52. Былички деда Сомка. Этнография. 23-25

23.
«По одёжке протягивай ножки»

Одежка в прежнее время, нижняя и верхняя, а с ней и обувка, вровень  почти у всех была. Разве что парень женихаться зачнёт, али девка невеста в пору  придёт. Дети, обычным делом, до5 лет  ходили без порток, в одной рубашонке. С 5 до 10 лет тоже ходили кое - как, но  в портках, а с 10 до 13, особенно во время учебы, многие уже штаны носили. Рубахи и портки были домотканые, синёные на скопинских красильнях,  с разными рисунками. Рубахи, те чаще «горатками», а портки «рядами» и «змейкой».

Верхняя одежонка ребятни   большей частью состояла из  перешитых отцовских зипунов. Вниз для тепла надевали  поддёвку из домотканого сукна со сборками на пояснице, а учебники тогда  в холстинной сумке с лямкой через плечо таскали.
Взрослые в праздник надевали сапоги, зимой валенки, весной и летом кожаные сапоги, но в будни все без исключения ходили в лаптях, а нам ребятам и в будни, и в праздники была беспрерывка – все бегали зимой в лапотках, весной и летом – босиком. 

В  половодку к лаптям подшивали деревянные колодки. Мы   тогда нарочно мерили лужи, а наши родители удивлялись, отчего это лапти на деревянной колодке мокнут быстрее, чем обычные. В колодках некоторые ребята ходили почти до женитьбы. Женили тогда парней с 18, а девок отдавали в 16 лет. Некоторые, уже женатые, по-прежнему носили колодки. Говорили, что так лучше, потому что суше и лапоть меньше протрешь. Женщины и девушки в колодках не ходили, не принято было, но лапти носили всю жизнь.

Взрослые мужчины, а также парни и подростки, ходили в лаптях обыкновенных. Женщины в будни тоже носили обыкновенные лапти, но на праздники, в особенности девицы и молодухи, надевали лапти «мелкие». Их переплетали из обыкновенных концов, на головяшке концы связывали и между ними вставляли добавочные концы такой же ширины.

Эти лапти на вид были приличней обыкновенных. Некоторые молодые мужчины из уважения к своей жене плели особые лапти, «писаные». Их тоже переплетали из обыкновенных концов, но на головяшку наплетали красивую сетку из очень узких полосок.  Они перекрещивались не как на обыкновенных лаптях, а наподобие знака умножения, и переплетались не в каждый ряд, а через два в третий, туда и обратно.  Вид у таких лаптей  был узорчатый. К тому на верху головяшки
доплеталась узкая «грибатка». Этими особыми лаптями молодки сильно гордились. Да и на вид они были нарядней, чем лапти «мелкие».

Позднее, примерно к 1900-1901 году, девушки и молодые женщины в самые большие наши  годовые праздники начали ходить в котах.
Коты были тяжелые, тупоносые, неуклюжие и неудобные в ходьбе. Их шили, вкладывая на бока и головяшку лубки из дерева,   уписывали все те же бока и головяшку мелкими медными гвоздиками, а на каблук ставили большую медную подкову.

Уже с  1910 года появились ботинки. Они были лучше котов, легче,  и в ходьбе девкам и бабам удобнее.

24.
«Остро-пестро, рукавами красно»

Костюм, он ведь что, он только на человеке живёт, только с ним заодно слившись, полную силу и радость имеет. С малолетства девку у нас рукоделию учили, чтобы на всю остатнюю жизнь, на все возраста  будущие одёжи себе и мужу наготовила. Дитяткам, то наособицу и после свадьбы уже, когда баба в самой жаркой поре бывает.

Запреты на шитье тож были. Да только особую сряду, свадебную или дарную какую, именно в запретные дни и  ладили, иногда  со словом каким знаемым, для обережения, значит. На Благовещение (7апреля), Воздвижение Креста Господня (27 сентября), Рождество (7 января), Филиппово заговенье, а также на неделе в среду и пятницу.  Правда, шить-то  девка у нас начинала  уже во время посиделочное, годов с 11-13. А допреж того её лет с 5-6 помаленьку прясть учат. 
Да только и нитку льняную аль конопную  в поле вырастить надо. До скрученной нитки и убелённого холста дорога длинно-трудная. Пока её всей семьёй пройдёшь, не одну работнюю одежонку вымочишь. Вам-то, теперешним, умом этого не охватить, а вот я помню…

…Каждую весну дедушка мой по матери, Иван Аникеевич, приезжал  пахать  огород. Около вешнего Николы, примерно 22 мая, была вторая пахота.  Дед сеял конопляное семя, запахивал  и боронил.  Вот тут для меня, моих братьев, сестёр и для матери начиналось мучение – надо было две-три недели, до всходов, сберечь это семя от кур и грачей, чтобы они его из земли не повыбрали. 

Мы по очереди вставали чуть свет для караула.  Как сейчас помню себя, одетого  в зимнюю шубёночку, полусонного, но исправно гоняющегося  за грачами. Случалось, что и уснёшь ненароком, а тут налетят грачи и куры, и орудуют, как им хочется. Но мать на нас не очень надеялась и потому приходила работу  проверять. Коли  застанет кого из детишек спящим, возьмёт какую ни то  хворостину и охаживает, сколько вздумается. После такой «бани» стоишь с вытаращенными глазёнками, как на «часах».

Через два месяца, это когда зелень  вырастет в метр и больше, мать и сёстры  начнут брить конопи -  сваливать  отросшие стебли на землю.  А ещё через  неделю конопи свяжут в шипы. Тут уж мы с дедом погрузим их на воз, повезём на пруд и сбросим уложенные друг на дружку и привязанные к жерди шипы в заранее устроенное мочило. Недели через две мы с дедом вновь рядком вышагиваем за лошадью - вынимать шипы. Снимаем  груз, развязываем слеги, дед опускается в воду и со смехом и приговорками выкидывает  стебли мне на берег. Сушили шипы всегда дома. Ставили, где только можно. Просохшие  связки мать промнёт, вытряхнет кострику и уложит  на печке - для повторной просушки. И в третий приступ я с дедом вышагиваю за возком - мы везём коноплю на ветряную толчею, где её перетолкут  толкачами.

Позже  мать начнёт мыкать на гребне намыки. Во время этой работы  от пыли не продохнуть, но все так дышали и все так жили. Из готовых намык сёстры будут прясть  пряжу на самопряхах. К моему времени веретёна в нашем селе из обихода девки повывели.  Готовую пряжу наматывали на специальные сменные вьюшки. А уж из намотанных вьюшек делали основу. В стену избы набивали клёпья расстоянием в одну стену и сновали от стены к стене,  наматывая  на клёпья нити с вьюшек. Основу перегибали и делали мотки. Они получались суровые, не белые. Мотки укладывали  в большие чугуны, добавляли хлорной извести (она у нас называлась «белёной») и кипятили.

После Покрова в избу втаскивался  и собирался  ткацкий стан. В него заправляли  нити основы, пропускали её  сквозь бёрда и начинали  ткать холсты. Эти суровые холсты тоже клали  в «белёны» и позже несли  на речку или пруд. Там, на деревянных мостках,  бабы и девки  колотили  что есть силы сложенные холсты вальками,  смачивали  водой, снова колотили, и так много  раз кряду. Погрузневшие от воды холсты несли ближе к дому и расстилали на траве для просушки.  А потом начинали  вытягивать. Работу эту делали всегда   вдвоём. Становились  по обоим концам длинного узкого полотнища (50см – не больше!) и тянули, всяк на себя, до тех пор, пока  холсты не вытянутся и не уравняются. Скатывали  работу в «трубы», несли домой и укладывали в сундуки на хранение.

Мать вместе с сёстрами делала  и шерстяные ткани. Овцы у нас были. Вот эту состриженную шерсть тщательно вымывали, вычёсывали, перебирали руками и сворачивали в свёрток в форме цилиндра.  Свёрток вставляли в рогульку, привязывали к ней  и пряли на самопряхе, постепенно дёргая нить из кудели.  За вечер наматывали  не одну  вьюшку шерстяных ниток, из которых  тоже  делали основу и позже ткали. Девушкам шили из этих домашних тканей белые шерстяные шушки, а замужним женщинам -  понёвы. Понёвы ткались из чёрной шерсти (её иногда для уравнивания цвета прокрашивали кипятком с железными опилками). При тканье  добавляли с равными  промежутками белые нити, получалась крупная клетка. Внизу готовой понёвы подшивался подполок - шерстяной пояс с желтоватым узорчиком, который работался отдельно -  на  дощечках.

…Вот вам и сказ  о полотняной рубахе и конопных портах. Слушайте, потом другим, когда время придёт, перескажите. А я вам, как и обещал, Василисину сказку наговорю,  коли охота слушать не прошла.

25.
Бабка Соломонида
о себе, о селе, о Настёне-Мельничихе, да о том,
что было, а чего и вовсе не было…

авт. Сказки ко дню Покрова и пьеса опубликованы отдельно на моей страничке.


Рецензии