А в комнате опального поэта дежурят страх и муза в

        А В КОМНАТЕ ОПАЛЬНОГО ПОЭТА
                ДЕЖУРЯТ СТРАХ И МУЗА В СВОЙ ЧЕРЁД

                Мне не надо пропуска ночного ,
                Часовых я не боюсь .
                За блаженное , бессмысленное слово
                Я в ночи советской помолюсь .
                О Мандельштам

                Узнала я , как опадают лица ,
                Как из - под век выглядывает страх .
                А. Ахматова

  И. Одоевцева - Да , я , действительно , (...) многого не понимала в нём .
Не понимала , например его страха перед милиционерами и матросами - особенно
перед матросами в кожаных куртках ,- какого - то исступлённого мистического
страха
( ...) увидев шагавших куда - то матросов или стоящего на углу милиционера,
Мандельштам весь съёживался , стараясь спрятаться за меня или даже юркнуть в
подворотню , пока не скроется проходящий отряд матросов.

  Г. Иванов - Есть много видов страха - от священного трепета перед божеством
  до дрожи отвращения при виде паука .Мандельштам был подлинным гроссмейстером
  страха от брезгливого "устриц боялся" до ужаса перед хаосом.

                ***
  Говорят ,он был тревожен ,
  К страху странно расположен
  Без особенных причин
  И боялся быть один .

  Был ли это страх лишь личный ,
  Непонятный , нелогичный ,
  Иль предчувствие беды ,
  Общей той , что всю Россию
  Скоро страхом затопила

  И на долгие годины
  Её облик исказила ,
  В психологию потомков
  Фермент ужаса внедрив.
          М. Л.

            ***

  Просторный кабинет . Отдёрнуты гардины .
  До края , лейтенант , армянского налей.
  Я список лагерей прочёл до середины ,
  Вот он идёт за списком кораблей .
  Краслаг и Чердыньлаг , Особый Соловецкий ,
  Вятлаг и Дубровлаг , Свирьлаг ,Сиблаг ,Дальлаг .
  Норильский , Озерлаг , Таёжный женский , детский,
  Сыпняк . Барак . Собак  . Архипелаг Кулак.
  Да выпей сам , сынок . Заешь хотя бы сушкой ,
  Посыпался народ ввиду особых мер.
  Прими их , лейтенант ,  - Дефо , Сервантес , Пушкин .
  Записывай , сынок  ,- Катулл , Рублёв , Гомер .
              В. Жук

          Реквием
        Вступление

  Это было , когда улыбался
  Только мёртвый спокойствию рад .
  И ненужным привеском болтался
  Возле тюрем своих Ленинград.
  И когда обезумев от муки ,
  Шли уже осужденных полки ,
  И короткую песню разлуки
  Паровозные пели гудки .
  Звёзды смерти стояли над нами,
  И невинная корчилась Русь
  Под кровавыми сапогами
  И под шинами чёрных марусь.
              А . Ахматова

  - Тот , кто называл себя мастером ,работал , а она , запустив в волосы
тонкие с остро отточенными ногтями пальцы , перечитывала написанное (...)
Она сулила славу , она подгоняла его (...)
    И наконец , настал час , когда пришлось покинуть приют и выйти в жизнь.
  (...)  Статьи не прекращались . Над первыми из них я смеялся . Второй стадией
  была стадия удивления . А затем , представьте себе , наступила третья стадия -
страха . Нет , не страха этих статей , поймите , а страха перед другими ,
совершенно не относящимися к ним или к роману вещам . Так , например , я стал
бояться темноты. Словом , наступила стадия психического заболевания.
        М . Булгаков

                Нет ,не спрятаться мне от великой муры
                За извозчичью спину - Москву -
                Я трамвайная вишенка страшной поры
                И не знаю - зачем я живу .
                О . Мандельштам. 1931.

          ***

  Это Осип Эмильевич шепнул мне во сне ,
  а услышалось наяву
  - Я трамвайная вишенка  ,- он мне сказал ,
  прозревая воочью иные миры , -
  я трамвайная вишенка страшной поры
  и не знаю , зачем я живу .

  Это Осип Эмильевич шепнул мне во сне ,
  но слова эти так и остались во мне ,
  будто я , будто я , а не он ,
  будто сам я сказал о себе и о нём -
  мы трамвайные вишенки страшных времён

  и не знаем , зачем мы живём .
  Гумилёвский трамвай шёл над тёмной рекой ,
  заблудившийся в красном дыму ,
  и Цветаева белой прозрачной рукой
  вслед прощально махнула ему.

  И Ахматова вдоль царскосельских колонн
  проплыла , повторяя , как древний канон ,
  на высоком наречье своём
  - Мы трамвайные вишенки страшных времён .
  Мы не знаем , зачем мы живём .

  О российская муза , наш гордый Парнас ,
  тень тюремных решёток издревле на вас
  и на каждой нелживой строке.
  А трамвайные вишенки русских стихов ,
  как бубенчики в поле под свист ямщиков ,

  посреди бесконечных российских снегов
  всё звенят и звенят вдалеке .
                Ю . Левитанский

  Г. Иванов - Несмотря на страх , Мандельштам играл с опасностями , как
ребёнок играет с огнём или как малыш лезет в драку с обидевшими его большими
оболтусами.
  Вэрывное безрассудство Мандельштама вошло в поговорку .В 1918 году он
выхватил из рук Якова Блюмкина список заложников , подлежащих расстрелу ,порвал
его и сообщил о произволе  Блюмкина Дзержинскому , он обозвал товарищеский суд ,
устроенный Союзом писателей , мартышкиным судом ,и публично закатил пощёчину А.
Толстому , председательствующему на этом суде.

                ***

  Мы живём , под собою не чуя страны ,
  Наши речи за десять шагов не слышны ,
  А где хватит на полразговорца ,
  Там припомнят кремлёвского горца .
  Его толстые пальцы , как черви жирны ,
  И слова , как пудовые гири ,верны ,
  Тараканьи смеются щглазища
  И сияют его голенища .

  А вокруг него сброд тонкошеих вождей ,
  Он играет услугами полулюдей .
  Кто свистит , кто мяучит , кто хнычет .
  Как подкову , дарит за указом указ -
  Что ни казнь у него , то - малина
  И широкая грудь осетина .
                О . Мандельштам .1933

                Телефонный разговор
                Пастернака со Сталиным

  Мы друга в беде не бросим ,
    И ты за него борись .
  Вот так ! - говорил Иосиф .
  Да , но ... - возразил Борис .
    Живот положить за друга
  Прекрасней поступка нет .
  А участь живого трупа ...
  ;Да , но ... - возразил поэт , -
    Товарищ , скорей , по цеху ,
  А это не то , что друг.
  Испуг , - отвечал со смехом
  Диктатор , - всегда испуг !
  ;Да , но ... от событий грозных
  Тень ляжет на вас со мной .
  Нам надо пока не поздно ,
  Про вечность ... - Гудки , отбой .
  Диктатор при этом слове
  Почувствовал вдруг озноб
  И свой увидал в сосновых
  Венках и знамёнах гроб .
  Себя ощутил как камень,
  Летящий стремглав. Да , но
  Летящий стремглав веками,
  Всё падающий на дно .
              А . Тимофеевский
 
                ***

          За гремучую доблесть грядущих веков ,
          За высокое племя людей -
          Я лишился и чаши на пире отцов
          И веселья и чести своей .
          Мне на плечи кидается век - волкодав,
          Но не волк я по крови своей.
                О . Мандельштам

  -  Бывают эпохи , которые говорят , что им нет дела до человека , что его
нужно использовать , как кирпич , как цемент , что из него нужно строить , а
не для него . Социальная архитектура измеряется масштабом человека . Иногда она
становится враждебной человеку и питает своё величие его унижением и
ничтожеством. О. Мандельштам "Гу манизм и современность."

  - Родная , светлая , друг мой единственный ! Может , и не нужно было писать
тебе о том положении и настроении,в каком я теперь всегда нахожусь . В конце
концов дело не в страданиях и лишениях . Что же я был бы за философ , если бы
жаловался тебе только на страдния и лишения ? Не об этом жалоба . Самое
важное - то , что погибли и гибнут объективные ценности жизни , религии ,
любви , что силы ума и сердца гибнут без лучей любви и дружбы , опусташается
душа и привыкает к тьме , распинаясь муками уныния и отчаяния.
                Из письма жене А. Ф. Лосева , находившегося в ссылке
            
                ***
                Мы с тобой на кухне посидим.
                О. Мандельштам

  Вижу крашеные доски ,
  В коридоре тусклый свет ,
  Вижу кухонный московский
  Коммунальный табурет .

  Как назвать эпоху эту
  Высшей милостью своей
  Разрешающей поэту
  Примоститься у дверей .

  Взял бы я тебя оттуда,
  Посадил на пароход,
  Чтобы плавал ты , покуда
  Эта темень не пройдёт.

  Ну а так как всюды мины ,
  Крики , слёзы , просят пить ,
  И тебя на миг единый
  Невозможно отпустить .-

  Не Прованс любвеобильный ,
  Не Баварские сады -
  Ночи Англии стабильной
  Я б хотел , чтоб выбрал ты .

  Выбрал улочку получше
  У шотландских диких скал,
  Чтоб за жизнь твою без фальши
  Я бояться перестал .

  А взамен беды смертельной
  И воронежских полян
  Кресло в стиле Чиппендейла .
  Затемнение . Туман.
                А. Кушнер
               
                Возвращение на Итаку
                Памяти Мандельштама
  ... В квартире , где он жил , находился он ,Надежда Яковлевна и Анна
Андреевна Ахматова , которая приехала его навестить из Ленинграда . И вот
они сидели все вместе , пока длился обыск до утра , и пока шёл этот обыск ,
за стеною , тоже до утра , у соседа их , Кирсанова , ничего не знавшего об
обыске , запускали пластинки с модной в ту пору гавайской гитарой ...
                И только и света ,
                Что в звёздной колючей неправде.
                А жизнь промелькнёт
                Театрального капора пеной.
                И некому молвить
                Из табора улицы тёмной ...
                О . Мандельштам
  Всю ночь за стеной ворковала гитара ,
  Сосед- прощалыга крутил юбилей,
  А два понятых , словно два санитара ,
  А два понятых , словно два санитара ,
  Зевая , томились у чёрных дверей .

  И жирные пальцы , с неспешной заботой ,
  Кромешной своей занимались работой .
  И две королевы глядели в молчаньи ,
  Как пальцы копались в бумажном мочале .

  Как жирно листали за книжкою книжку ,
  А сам - то король - всё бочком , всё вприпрыжку .
  Чтоб взглядом не выдать - не та ли страница ,
  Чтоб рядом не видеть безглазые лица !

  А пальцы искали крамолу , крамолу ...
  А там за стеной всё гоняли Рамону :
  Рамона ! Какой простор вокруг , взгляни .
    Рамона ! И в целом мире мы одни.

  ... А жизнь промелькнёт
  Театрального капора пеной ...

  И глядя , как пальцы шуруют в обивке ,
  Вольно ж тебе было , он думал , вольно!
  Глотай своего якобинства опивки !
  Глотай своего якобинства опивки !
  Не уксус ещё , но уже не вино .

  Щелкунчик - скворец , простофиля - Емеля ,
  Зачем ты ввязался в чужое похмелье ? !
  На что ты потратил свои золотые ? !
  И скушно следили за ним понятые ...

  А две королевы бездарно курили
  И тоже казнили себя и корили -
  За лень , за небрежный кивок на вокзале ,
  За всё , что ему второпях не сказали .

  А пальцы копались и рвалась бумага ...
  И пел за стеной тенорок  - бедолага :
  Рамона ! Моя любовь , мои мечты .
  Рамона ! Везде и всюду только ты ...
И только и света ,
    Что в звёздной колючей неправде ...

  По улице чёрной , за вороном чёрным ,
  За этой каретой , где окна крестом ,
  Я буду метаться в дозоре почётном,
  Я буду метаться в дозоре почётном ,
    Пока обессилев , не рухну пластом !

  Но слово останется , слово осталось !
  Не к слову , а к сердцу приходит усталость .
  И хочешь , не хочешь - слезай с карусели .
  И хочешь , не хочешь - конец одиссеи !

  Но нас не помчат паруса на Итаку :
  В наш век на Итаку везут по этапу.
  Везут Одиссея в телячьем вагоне ,
  Где только и счастья , что нету погони !

  Где выпив ханки на потеху вагону ,
  Блатарь - одессит распевает Рамону:
  Рамона ! Ты слышишь ветра нежный зов ,
  Рамона ! Ведь это песня любви без слов ...

  И некому , некому ,
    Некому молвить
    Из табора улицы тёмной ...
                А . Галич
               
            ***

  Но засел мой великий читатель ,
  Унеся мою славу в склеп ,-
  И брожу я,  подобный цитате
  Из кровавой Книги Судеб .

  Год прошёл и другой и третий.
  Я взываю , а отзыва нет .
  Воспалённее всех трагедий
  Пустоту зовущий поэт .

  Прохожу через галочный рынок ,
  Но уже не вернуться домой
  Ты , как древний закон в руинах . -
  О , казнённый читатель мой .

  Среди новых стою поселений ,
  Балалаёка с притопом и свист .
  Сколько нужно ещё поколений ,
  Чтоб созрел читатель - артист .
                И . Сельвинский

            Памяти О. Э. Мандельштама

                (...) (...)
  На кухне пахнет керосином ,
                в сортире крысы делят пай .
  Гремит посудным клавесином
                московский коммунальный рай,
  Как встарь , стоит на месте мебель,
                но кисой ластится беда ,
  И в час бессонницы на небе
                горит масонская звезда.
  И колокол - язык немеет ,
                и под рубахой дремлет страх.
  В угрюмом русле кровь мелеет ,
                стекая с допетровских плах .
  Цветут помёты и наросты
                на кумачовых площадях ,
  Растут горбатые помосты ,
                котлы татарские чадят.
  Не слышно городского трама -
                дыра , во времени провал ,
  Кривые брёвна катит Кама ,
                и бьёт крылом седой Урал .
  Пойдёшь налево - ногу сломишь ,
                направо - выест очи дым .
  И ворон каркает - Воронеж ,
                и чёрный грач кричит  - Чердынь...
  И муза с чёрного перрона
                швыряет лиру в пустоту.
  Обезумевшая Горгона
                с кошачьей головой во рту.
                А. Беляев


            Воронеж
                О. М.

  И город весь стоит оледенелый
  Как под стеклом деревья , стены , снег .
  По хрусталям я прохожу несмело.
  Узорных санок так неверен бег .
  А над Петром воронежским  - вороны ,
  Да тополя и свод , светло - зелёный ,
  Размытый , мутный , в солнечной пыли ,
  И Куликовской битвы веют склоны
  Могучей , победительной земли .
  И тополя , как сдвинутые чаши.
  Над нами сразу зазвенят сильней.
  Как будто пьют за ликованье наше
  На брачном пире тысяча гостей .
 
  А в комнате опального поэта
  Дежурят страх и Муза в свой черёд .
  И ночь идёт ,
  Которая не ведает рассвета.
                А. Ахматова

          ***
  Не спится ночью сумеречной ,
  Холодной и сырой ,
  Сейчас хотя бы рюмочку ,
  И снова за перо .

  Летит тропа чернильная
  Бумагой меловой .
  Лежит рука бессильная,
  И слышен волчий вой .

  Остались за закатами
  Воронежские дни ...
  Дороженькой накатанной
  Вели его они

  От домика Волошина
  Сквозь лай и свист пурги ,
  И вот с размаху брошен он
  В объятия тайги .

  Петраркины сонетушки
  У зябкого костра,
  На волю хочешь ? Нетушки ,
  Такая , брат , пора .

  Что ,Александр Герцевич ,
  На улице темно ?
  Брось , Александр Сердцевич ,
  Чего там всё равно.
        М. Сипер


Рецензии