Дневник. 95-102

Дневник н95.

Иногда я впадаю в особенное медитативное состояние, труднодостижимое намеренно, ему присущи внутренний разговор с высокой детализацией, чувство уюта, планирование грядущего, игнорирование отрицательных, и акцент на положительных явлениях, но не оптимизм, а более приподнятое отношение к пессимистической действительности, в нём я нахожу хорошее в мелочах. В этом состоянии мой разум словно покидает тело, на некоторое время становится неподвластным для земных законов, и относится к ним легко и с улыбкой, в этом состоянии процесс размышления сопряжён с интересом ко всякой детали, с чувством уюта и неким высшим чувством, которое, полагаю, можно описать как блаженство размышления.

Дневник н96.

В произведениях описывающих счастливые, трогательные, но ушедшие и неповторимые моменты прошлого - можно писать с позиции обращения к человеку из прошлого (возможно предполагая что встреча с ним возможна после смерти, или в бреду героя полагая его за присутствующего, либо иначе), тогда не нужно акцентировать внимание на поиске нового человека, на проблеме одиночества, нужно акцентировать внимание на проблеме невозможности повторения былого. В иной позиции обращение происходит к человеку из будущего, где наоборот: нужно акцентировать внимание на проблеме одиночества, а грёзы о былом времени в таком случае являются грёзами о состоянии, о чувствах, а не о конкретном человеке из прошлого.

Дневник н97.

Я знаю боль прекрасной рощи, с неповторимыми, высокими, волшебными деревьями, ещё недавно шумевшими под солнцем, а ныне - гибнущими в огне, это боль и обида, мерзкие коряги будут жить, а роща нет, я напишу поэму - но она её не услышит, я сплету украшение - но она его не увидит, словно после решающей главы в книге есть описание природы, но ничего от сюжета.
***
Боль от гибели прекрасной рощи подобна боли от невозможности посетить рощу снова, её тропы, которые, со всей своей высшей жизнью лежат где-то там, вдали, но пройти по ним нельзя, листья шумят не для меня, лучи греют - но греют не меня, словно я что-то низшее, словно я недостоин, и вместо теплоты от её лучей - в моём сердце только боль и обида. Сама роща обиделась на гостя, или-же некий вышестоящий судья воспретил - боль невыносима, даже если деревья оказались сухими корягами, давно уже погибшими - это всё равно боль по роще, которая могла быть, надежда на которую жила внутри сердца.
***
Они похожи, боль по прекрасной погибшей роще, обида на то, что мерзкие болота живы, а она нет, и боль по прекрасной живой роще, в которую больше нет входа, только в первом случае это обида на то, что прекрасная роща больше не шумит, что свет погас, и роща предана мраку, а во втором случае это обида не только на потерю рощи, но и на то, что меня сочли недостойным для оной, тем не менее, сравнивая эти два чувства, я могу заключить что они похожи, и часто я позволяю себе отождествить их.

Дневник н98.

Не столь давно вновь обратил внимание на картины Врубеля, в прошлом я находил достойный только малую часть его картин, ибо оценивал их состоятельность с позиции близкой к позиции реализма формы, ныне я понял что его картинам реализм в форме чужд намеренно, как показатель полусна-полумиража, как показатель всецелой надматериальности происходящего. Это не ареалистичное изображение сюжета в материальном мире, это сюжет происходящий в мире, который сам лишён законов материального.
***
Его образ изложения это не только кристаллообразное изображение, это искажение самой формы, это иные эмоции, иная мимика и жестикуляция, иные цвета. За счёт искажения, надреалистичности формы - эти картины можно добавить в придуманный, и далёкий от настоящего мир, и они при этом не будут смотреться как что-то несуразное, неуместное, принадлежащее иному миру, иной реальности, т.к они более подходят придуманному миру, чем настоящему, они вполне подходят на роль картин, сотворённых вне настоящего мира, духом, который покинул тело, духом, который сам возможно был в этом придуманном мире, игнорируя пространство, и возможно даже время. Врубель не чурался чужого влияния, не отказывал себе в заимствовании, его творения отчасти основаны на стихах Лермонтова, и возможно на ещё чём-то, тем не менее, касательно формы изложения, надреалистичности этой формы - полагаю что она ничто иное как произведение его собственной воли.

Дневник н99.

Существуют заблуждения временные, хронологически локальные, и существуют вечные - я предпочитаю бороться со вторыми, существуют темы временные, и существуют так-же вечные - я отдаю предпочтение вторым, я больше чем эпоха, я не хочу запирать себя в том или ином периоде, временная тема уходит со своим периодом, а вечная уходит только с самими людьми. Я расположен к вечному не для того, что-бы люди читали меня и после моей смерти, люди никогда не будут читать то, что я пишу, как стоящий в подоле горы не увидит рощи, расположенной на пике, или глубоко на пути к нему, я расположен к вечному лишь ввиду того, что это степень совершенства, это ещё одна ступень навстречу сокровенному великолепию идеала.

Дневник н100.

Я так давно ни с кем не говорил, я живу в своих размышлениях, в своих произведениях, в своих мирах, в чтении, я пишу, думаю, вспоминаю прошлое, пытаюсь забыть о страданиях, и всё это в полном одиночестве, ни доброго слова, ни даже вопроса о том, о чём я думаю, больно ли мне, написал ли я что-нибудь новое, только вороны замечают меня, только ночные тени. Притом я не избегаю общения с какими-либо людьми намерено, я сам пытаюсь найти себе хотя-бы собеседника, но увы - люди пусты, безлики, однотипны и грубы нравами, у них много на руках и шеях, но мало в голове, они шумят, но слова их ничего не значат, словно искусные заведённые куклы, созданные злым мастером для издёвки над теми, кто надеется увидеть в их глазах человека.

Дневник н101.

О Самобытности. Детализацию некоторых своих персонажей, или прочих составляющих произведений, я, иногда, производил после того, как увидел в эпитоме произведений других авторов (давно ушедших из жизни) примерные, отдалённые аналоги этих составляющих, и вспомнил что мои таковые - придуманные ранее - ещё не детализированы, не насыщенны второстепенными частями, к примеру я помню как я читал о мифических существах (в сущности они тоже произведение некоего древнего автора), и вспомнил, что мои т.н "твари" не детализированы, если полностью описаны закономерности их поведения, происхождения и т.п, то облик их ещё не окончен, после чего я и придумал им их облики.
***
Почитав о некоторых произведениях Лавкрафта, я решил объяснить то, что полагал за само собой разумеющееся, а именно то, почему я не соединяю различные произведения в один мир, почему различные произведения не происходят в одном мире, с одними вводными, с одним основным героем, я считаю что всякий мир может быть представлен только в одном произведении или цикле таковых потому, что читатель (я, как минимум) ассоциирует себя с героям произведения, и мне банально трудно ассоциировать себя с героем произведения, зная что оное происходит в мире, в котором происходило так-же иное произведение, с героем которого я себя тоже ассоциировал. Ассоциация с героем является составляющей наиболее возможного погружения в произведение, составляющей предельного пережития происходящего в нём.

Дневник н102.

Неискушённые познанием люди полагают что совершенство изобретения, создания, является показателем совершенства создателя, между тем подлинным таковым показателем является предназначение, относимое создателем к своему творению, а именно созидательность, справедливость этого предназначения, положительность его вклада в построение наиболее справедливого порядка, либо-же противоположность оным, или отсутствие предназначения в целом, что в свою очередь подобно последнему.
***
Точно так-же они оценивают и людей, совершенство человека у них зависит от его т.н "успешности", которую они представляют как тождественную удавшемуся материальному стяжанию, между тем совершенство человека это явление противоположное оному, и пролегающее исключительно в области субъективного, в области разума и духа, умственного и чувственного, с преуспеванием в которой - навыки стяжательства несовместимы, неотъёмлемыми частями такового совершенства являются верное представление о справедливом порядке, и приверженность ему. С этой позиции, с позиции моей скромной философии, многократно упомянутой и описанной мною в других моих текстах, т.н "успешный человек", закономерно лишённый умственного и чувственного совершенства - не является разумным, он представляет собой, своего рода, предельно ограниченный механизм, только имитирующий жизнь, а подлинно разумным является тот, кто в этом мире находится, как правило, на задворках, что симптоматично для мира, построенного теми, кто не видит ни малейшей пользы ни в подлинном разуме, ни в произведениях оного, как червь не видит пользы в орудии труда, как рыба не видит пользы в плотине.