Идол Греха

Взгляд её был полон усталости, словно она носила на плечах груз бесконечных несбывшихся надежд. Что ни поступок — новый грех, считала она, взвешивая каждое слово, каждую мысль. Люди вокруг казались ей куклами, играющими в декорации, где чувства были всего лишь масками, а любовь — хрупкой куклой без души.
Она устала от фальши и лицемерия. Каждый миг, когда кто-то пытался выдать свои блуждающие мысли за глубокие чувства, отвращал её всё больше. "Что не любовь, то вновь измена". Эти слова звучали, как заклинание, которое она повторяла в своих мыслях, погружаясь всё глубже в мрак разочарований. Сердце её сжималось, будто бы в ответ на каждую мелодию обманутого доверия.
«Меня тошнит от вас всех!» — мысленно кричала она, когда окружавшие её люди улыбались, пряча свои истинные намерения. Их обещания о вечной любви и верности звучали, как далекое эхо, которое не имело отношения к её жизни. Тишина её терзала. Она предпочитала бы услышать горькую правду, чем сладкую ложь, что окутывала её, словно дым от еле тлеющего костра.
«Простите, слишком откровенно?» — задала она себе вопрос, глядя в бездонное зеркало. Каждый раз, когда она пыталась открыть душу или довериться, предательство обжигало её, как огонь, оставляя шрамы, которые никогда не заживут. Она больше не была той наивной девочкой, что верила в сказки о любви. Теперь всё, что она могла увидеть вокруг — это дева;ционные связи и порочные поступки, в которых не было ни искренности, ни тепла.
Её внутренний монолог вырывался наружу, как бунт против безумия, завуалированного в обычные будни. Роскошные вечеринки, заполненные пустыми разговорами, и мимолетный смех, облечённые в жемчужные улыбки, больше не волновали её. Это был просто спектакль, в котором она взяла на себя роль наблюдателя, не желая быть частью этого абсурдного представления.
Светлое утро всколыхнуло её мысли. Она стала понимать, что искала не идеальных людей, а искренние сердца. Она мечтала о том, что однажды встретит тех, кто отделит грех от любви, кто перестанет делать вид, что жизнь — это вечный праздник, а настоящие чувства — просто ненадежная опора.
В этот момент она поняла, что может быть откровенной, может так жестко говорить о своих чувствах. И пусть мир вокруг неё продолжал играть в свою бесконечную игру, она была готова устроить свой собственный мир, где между грехом и любовью не было бы путаницы, где каждый мог бы быть таким, каким он есть, без налёта лжи. Пускай лучше она будет одна, чем среди фальши, где ни один поступок не мог избавиться от ярлыка нового греха.