Хочу стать дурой!

ХОЧУ СТАТЬ ДУРОЙ!
   
   Лысоватый врач-психиатр долго и отрешенно глядел в распахнутое настежь и затененное буйно расцветшей белой акацией окно своего кабинета и бездумно перетасовывал стопку бумаг на допотопном, обитом коричневым дерматином столе. У стола на таком же старомодном   
стуле восседала молодящаяся, лет сорока пяти брюнетка. Женщина была очень хороша собой: минимум макияжа на припухлом личике, высокий открытый лоб, собранные на затылке в тугой пучок волосы, короткая юбка... И глаза. Наверное, такие глаза бывают только у колдуний. Странное желание привело её в эту клинику: она очень надеялась, что в конце-концов тут её признают-таки невменяемой, и тогда... Но, что будет тогда, что станется с ней потом, после "признания", она и сама не могла предположить. Оба: и доктор и его гостья молчали. Тишина становилась тягостной. Наконец, словно очнувшись от некоего наваждения, доктор резко обернулся к посетительнице:
   -- Знаете что, милочка, пожалуйста не наводите на себя напраслину; после проведенных мною тестов я нисколечко, ни на йоту не сомневаюсь, что вы в здравом рассудке; ни о каком помешательстве и речи идти не может. И вообще, дур мы не делаем -- мы лечим их, детка.
   -- Но, доктор...
   -- Полно! -- теряя терпение, оборвал её хозяин кабинета и, показав на открытое окно, сказал: -- Мадам, вам нравится аромат цветов белой акации? Наслаждайтесь же! Отцветёт ведь скоро, отлетит... -- И через паузу, усталым голосом: -- Не понимаю, почему вы так упорно настаиваете, чтобы я признал вас сумасшедшей, что подвигает вас к этому?
   -- Доктор, я вам рассказывала... дважды рассказывала...
   -- Да, да, детка, рассказывали, и я прекрасно помню наши диалоги, только... Только мне показалось, что вы со мной были неискренни, вы явно что-то утаили... Знаете, что: а давайте-ка всё сначала, а?
   -- Не мучайте меня, доктор, мне больше нечего сказать вам кроме того, что вы от меня уже слышали...
   Она была близка к истерике.
   -- Врёте! -- почти крикнул психиатр.
   -- Да, одну деталь от вас я утаила, но она ведь никакого отношения... Ччёрт! Ладно, я расскажу, всё-всё расскажу: красочно, ярко, со всеми ньюансами! -- сдалась пациентка.
   -- Сразу бы так...
                *  *  *
   На улице громыхнуло. Заколыхались-зашумели акации. Белая ситцевая занавеска восстала пузырём. Надвигалась гроза. Доктор затворил окно
   -- Итак, я вас слушаю.
   Женщина с минуту помолчала, потом сказала:
   -- Доктор, вы верите в мистику... в потустороннее?
   Кустистые брови эскулапа вспугнутыми птицами взлетели к его лбу:
   -- В мистику?! Вы это к чему?
   -- Дело в том, что около года назад я... (она всхлипнула) Словом, я отравила моего мужа... и с недавних пор он... он стал приходить ко мне -- в мои сны стал приходить и разговаривать... Вы понимаете меня?
   -- Хм, стал приходить... Прелюбопытно! И за что же вы с ним так, за какие прегрешения?
   -- Я не хотела его смерти, поверьте, это произошло случайно...
   -- Ну-ну, продолжайте; я весь -- внимание.
   Дама попросила воды. Доктор налил. Страждущая отпила треть стакана и продолжила:
   -- Ах, даже не знаю с чего начать... В общем  он -- муж -- сильно пил, запоями, из дому всё тащил, продать чтоб да водки нажраться. Моё терпение лопнуло и я подала на развод...  Мы и развелись бы да подруги отговорили: думаешь, лучшего найдёшь, дескать, где они,
те "лучшие", в каких прериях водятся? Присоветовали таблетками от выпивки отвадить. Сказали какими, где купить-достать подсказали... Подсуетилась,  нашла "нужные" точки, купила лекарство, подмешала в "пойло" раз, другой, третий... И ни фига, и никакого эффекта: как пил так и пьёт! Подумалось: может доза мала, может  увеличить? Увеличила, а он... а он взял и умер.
   -- Взял и умер... Вот проказник!  А потом стал навещать вас -- приходить в ваши сны. Тэкс-тэкс-тэкс! Со стуком или так вламывается?
   -- Ёрничаете, а мне страшно...
   -- Ещё бы: увидеть привидение, простите за тавтологию, и быть невозмутимой... Любой испугался бы. Кстати, дети о ваших беседах знают, слышат их?
   -- Не слышат -- они в спальне, за плотно запертой дверью, а он... а он говорит всегда вполголоса, шёпотом даже...
   -- И вы ни разу не закричали... от страха?
   -- Ни разу!
   -- Вы смелая женщина!
   -- Ничуть; чтобы не закричать и не разбудить детей, я попросту зажимаю рот рукой.
   -- Как близко он отстоит от вас во время вашего "общения"?
   -- Как сейчас от меня вы...
   -- В трёх шагах, значит; понятно... Э-э, свет зажигаете?
   -- У меня горит ночник...
   -- Вы лицо его видите?
   Тут она замялась, наморщила лоб, припоминая что-то, потом сказала:
   -- Неявственно, иногда оно словно бы растаивает, но тембр голоса и интонации стопроцентно его...
   -- И как же он с вами: общается мирно, грозит, требует что-то?
   -- Требует... Требует, чтобы я продала его обручальное кольцо, а на вырученные деньги купила сыну велосипед...
   -- Продать кольцо, купить велосипед... Странно. Зачем? По другому разве нельзя? С этим кольцом что-то связано?
   Женщина повторно приникла к стакану с водой и теперь опустошила его.
   -- Как я вам уже сказала: кольцо обручальное. Однажды, во время его очередного "визита" он сказал мне: "Помнишь, как ты кляла меня за то, что я якобы пропил моё обручальное кольцо? А я ведь его восе не пропил и в ломбард не снёс. После того, как узнал, что ты подала на развод, я просто снял его и спрятал: мне стало стыдно носить его, оно жгло меня... Хочешь, я скажу где оно? Помнишь старую жестяную конфетницу, ту, которая в гараже на полке; там оно и лежит в тряпице среди винтиков-болтиков. Возьми его и продай -- Серёжке велосипед купи." А потом и вовсе оглоушил: "А ты знаешь, что тебе вскоре предъявят обвинение в убийстве? А там: суд, срок, Сибирь... Ну, может и не Сибирь, а комфортная зоночка где-нибудь в центральном Черноземье, но по-любому мужененавистниц, а тем паче мужеубийц в лагерях не жалуют... Кстати, можешь прикинуться сумасшедшей, правда, тогда тебя вместо тюряги упекут в дурку; прикинь: ты, ещё довольно молодая, умная, яркая и вдруг среди идиотов -- до конца дней твоих! Отвратительная перспектива: бррр!.. Но, всё ж лучше чем тюрьма. Так что, выбирай, милая!"
   Женщина задыхалась Она была близка к истерике и доктору стоило немалых трудов, чтобы её успокоить.
   -- Я не хочу, не хочу в тюрьму, не хочу-у-у! -- сжав кулачки и потрясая ими, словно молитву шептала она.
   За окном шум усилился, в кабинете сделалось сумеречно. Пошёл дождь.
   Старик-психиатр, огладив жидкую бородку, вновь прошёлся до окна, вернулся назад, покачался с пятки на носок, неопределённо хмыкнул:
   -- Значит вам позарез нужна справка, о том, что вы ненормальная... Чтоб под суд не угодить. Я вас правильно понял?
   -- Да, доктор, вы меня поняли правильно.
   -- И что мне теперь?  Может мне и впрямь признать вас, простите,  дурой?
   -- Признайте, доктор, признайте, миленький! -- гримаса боли обезобразила её полный, чувственный рот, она вскочила и уже готова была броситься старику в объятия... Тот выставил ладони:
   -- Тих-тих-тих-тих! Сядьте! -- Присел сам, вздохнул: -- Детка, я бы и рад вам помочь, да не могу: такие решения принимаются коллегиально, на консилиуме... Знаете  что, а не сменить ли вам обстановку; ну, скажем, не разменяться ли вам квартирами, пусть даже в ваше районе. Разменяйтесь и, я уверяю вас, "он" перестанет к вам приходить; в противном случае вы и в самом деле рискуете угодить в дом умалишенных... Кстати, а вы нашли обручальное кольцо вашего супруга, ну, то самое?
   -- Да, нашла, -- прошептала вконец расстроенная посетительница.
   -- В гараже на полке, как он вам и "сказал"?
   -- Да.
   -- В жестяной конфетнице?!
   -- В жестяной...
   -- Бесовщина какая-то! -- фыркнул лекарь людских душ, вскочил, словно подпружиненный и вновь принялся мерять шаркающими шагами кабинет. -- Неужели всё, что я тут сегодня от вас сегодня услышал есть правда?  Нет-нет, милочка, так не бывает! Ну, ведь, не бывает так, разрази меня гром!!!
   Последнюю фразу он произнёс под резкий громовой раскат: гроза продолжалась. Доктору стало отчего-то зябко... Согревающего бы сейчас! Он с вожделением воззрился на холодильник в мебельной "стенке"; там, в пузатенькой бутылке ещё хранилось немного коньяка. Армянского..