вошедшее

выросший, я не прочитал ни одной книги, было неинтересно читать, то, что до этого мною было прочитано, я умирал, и оживал, умирал, и оживал, я только и делал, что умирал, и оживал, вся моя жизнь, это смерть, и воскресение, боль?, боль, стала моим правилом, ударение на "и", она делала все переоценки, создавая меня заново, не приземляя, не успокаивая, не соглашаясь с существующим, давая себе пощёчину, без игры в самим собой в поддавки, отрицанием, и изменением, были и радостные моменты, но тот "свет", которой вошел в меня, уже не давал мне покоя, в нём было больше боли и печали, меняющие меня постоянно. Это не сумасшествие, нет, этот страдающий своей непримиримостью свет, свет боли прошедший через темноту, и создал и создаёт мои отчаянные порывы изменить, создать другое, ещё не созданное никем, "признание", не высокомерием, ни тщетой, я ошибался, падал, поднимался, и снова создавал себя заново, сгорая как птица Феникс, возрождаясь на собственном пепле, я умирал физически несколько раз, первый, в 10 лет, придя с мальчиками с рыбалки, заснул среди белого дня. Мне снился сон, что я лечу в черноту, втягивающею, в непрекращающеюся  черноту пропасти бесконечного света, безумный страх сотрясал до каждой клеточки, сон?, явь?, угнетающий тяжелый морок навалился на меня всем своим черным телом, сдавливая меня своею тяжестью со всех сторон, не давая вздохнуть. Закричать!?, застывший крик сцепил, сковал  тело, глаза, губы, я ничего не видел, безудержно рыдая от страха, от навалившейся пронизывающей меня со всех сторон темноты, внутри комнаты где я спал, с открытыми глазами я ничего не видел. Стояла огромная кромешная темнота, я рыдал, так, как никогда после этого не плакал, рыдания выворачивали, сотрясали конвульсиями отчаяния, непередаваемого ужаса, я выскочил на двор, там та же темнота, обступившая со всех сторон, среди белого дня, ужасающая темнота, сквозь неё слышу голос, голос бабушки, Сергей, Сергей, что с тобой!, плачь раздирал всего меня, было темно и страшно, я упал, и ничего больше не помню, проснулся, на кровати в избе, подушка мокрая от слез, и я весь измученный, вытащенный с того света, разбитый