48. Былички деда Сомка. Этнография. 8-12

8.
Лошади и «Шегардай»

В те поры ребятня всё больше в поле играла, когда выезжала днём пасти лошадей. Особой ловкости и слаженности от игроков требовал «Шегардай», для которого все участники делились на две примерно равные по силам команды по 3-5 человек. Конались на прутике, чей верх будет, а кому первому в «козла» становиться.

Искали место потруднее, с высокими и широкими рубежами. Если природных неудобств  не случалось, копали ямы, складывали большим ворохом верхнюю одежонку, подкладывали коряги и сушняк.

Первый из партии водящих перегибался в пояснице и упирался руками в какое-нибудь возвышение или коленки. К нему поочередно присоединялись остальные, крепко хватая за поясок впереди стоящего и сгибая спину. Выходил ладный и длинный «козёл», на который и должны были по-одному усесться игроки другой партии.

Каждому  нужно было ловко  преодолеть все препятствия и усесться верхом на «козла». Первый игрок садился на «голову» «козла», а последнему должно было хватить места на  его «хвосте». Чаще, конечно, падали. Развешивали тумаки, барахтались и смеялись, сваливаясь в яму.

9.
 «Помазок»

По-ночному времени уже взрослые мужики, отцы и дядья, табун голов в тридцать на пастьбу гнали. Но нас, детишек, брали с собой охотно, особливо под воскресенье или другой какой праздник.
 
Сторожили лошадей в селе «по кругу», каждый двор,  одну ночь за лошадь. Тут уж, особо шустрые из ребятни, брали с собой «помазки». Забава нехитрая, но требовала много дёгтя, который надо было тихонько умыкнуть из отцовской, а ещё лучше из соседской баклаги. Потом, конечно, Ваське или Федьке от орущего хозяина доставалось немало, но затея того стоила.

«Помазок», он что, хорошая палка, немного рваного тряпья, наверченного на один конец, и много-много дёгтя. С таким «помазком» забавы хватит до полуночи.  Зажжёшь его, подбросишь как можно выше и смотришь зачарованно на искры-россыпи и огненные радуги.

Потом ещё и ещё. Через время  разлетится «помазок» на мелкие кусочки, но сердце долго-долго от счастья заходиться будет, а глаза мысленно в чужие баклаги с дёгтем заглядывать, для нового «помазка».

10.
 «В виски!»

С незапамятных времён  были  наши Поляны волостью, вокруг которой много сёл и деревенек прибилось.

Административной властью  на селе являлся старшина и несколько выборных, соотносительно количеству душ. Выбирали выборных на сходках, открытым голосованием, простым поднятием руки.

Волостные старшины избирались уже иным порядком. Выбирали их на волостном съезде выборные от всех населённых мест, входящих в Полянскую волость.

Утверждались избранные на съезде  старшины земским начальством с согласия уездного начальника. Неугодную кандидатуру могли и не принять,  и тогда волостной съезд вновь собирался для новых выборов.

Самой главной фигурой в селе,  я говорил уже, являлся староста, а с ним учётчик и сборщик налогов. Все, кроме них, ходили в домотканой  конопляной одежде, крашенной на скопинских красильнях. На ногах носили лапти.
После того, как «крепость» с крестьян сняли, появилось у нас Земство.

Скопинская Земская Управа  для нашего волостного села немало сделала. На двух плотинах построила деревянные спуски для воды. На оврагах «Орлов» и «Овраг» - перебросила мостки и  сделала  земляные насыпи по ту и другую сторону. А так,  как к тому времени старое волостное здание совсем в упадок пришло, порешили  всем миром ставить новое, тоже деревянное, только сорока метрами ниже, недалеко от нынешней каменной церкви.

При открытии общественной  постройки я в толпе взрослых с другой ребятнёй толкался, угощения ждал. Тогда не как теперь. Организованно да по порядку никто никого не одаривал. Это сейчас сладости не в диковинку.  Да и   сахар вовсе не тот пошёл. Не пускает он под зубами синие молнии, как в детстве моём, когда  полакомиться выпадало. А что касаемо конфет,  так то по нашим местам и вовсе диковинка несбыточная была.

Освещал новое здание, как я вспоминаю,  отец Василий, а старшина в это время в толпу  конфеты бросал. Взрослые расступались, давали нам дорогу и радостно кричали: «Ребята, а ну, деритесь! А ну, дери Ванька Мишку! Не спускай, Васька! В виски его! В виски!». Староста лапищей загребал новую пригоршню угощения и, сияя от удовольствия, орал во весь мощный голос: «В виски! В виски! В виски-и-и!».

Как болели волосы на моей светлой головёнке, я давно уже позабыл. А вот вкус взятой с боем конфетины помню. И волос не жаль. Вон они, до сей поры белыми  лохматками на висках трепятся. А вот конфект таких больше уж и нету…

11.
 «Решето картошки съел, вот ничего и не помнишь»

Сам я в нашей трёхгодичной церковно-приходской школе, что рядом с церковью находилась, учился. А вот до нас, тем, которые старше меня, меньше повезло. Школы не было. Некоторые учились у местного  дьячка за особую плату.

На моей памяти в  школе было три класса: младший, средний и старший. Учили там читать, писать, четырём правилам арифметики и большей частью Закону Божьему. Преподавал Закон Божий наш полянский поп, отец Василий. 

За невнимание и неусердие ставил наш поп провинившегося на колени, драл за уши, при этом обязательно приговаривал: «Решето картошки съел, вот ничего и не понимаешь…».

Была в школе и учительница, робкая приезжая девица Еликанида Васильевна. Её частенько доводили до слёз сидящие иногда по 2-3 зимы в одном классе старшие ученики, до тех пор, пока в это дело не вмешался поп.

Как я теперь помню,  в младших классах сидело человек тридцать, в средних двадцать, а в старших уже вовсе  двенадцать. Девочек было  мало, да и то только в младших. Потом их мамки не пускали. А если какая с рёвом и просилась, выговаривали: «Куды табе учиться, скоро табе замуш итти, садись-ко за прялку. Хто тваму мужику будить шить порты ды рубашки?».

А школу- то с огнеупорной крышей, из кирпича, позже ставили. Году в 1912. Уже четыре класса в ней было. Еликанида Васильевна к тому времени куда-то уехала, и нам нового учителя прислали, Ивана Михайловича Львова. Он и организовал  в школе певческий хор из тридцати голосов.

Но я к тому времени уже успел подрасти, и с отцом на барина Кареева по аренде «на круг» работал.

12.
Поп, приход и доход

В 1905, а может и в 1907 году, это когда в городах простой люд забурлил, порешили на сходке наши мужики отнять у попа натуральные доходы.

В то время кроме денежных сборов установил отец Василий собирать  в большие праздники хлебный налог с каждого двора.

Это какие  же были нашему попу доходы, когда обходил он крестьянские избы с благопожеланиями и поздравлениями по случаю очередного праздника.
На двунадесятые получал он по пирогу. На пасху – хлеб и пирог. За венчание, отпевание и крестины – особо.

Придёт к священнику какой-никакой крестьянин накануне свадьбы. Принесёт на дом попу доход – хлеб, пирог, 2 кг мяса, пол-бутыли  вина. На крестины – хлебушек.  На панихидку – девять штук блинов.

Отец Василий примет просителя благостно, дары крёстным знаменьем осенит да и спрячет с глаз подальше. А потом начнёт подсчитывать долги пригорюнившегося  прихожанина. Потому как при подворовом праздничном обходе не каждый хозяин мог сразу хлебным налогом рассчитаться. Поп ничего, в долг верил, но в памяти имя должника держал крепко.