Подборка в журнал Нева, 8 2024

Флюиды деревенския

Кочегарит зима,
Подпирая полнеба столбами.
Деревенский дендрарий дымов
На канун Рождества.
Ах, деревня моя!
Моя связь с родовыми гробами,
Признаю за тобой
Свои древние корни родства.
Попаду на гулянье,
Под гулкую блажь самогона
Забреду в сеновал,
Как корова, сломавшая жердь.
Отпусти меня, город, сюда!
Отпусти на полгода…
Только на ноги встать,
Только вспомнить земельную твердь.
Провалившись в сугроб,
Обнимаю мохнатое рыло…
Я люблю этот снег,
Это тканое чудо плетня…
…зацепило меня дрекольем,
Как гвоздем зацепило.
Неужели, деревня,
Ты все еще помнишь меня?

***
– Ты Ленька? Ты, правда, вернулся?
И снова сюда… насовсем?
– Сорвался с таежного курса?
– С маршрута сошел, Алексей?
«Наверно… возможно… посмотрим…» –
Я вам отвечал невпопад.
И рад был тому, что усмотрен,
И узнан, и принят назад.
Какое счастливое чувство:
Открыть интерес земляков
К себе, не к персоне искусства,
Не к автору беглых стихов,
К тому деревенскому Леньке,
Из прежних односельчан,
Уехавших в город давненько
Учиться конкретным вещам…
Вернулся не рваным, не пьяным,
Не конченным вечной нуждой.
Возможно, немножечко странным
И… обремененным виной.
Виной – не виной… Сожаленьем
За четверть – вторую – годов,
За службу до самосожженья
У лживых идей и богов.
Вернулся обросшим телесно
И отягощенным душой.
Я дома.  Сельчане, мне лестно:
Вы интересуетесь мной.

***
Новый статус пробую: сельчанин.
Сено, сани, печь… Иконостас.
Через тын февральскими ночами
Шуберт вьюжит, громыхает Брамс.
Облачаясь в шубу, за ограду
Выхожу я, сельский человек.
В меру пьян, куражлив до упаду.
И влюбленный в этот лунный снег.
Гей, мороз, щипни меня за щеки,
Испытай на дюжесть сизый нос…
Думал, городские человеки
Задохнутся от лихих угроз?
Думал, городские сопли жиже?
А душа затравлена постом?..
Э, пойду в гумно, надену лыжи!
Или, может быть, ещё… грамм сто?
Отчего ж не выпить яд столичный,
Как бальзам от моровой тоски?
От судьбы общественной и личной
Отчего ж не покусать куски…
Жжет студеный хиус с Енисея.
Зычным «Енисеюшком» поет…
«Я твой хор! Услышь меня, Расея?!»
Ан-не слышит… Дремлет. Или пьет.

***
…Вот пришкольный амбар,
Где пришкольная мудрая лошадь
Обитает, как призрак из шестидесятых годов.
– Но-о, Пегас деревенский! –
Трусит по осенней пороше.
Вдохновению служит и бздит заготовками дров.
Вот и кузня и двор, где ковали коней златокудрых,
Где и мы, пацаны, наковальням обмяли бока.
Кузнецы тех эпох были зело и обло премудры:
Доверяли и нам, пацанам, хлеб и соль ремесла.
Ничего уже нет: кузнеца, наковальни и кузни.
Пацаны и девчонки по клавиатуре стучат.
Мир их стал безграничен. А жито, а запах Отчизны
Не заменит, увы, виртуальный, бесчувственный чат.

***

Собираются люди на сход.
Сход, конечно, не инаугурация.
И вопрос на повестке не тот,
И не время теперь собираться,
И не любит собранья народ:
За него решено – полагает он,
Демократия – хитрый урод:
Жрет у бедных. А служит богатым.
Дел домашних невпроворот:
То штаны залатать, то заплот.
По весне распочать огород…
Ну а сход?.. «Формализм и трепло!»
Впрочем, власть отчитаться должна.
По уставу положено ей.
Ни язык не болит, ни спина.
Да к тому же ей, власти, видней
Как спасать умирающий бор,
Куда мусор накопленный свезть.
Почему, наконец, до сих пор
Не обрежут тарифы на свет?!
…Собираются люди на сход.
Надо телку пристроить в табун.
И идут: тетя Маша, Федот,
Гаврилюк, неуемный трибун,
Председатель и зам, и пастух,
Как всегда, дядя Ваня Сахно…
До других не дошел пока слух:
«После схода покажут кино».

***
По Теси бродил теленок,
Не единственный в селе,
Кучерявый, как Пеле,
Рыжий! Будто бы паленый.
 И всегда навеселе.
Бык! запомнился навечно
Редким добродушным нравом.
Безмятежный, как овечка.
А буянил – ради славы –
И беззлобно, и беспечно.
Ради славы – пес облает.
И индюк, побагровев,
Словно разом овдовев,
На прохожих вдруг, бывает,
Свой обрушивает гнев.
Или важный гусь, крылами
Ощетинившись коварно,
Надуваясь самоваром,
С шипом кинется за вами
И… назад, как шланг с пожара.

***
Тары-бары-растабары…
По Теси бродили пары
И полночные Стожары
За околицей их ждали.
По Теси блудили парни
Мимо кузницы и почты,
В поисках любовной почвы
Обмочив углы амбара.
Парни Болкины, лихие,
С тыквой в полночи торчали.
Звезды падали стихийно.
В клубе шло кино о Чарли.
По Теси бродил Натыра
Санька, с фермы старожил.
Узкоглазый сын батыра,
Сельских девок сторожил.
Савин младший, старший Савин
(по прозванию «Бандит») –
Тоже с ферменских окраин,
Как с космических орбит.
– Савин Ленька?
– Ленька Савин!
Леонид Георгиич…
– Эка личность!.. Парень славный
В череде тесинских лиц.
Даниленко, чижик-пыжик,
Разрешавший все с плеча.
Зайцев… тот, который выше,
Морда просит кирпича…
Где вы, парни золотые?
Где те годы молодые,
Ночи, дни и вечера,
Отшумевшие вчера?
Где курчавый тот теленок?
Где вы, нежности телячьи?!
А друзья мои с пеленок,
Что ж, старее старой клячи?..
Ах, о чем, о чем печали…
Что печалиться, друзья!
Кончилось кино о Чарли.
Брезжит новая заря.

Флюиды сибирские

Вот она, провинция! И море...
Морю рукотворному не верь!
Умный кот бредет по Лукоморью,
Строчкой побирающийся зверь...

Идет на право – истину оспорить:
«Провинция – поэма перепевов»…
– Провинция – надежда и опора!..
(И, проиграв суды, идет налево)…

Идет-бредет по городам и весям,
И хвост задрав, и вознося ученость,
По Лукоморью в гордом равновесии,
Провинцией на веки обреченный.

Весна

Голые кустятся долы степи,
В заветерьях распускаясь цветом.
Теплит солнце их и камни теплят,
Распуская по полянкам лето.

***
Дар березы – березовый веник,
Чага, или сувельный кап…
Под ножом из березовой вены
Кровь зеленая кап… кап… кап…

***
Березочка, тонкое деревце,
Как струна под пальцами ветра,
Ты звучишь, западая в сердце
Мне –  молитва новозаветная.

Березочка, милая девушка,
В пору утреннего вставания
На тебя одну уповаю я, –
Мое деревце воскрешения.

Уже не на кого надеяться.
Уже реки ржавеют и ветры,
Ты, березочка, девушка-деревце,
Отведи волжбу и наветы.

Расцветая весенней прелестью,
Зашуми, разбуди Расею…
На тебя лишь одну надеюсь,
На святое деревце-деву.

Осень

Кто там?.. Гости. Хлябь  и слякоть.
Мнется осень в кожушке.
Выходи, мол, небо пахнет
Хмарью, ссохшейся в мешке.
Выхожу на панихиду
По поникнувшим Богам…
Хор ли плачет… гром ли ропщет –
Трубных плакальщиц орган.

***
Тратит осень за окном
Утлые пожитки,
Прибираясь перед сном,
 А уже не жить ей…
А уже костер пожух
Из рябины красной.
И пророчит гиблый дух
Ворон громогласный…

***
Тычется пестик в соцветье тычинок,
Топчутся парни в альковах девичьих.
Тупо поэты взирают на тропы.
Кошки исходят стихами на случках.

Пестики тупятся самозабвенно.
Девичьи слезы цветут по обличью.
Сонно поэты кошачие бродят.
Ночью плодятся стихи.

Флюиды СТИХИйные

Кастальский  родник.
Жигулевское пиво.
Запальчивый парень –
Девический  страх…
Невероятно–естественно–живо
Сосуществует суетность в мирах.

Блекнет закат в эмпиреях кастальских.
Бродят поэты в утоптанных тропах.
И пузыряться в шампанях бокальских
Угли стихов, сумасшествия строфы…

***
Строфотворение стихов –
Венок сонетов.
Идет катрен, несет вином
И женским потом.
Петрарки ищут не лаур –
Ля муры с дурой.
И пир шекспиров –
Дух спиртной
В отчизне хмурой…
Отчизна требует меня
Почить на тризнe.
А я не требую с себя
Служить отчизне.
 ***
Неистребимый облик века
Палитру пялит в темноту.
Дурман ночей – фонарь, аптека,
Акаций улица в цвету.
Ночь. Улица. Фонарь… под глазом
И сумасшедшая тоска…
А. Блок  с его бессмертным  азом
Стоит пистолью у виска.

***
Не суйся, Иисусе,
В святая святых,
Не святотатствуй вне храма.
Душа, чуть дыша,
Пеленает мой стих.
Святить и крестить его рано.
Рано, Иисус, славословить меня,
Рано кропить мед на рану.
Раным ранее под пагубный спирт
Аз воспарять к фимиаму.

***
Опалите мне душу до смертного пала.
Цинизм – как напалм, как бесстыдство – беда.
Не пашней – водой океанского вала –
Душа умерла средь пустыни стыда.
***

Флюиды апатические

…подсела раша на либерализм.
Шизой в активном поиске забылась.
По подворотням спит святая Русь.
И весь цинизм исканий –
    бандитизм.
Опомнитесь!
Опомнясь, оглянись…
Вот этот тащит пулемет под Смольный,
А тот –  марксист, совковой трачен молью,
Имуществом генштаба строит жизнь…

Подсел антигерой на героин,
От экстази в экстазе клуб ночной…
Империя плодит людей-руин.
И той не виноватится виной…

И сообща, как три собаки в лодке,
ТВ и СМИ, и вкупе интернет
Раскачивают в оголтелой глотке крик!
…грызутся.
Мне примкнуть к луженой глотке?

Эх, уколись, бузи, флеш-моб Болотной!
Расшевелись, едрена мать Россия!
Ищи! – антизависимые силы
И антинаркотический ресурс!

***
Будешь, Дева, из ковша?
У меня стаканов нету.
На разменную монету
Званый ужин алкаша.

К маркетам почтенья нету…
Ты не любишь винегрет?!
На разменную монету
Хоть тобою да согрет.

За советскую химеру,
За отечество блажишь,
И святую топчешь веру
На загробнейшую жизнь.

А Атечество тобою
Заселило мой подвал.
Где здесь небо голубое?..
Я бы крест нарисовал…

Хочешь, сбоку пририсую
Богородицей тебя?
Как подарок Иисусу,
Крепче Бога возлюбя...

Философствую от пива
Про поганый род людской.
Матюкаешься ты дивно,
Словно пудель ментовской.

…А пивком не увлекайся.
Свой разменный капитал
Заложив у дяди Каца,
Я нам галстуки сплетал.

Мы их поутру оденем,
Как венки на монумент.
Больше нет на веру денег.
Да и веры больше нет.
Офицерский тост
Я не горжусь, хоть орден мне одень,
Успехом отстрелявшегося года.
Шампанской пробкой – пли!  –  последний день.
И Старый год, как дембель:
– Мля, свобода!..

А вот и   Новый год, как вестовой.
Он налегке, и с первыми вестями
Ввалился в дом мой под метельный вой,
«Двадцать четвёртый я… Калина?!»  И – горстями…

Ешь, милый, пей, закусывай вперед.
Нас ждут с тобой великие сраженья!
Пусть штык, как говорится, не берет,
Ни пуха нам с тобой, ни пораженья!

Я пью взахлеб крушение секунд,
Четыре… три… и…  год новорожденный!
 - Дракоша!? Заходи!  Мерси боку!..
Заполоняй же дзот мой, осажденный…

Поверженного, пленного меня,
В бесстыдной ласке бравурного марша
Сажает на парадного коня…
И я гарцую, вторя: «Воля ваша…»

***
Воздавайте должное живым!
Воздавайте искренно и щедро.
Богам, низвергнувшимся в жизнь,
Рабам, недобрым, добрым, злым,
Поэтам, пламенным маэстро,
И прочим, прочим человечкам
Воздайте, незабвенным, им…
Но…
Проторите прежде путь
Сквозь тьмы и смерти – к возрожденью
Всех тех, кто знает жизни суть,
Воздайте тем, кто жив бессмертно.
И сердце посвятите им.

Кое-что о Платоне

Ещё не вечег, а вчега Платон сказал, что истин
На белом свете до хега. Он был, понятно, мистик.
Был, как гетега, знаменит, донашивал обноски,
Что завещали Пагменид и Гегаклит Эфесский.
Он заблуждения втигал в сознание нагода.
Он знал их, истин, а иггал на площадях югода.
И знал югод, что наш нагод был недалек от истин:
Мол, «там, где галстух, там – пегод…»
И там, где – коммунисты!
А что Платон? Он когабли сжигал и вегил в души.
Его сомнения скгебли, котогые присущи
Философическим умам и циникам научным,
На иждивении у мам сидящим до получки.
Да что Платон? Он когабли сжигал и вегил в души.
Его и истины… могли, влюбленные по уши,
Они летели на него, как на шалман, путаны.
А он их путал и – на дно. В вино. И в океаны…
И до сих пог их пляский год якшается с Платоном.
И заблуждается нагод по бабам и пгитонам.
А что Платон?.. Ну, что Платон… наивный афинянин…
Он сжег все лодки, а потом…
Уп-с… утонул … в стакане.

Спич к друзьям

Друзья, переселяйтесь на орбиту.
Я подъездные выдраил пути!
Сегодня мне, напудрену и бриту,
Сам Бог велел навстречу вам идти.
Велел мне Бог дорогу наутюжить
И космос нашей встречи освятить,
И тут же горлом гимн извлечь! И тут же
С орбиты в хату навести мосты…
Переселяйтесь сообща в отсеки,
Где на столах – и запахи, и звуки
Сливаются в клокочущие реки
Гармонией гурманства и мазурки.
… Друзей моих я возвеличу в сан.
Назначу их наследниками братства,
Войду в их круг и возвеличусь… сам,
Чтоб никогда уже не расставаться!