50. Былички деда Сомка. Этнография. 17-19

 17.
«Ендова»

Земляные наделы Полян и Ново-Бараково испокон веку по одной границе рядком шли, от одного конца земли до другого. На севере заканчивались они аккурат за речкой Вёрдой и лесом, перед владеньем помещика Корчагина и дворянки Бурчихи, что не доходя 2-х вёрст до бывшей  Сызрано – Вяземской железной дороги.

А вот на юге граничили мы с рекой Полтебней, это значит "Платемной" в просторечье, что за деревней Гумёнки. Лужка здесь  имелось немного, «Укрючья» его в народе прозывали. Было там такое ровным-ровнёхонькое, что твоё гладкое блюдце, местечко -  «Чистота».  С севера  и юга окружали Чистоту на удивление глубокие овраги – «Орлов», «Овраг», «Михаил-Барак» и «Усох».

Сами видите, место какое хорошее, надёжное. Потому, говорят, люду разного тут  больно быстро прибавлялось. И построили тогда предки мои три плотины на оврагах. Получилось три круга в каждой стороне села, промеж которых стала вода.

Далее болотца  шли, а перед ними  котловина «Ендова», это значит чаша такая общая круглая, вся  в ключах. Болотца к ней близко с севера подходили. Туда девки, как я говорил, по тому же  вольному своему в семье положению, за ягодой разной бегали. Ну а дальше  всё больше только болотные кочки шли. Сенокос на болотцах был случайный, больше для духа и радости, а вот  в котловине заливного луга было поболе 25 десятин. Между деревней Мякшево и сельцом Питомша тоже лугу  укосного все 2,5 десятины было. Хотя, если взять молодёжь, то и там и здесь хороводы водили добрые…

Съезжались,  обыкновенно, на ночь. Скосив первый пай, молодые девки и парни, да и молодки то же, с гармошкой и песнями, повеселившись первыми хороводами на покосе, шли в деревни -  догуливать, часто до самых первых петухов.

Из «Ендовы» родники постоянно воду добавляли  про меж трёх концов села. Да ещё озерко «Куст» сильно затрудняло сообщение между тремя кругами, особенно по воскресным  и праздничным дням, когда на церковную службу шли.

Вот с этого места  и зачну я Соломонидину байку для вас пересказывать…

18.
Как простой солдат под озеро Куст тропинку подложил

По слухам, старики того времени долго думали, как воду сдержать, людям помочь. По домам  тож часто сетовали на водное неудобство.  В те поры и на селе постоем солдаты службы государевой стояли. Вот один из них возьми и похвались, что умеет воду заговаривать. Дошло до стариков. Те с поклоном да  посулами солидными от всего «обчества» на квартиру к немолодому уже тому солдатику  и пришли. Допреж на красный угол помолились, потом о здоровье у хозяев и служилого  справились, а там и  к делу приступили. Солдат, по всему выходит, непростой был, из тех людей, что с водой на любой глубине дружбу водить умеет. Толковали долго. Уговорились. Дело сладили,  по рукам ударили, плату определили, которую село за работу собрать должно. 

К тому особый уговор солдат положил. Три по три дня – это, считай, девять дён будет,   от самой утренней зорьки до густых сумерек  к родникам   вблизь не подходить и издали не доглядывать.  Старики самолично все избы обошли -   плату собрать, а ещё  для предупреждения излишнего любопытства, чтобы   мирское важное дело ненароком не испортить. Староста с каждого из трёх концов села  самых крепких ребят в оберег ещё с ночи к указанному дню выставил.

Сколько раз по ещё не разлившейся  зорьке  солдат в озерко  входил, да по вечернему времени, почти уж без солнышка, с головой под воду опускался, знали только ребят из выставленных сторожей, да и те потом всю жизнь помалкивали. Каким тайным знанием  сквозь  семиметровую толщу он  родимые места всех семи  родников отыскал, о том не ведаю.  А уж каким нужным  словом воду непокорную заговаривал, что шептал случайный служивый над каждой водной ямкой-душой, про то даже Соломонида не знает.  Да и никто в селе не узнал, потому как уговор, общий на всех,  крепко сохраняли.

И что же ты думаешь, ровно через три дня угомонил служивый живые родники. Ещё через три дня вода со всех жилых  кругов  на убыль пошла. Через другие три зорьки у озерка нашего, того что «Кустом» кличут, дно оголилось. Перво-наперво  всем миром добрую рыбу выбрали, а мелочь в соседние прудки запустили, чтоб малёк мало-мало к осени подрос.

А потом вовсе  невиданное солдатик сотворил. Взял у баб кусок домашнего войлока, свернул, будто  пыж для ружья, да и ввинтил в родниковое нутро семь раз к ряду.
Вроде и просто, а только даже самые малые на селе, что до пяти годков в одних рубашонках по улицам бегают, и те   смекнули, что одной шерстяной затыкой-вертухом  с родниками не совладать. Здесь договариваться с влагой нужно -  что б воду навсегда  покорной сделать, да сильную родниковую жилу в другое место наверх свести. Тут и думай. Что же это за солдатик такой был.  А может и не солдатик вовсе. Но с той поры тропинка по озерку Куст  водой не кроется. Если только в паводок весенний.  Так  это вода набеглая, снеговая, с  первым солнцем уйдёт.

…А вот Соломонида наша,   как-то под добрый порыв,  прошептала мне на ухо,  как руду, это кровь по нашему,  останавливать.  Кровь да вода, почитай, ровня. Да только этим ли словом служивый воду смирял, другим ли, сказать и посейчас не  возьмусь.

19.
Ещё одно рассуждение деда Сомка

…Это сколько же годков нашей Соломониде будет, если пуповину дитю всё она же резала. Только уже на веретене, потому как девка у нас народилась. А ей в люльке, видать, всё равно. Смотрит в наш мир, а всё своё видит. Может и дальше нашего. Но былички-то мои, знамо любит. И на Терёшечку откликается, хоть и девка…