. И тут появилась - она вся в красном и в улыбке госпожи Лизы. –  Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость? – голосом Игоря Талькова пропел я. - Я с Сахалина прилетела на учебу в ваш славный город на Енисее. – Где, как, зачем, может учиться такое божественное создание? – Я поступила в консерваторию на 1-ый курс хора-дирижёрского отделения. – Прекрасно! Добро пожаловать к нам в краснознаменный, сорри, в знаменитый оркестр имени Леонида Утёсова - зачем-то соврал я. И она стала петь. Особенно хорошо у неё получались: песни Пугачевой, и как не странно блюзы Рея Чарльза. Промеж нас прокатила её величество Любовь со всеми вытекающими. А звали мою прекрасную леди - Ольга с диковинной фамилией Птица, и я её любил! 

Мы снимали скромную хатёнку на обрывах реки Базаихи, и любили друг  друга до одури, как в сонетах Шекспира - «Безумна до того любовь моя, что зла в тебе не замечаю я». 
Она болела, сильно и жестоко, приступами редкого лунатизма. Когда ей было 14 лет, отчим начал склонять юную фурию к сожительству. При очередной попытке насильственных действий, она закрылась в туалетной комнате и… повеселись на полусгнившей трубе.
После этой трагедии её девичий мозг пострадал, и становился: то мужским, то женским. Потому, и Рей и Алла вполне уживались в ней и в её голосовых связках.
Происходило всё следующим образом: сначала учащалось дыхание, затем она открывала глаза, и никого перед собой не видя, выходила на крышу и взлетала ненадолго, но высоко, что крыльями касалась Луны. Потом возвращалась с умеренным дыханием, и ложилась ко мне лицом - жёлтого оттенка. Всё приговаривала: - я люблю тебя, как это здОрово, ты же меня не бросишь. – Нет, милая, ни за что на свете – отвечал я.  «Я был жесток, но это от любви» - (Вильям Шекспир).  Вот и решил, как-то спалить её крылья, которые она прятала за печкой, подумал, может так она выздоровеет и станет обычной девушкой. Ольга в день полнолуния вышла на крышу, и взлетела, (только не вверх, а вниз). Я приподнял её тело, схожее на раненую лебёдушку. А глаза - то были живые и грустные, как у Джоконды. Последние слова она произнесла неземным, но своим голосом: - Спасибо тебе родной, умирает твоя Птица…
Сколько я пил (что, с кем, до одури, до абсурда, до бесконечности) не помню и не хочу знать!

Забросил заниматься музицированием, устроился в кочедранку, простите, в кочегарку, стал писать стихи. Каждый вечер предавал огню: гитары, микрофоны, исписанные клочки бумаги и самого себя.
Родителей своих укутал в пуховые одеяла матушки земли, уже 20 лет тому назад. Памятники не ставил, а вот прах птицы своей развеял над огромной территорией Красноярского края, как поётся в песни «От Волги до Енисея».

И вот этот злосчастный звонок: - Вы можете посетить нас завтра в 666 кабинете, для получения документов и ключей на новую одноместную, сорри, однокомнатную камер… ой, простите квартиру? -Yes sir – моментально отчеканил я, подпрыгнув от удовольствия.
На следующий день я двинулся не умом, а в сторону «Департамента имущественных и жилищных сношений», звиняйте, отношений.
Ну и очередь там - на миллион, добро хоть окошек там было тоже миллион.   
- Попрошу ваши документы, товарищ Сабельный – официальным голосом
отчеканила девушка вся в красном и с улыбкой Моны Лизы. – Так вы случаем, не она, промямлил я, держась за сердце. - Она, она, давайте по быстрому, вон народа сколько. Нет не она, обрадовался я, хорошо, что не она. – Вот получите, документы и ключи на правильную квартиру в ЖК «Светлый путь» с видом на речку и берёзовую рощу.
- Данке – крякнул я, и немедленно покинул кабинет №666.
Я «шатался по городу и репетировал» в поисках светлого пути. Выспрашивал у прохожих, а они меня посылали то направо, то налево. Пока не встретил одинокого, как и я старпёра, лосьенто, старика. Он - то меня и направил на истинный путь. – Вот тебе река, а вот и она, берёзовая роща, всё, что тебе обещали. – А это твоя новенькая квартирка – и указал на свежевырытою  могилу. – Чудненько то как, благодарствую – поклонился я ему до земли.
Бросил в ямку, свои документики с ключами, и вслед за ними плюхнулся вниз головой, сломанной куклой. - Хорошо-то как, ну здравствуй Птица моя!
Последнее, что услышал: звук падающих камней, дизули, звёзд.
И… тишина сковала моё тело - райская до бесконечности!

PS:
ДОРОГА (последнее стихотворение Саши Сабельного)

Девяносто шесть лет строил дорогу к Богу -
На клеточном уровне, при полном сознании.
Много болтал, ошибочно шёл к востоку -
А надо бы вверх, и в абсолютном молчании.
Дорогу безжалостно разбивали слоны и улитки,
И толпы мирян по велению рока. 
Я шёл впереди, исправляя людские ошибки.
А вся эта масса возвращалась с востока.

- Ошибка, ошибка это не та дорога.
- Нам надо наверх за облака.
Совсем позабыли, что отвернулись от Бога
Потому и решили, что дорога не та.
Я всё удивлялся, почему же там много крови,
И даже дожди не смывают помёт.
Потом догадался, что дороги все тупиковы:
И врёт гороскоп и врёт звездочёт.

Девяносто шесть лет прошли, словно мгновение.
Спина не сгибается, не видят глаза.
Вместо волос, какое-то поредевшее растение.
И птица моя давно умерла.
Всё строил и строил, а Бога - то не увидел.
А может быть Он прошёл сквозь меня…
Миряне, слоны и улитки, строго-то не судите -
Для вас творил путь, и видимо зря!

С Медянкин (где то в Красноярском крае) осень 24