Капитально

 Солнце начинало припекать приближаясь к зениту. От утренней свежести не осталось и следа. Казалось даже летний разноцвет дышит через раз, покоряясь духоте, и ничего в целом мире не осталось, кроме белого солнца и рыжей пыли дороги. Заканчивался второй месяц лета 1941 года и первый месяц войны, наречённой Великой Отечественной.
  Остатки роты устало брели, который день пытаясь  прорваться к своим, но канонада обозначающая линию фронта, словно шаловливый щенок, отбегала от них, не давая приблизиться. Дело осложняли раненые, коих везли на нескольких телегах, запряженных утомленными пожизненным крестьянским трудом лошадьми, без особой жалости выделенными в одной из деревень – «бо, усе роуно подохнуть». Животные на все понукания  отвечали обреченно-укоризненным взглядом и напрочь отказывались передвигаться быстрее разогнавшейся черепахи.
  Впрочем, и утомлённые бойцы вряд ли долго смогли бы выдержать более высокий темп передвижения. Старались идти скрытно, глухими или лесными дорогами, иногда вынужденно выбираясь на проселки, рискуя нарваться на случайный патруль или связистов. Из соображений безопасности в деревни не заходили, лишь отправляя несколько бойцов для разведки и, по-возможности, добычи провианта. Добыча делилась на всех, но эти крохи не могли побороть постоянно гнетущий голод.
  Сильнее всего доставалось разведчикам, раньше всех уходивших вперед по утру, в дозор. Вечером, позже всех возвратясь к привалу они валились с ног, с рассветом запуская новую карусель на одних морально-волевых…
  Капитан Пономарев вздохнул и снова вынул карту. По прикидкам выходило, что даже с такой скоростью передвижения уже ночью или к утру можно было выйти к линии фронта. Дело омрачал утренний пролет “Рамы”, говоривший о близости нашей линии обороны. Непуганые авиационным гулом лошади заартачились при попытках укрыть их, вчистую не понимая, зачем уходить с дороги в рытвины обочины. Немецкий летчик не мог не заметить их суетливую колонну и Пономарева не покидало паскудное чувство висящей на хвосту погони.
  Судя по карте – впереди крупных населенных пунктов не было, следовательно моторизованную группу пошлют вдогон.  Это хорошо. В случае отправки за ними  “Юнкерса”, он уже давно мог разметать его маленькое войско. Пожадничали. Решили, с земли - надежнее. Значит тарахтит погоня по той же грунтовке, воплощая превосходство колес перед пешим ходом.
  Время… Нужно выиграть время…
  - Рота, стой! Привал 15 минут. Кузепов, ко мне!
  - Есть!
  Невысокий, крепкий солдат, с пулеметом Дегтярева  на плече, отделился от понурой цепи солдат, и, заправив на бегу за спину пулемет, замер перед капитаном, отдав отточенным движением честь.
  Кузепов Иван Михайлович был опытный солдат, пулеметчик, отслуживший срочную, да война перенесла осеннюю демобилизацию на неопределённый срок. Въевшаяся и ставшая второй натурой армейская дисциплина проявлялась во всём, радуя внимательный взгляд капитана. Кузепов трепетно обихаживал штатный “дегтярь” и всегда следил за своим внешним видом. Даже сейчас запыленная форма сидела на нём ладно, прорехи - зашиты, ремень подтянут. Живое воплощение сплава хорошей воинской выучки и крестьянской основательности, обыденной на родных Кузепову Рязанских просторах. Да и любимым словечком у него было, слегка растянутое на -а, «Капитально». Точнее – «Кааапитааааальна». Так говаривал он, похлопывая по стене какого-нибудь особенно понравившегося ему строения, будь это ДОТ на полигоне или только что выстроенное здание клуба в военном городке.
  - Вот такие дела, Иван Михалыч, - произнес капитан, после описания сложившейся ситуации, - Нам бы время выиграть…
  Кузепов улыбнулся и кивнул головой, как бригадиру, попросившему остаться после отработанной смены помочь отстающим ребятишкам докосить дневную норму.
  - Мне ба дисков поболе, товарищ капитан…
  - Бери сколько есть.
  Иван кивнул и побежал к телеге с боезапасом…

  Невеликая ротная колонна, уже скрылась из глаз. Солнце жарило, отрабатывая полуденную норму. Прихлопнув, напоследок, саперной лопаткой комок глины Кузепов огляделся. Позиция была отличная. Дорога поднималась на широкий холм, который далеко и трудно обойти, а с позиции на вершине всё лежало, как на ладони.  Небольшой окопчик был защищен спереди бруствером из дёрна, с широкой амбразурой, прикрытой до поры травой. Снизу, с дороги, огневая точка была совершенно незаметна.
  Коробки с дисками стояли в специальной нише, заботливо прикрытые вещмешком, для защиты от пыли, которая попав внутрь могла вызвать отказ при стрельбе. Верный ПД стоял на изготовку, всматриваясь своим расширенным зрачком в ленту дороги.
  Но тут к стрекоту стрекоз добавился новый. Железный…
  Отдаленный треск моторов усиливался, постепенно заглушая смертной какофонией тихую музыку быта луговой живности. Небольшая колонна из грузовика и стайки мотоциклистов бойко пылила по дороге.
  Иван замер слившись со своим пулеметом воедино и выжидал… Дождавшись,  когда головной мотоциклист подъехал к основанию холма, точной очередью срезал его и перевёл огонь на грузовик, начав с водителя.
  Стрелял Кузепов скупыми, точными очередями. Не делая ни одного лишнего движения, словно укладывал аккуратными рядами сочную траву, выверенными до сантиметра взмахами косы. Надоедливыми слепнями зажужжали пули, но, как в страду, Иван не обращал на них внимания, сосредоточившись на своей задаче - косить немцев. Спокойно. Без суеты. Выполняя привычную работу, которой обучался два года…

  Бой шёл уже несколько часов. Солнце, отработав свою смену, клонилось к закату. Немцы притихли, видно перед новой атакой. Только вдалеке у опушки была видна какая-то суета.
  Иван уткнулся в разворошенный пулями бруствер и с оттягом  втянул пропитанный порохом и пылью воздух. Запах войны и смерти. Лишь отдаленным краешком жизнь всё ещё давала о себе знать, запахом сока разнотравья, который бывает когда  упругие стебли падают под  свист, отбитой до остроты лезвия, косы.
  Ээээх.. Хорошо на косьбе. Парни в негласном соревновании, поглядывают друг на друга. Поодаль девчата укладывают в стога, подсохшее под  жарким солнцем, сено. Бригадир Палыч, изредка высвистывает всех на перекур или обед. Весело, дружно. Сначала смех и беззлобные шутки льются почти беспрестанно. К закату жара и монотонная работа делают свое дело, смех исчезает, подначки становятся редкими, как дожди в макушку лета. Пот застит глаза и только размазывается рукавом мокрой насквозь рубахи. Надоедавший сначала гундёж слепней и прочей мошкары отдаляется куда-то на задворки сознания.  Малодушно начинаешь ждать свист Палыча, знаменующего шабаш на сегодняшний день...
  Фьююююююююю! Резкий свист резанул уши. «Паааалыч!» – подумал, Иван и почувствовал крепкий удар твердой бригадирской рукой по спине. Пересохшие губы сами собой расплылись, трескаясь до крови. Было хотел обернуться и хорохорнуться шутейкой, типа  «И шо, всё?!!», но силы неожиданно покинули его, неодолимо прижав к земле…

  Кузепова накрыло первой же миной, но немцы этого не знали и еще долго обстреливали с дальней опушки холм, вставший неприступной преградой на их пути. С яростным свистом мины перепархивали пулеметную точку, засыпая комьями место упокоения Ивана Кузепова. Сельского парня, завершившего свой последний сенокос улыбчивой мыслью «Капитально покосили...».