Грезы Хлестакова

Да, деревня, тоже имеет свои пригорки, ручейки...
Ну, конечно, с Петербургом ее не сравнить ни в каки.
Эх, Петербург! что за жизнь, право!
Вы, думаете, что я только переписываю;
Нет,начальник отделения со мной на дружеской ноге.
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать! Эге?»
Я только на две минуты захожу в департамент, факт
С тем только, чтобы сказать: «Это вот так, а это вот так!»
А там уж чиновник для письма, этакая крыса,
Пером только каллиграфически запишет.
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда
Проскользнуть незаметно. Но не скрыться, прямо беда!
Только выйду, уж  говорят «Каков!
Иван Александрович идет Хлестаков!»
Один раз даже меня приняли  за главнокомандующего:
Солдаты выскочили  и сделали ружьем мне отмашку!
После уже офицер, который мне знаком сильно,
Говорит: «Мы тебя  за главнокомандующего приняли».
С хорошенькими актрисами запросто  знаком,
Я ведь тоже разные водевильчики пишу  тайком.
Литераторов часто вижу, ей-е.
С Пушкиным буквально на дружеской ноге.
Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?»
— «Да так, брат, — отвечает, , — как-то все нудно
Большой оригинал, знаете.
Да, и я  сам в журналы помещаю.
Моих, впрочем, много есть сочинений:
Уж и названий даже не помню всех я.
Вотберу  наугад несомненно
«Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма».
И всё случаем: я не хотел писать,
Но театральная дирекция стала умолять:
«Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь»
Думаю себе: «Пожалуй, изволю-буть»
И тут же в один вечер, кажется, всё написал,
У меня легкость необыкновенная в мыслях.
Мне Смирдин дает за это сорок тысяч по-простецки
 Я признаюсь, литературой существую эстетской.
У меня дом первый в Петербурге с пандусами
Так уж и известен: дом Ивана Александровича.
Сделайте милость, если будете в Петербурге,
Господа,прошу вас всех ко мне покорно.
Так угощу.  На столе арбуз,например,
В семьсот рублей и до скрипа  спел.
Суп в кастрюльке приехал из Парижа прямо на пароходе;
Откроют крышку — пар, которому подобного нет  в природе.
Я всякий день на балах. Там у нас и  свой вист
Три посланника, я да иностнных дел министр,
И уж так уморишься играя, что просто ни на что не похоже.
Как взбежишь по лестнице к себе на четвертом   этаже—
Скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель...»
Что ж я вру — я и позабыл, что живу в этаже бель .
А любопытно взглянуть ко мне в переднюю,
Когда я еще сплю не чуя ногу заднюю:
Графы и князья толкутся,  жужжат там, как шмели,
Даже иной раз и министр в помпезной шинели.
Мне даже на пакетах пишут: «Ваше превосходительство».
Один раз я даже управлял департаментом изумительно.
Вот, странно: директор уехал куда неизвестно.
Пошли толки: как, что, скажу вам честно.
После видят, нечего делать, — ко мне, как к ферту.
И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры...
Тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково понять!
«Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!»
 Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате:
Но, думаю: дойдет до государя, нельзя отказаться.
Ну да и послужной список. «Я принимаю должность.
Я принимаю, - говорю, так и быть, - говорю, но .строгость»
Я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни!..
Уж у меня ухо востро!» Как прохожу намедни
Чрез департамент— просто землетрясенье,
Все дрожит и трясется, как лист осенний.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку.
Меня сам Государственный совет боится часто!
Да что в самом деле? Я такого вам перцу задам,
Затем, что себя основательно  знаю я сам.
Во дворец чуть не каждый  день езжу там.
Меня завтра же произведут сейчас  в фельдмаршалы
Завтрак у вас, господа, хорош...  Я доволен, сыт и пьян!
Лабардан, лабардан, лабардан и лабардан!