бабушке Зине

Пёстрый халат в горох и рыжеваты кудри, превратились в серебро,
Мне говорило что-то изнутри, что больно будет, но когда конкретно, знать мне не было дано.
Встречала у крыльца под ручку с тем, с кем бок о бок всю жизнь с лет юных, тогда ещё была румяна и стояла ровно на ногах,
Пельмени лучшие катала, руки всё помнили до дней последних, и не испытывала перед трудностями страх.

В глазах таких безумно серых боль, ведь в памяти ещё сохранены все тягости сороковых,
Внезапные цветы от близких так любила, каждую минутку с внуками ценила, характер — далеко не сахар, но любила видеть рядом молодых.
Солнцу радовалась как ребёнок, солнце осветляло комнату где было много горя, всё ждала кого-то в гости.
Движенье — жизнь, её девиз и вечный лозунг, вплоть до девяноста четырёх — той финишной прямой, даже когда день —ночь, и нету под рукою трости.

Забота и любовь важна была той женщине незабываемой, любящей матери и бабушке с пальцами музыкальными.
Путь жизни как шороховатая дорога, извивающаяся вниз да вверх, неясная, но длинная и уникальная.

Глаза Василия как космос до конца не меркли у неё в душе, мечтательница с грустным взглядом, что вечно направлен в стену.
Мир обнял её, одарил семьёй, дал много повидать, не выключалась долго лампочка, хоть и происходили перемены.
Мы помним добрым словом, смотрим в небо, понимаем, благодать, и боли больше нет.
Летают теперь две прекрасных птицы высоко, а мы наивно верим — это она и тот, что каждый день был рядом много лет.