Геркен, Евгений Георгиевич-поэт серебряного века

Родился 29 ноября 1886 года в Казани в дворянской семье. По материнской линии приходился правнуком поэту Е. А. Баратынскому.
В 1924 году Геркен уже состоял в Ленинградском отделении Всероссийского союза поэтов. В 1925 году в Ленинграде вышел его второй сборник «Башня: Стихи» с предисловием Михаила Кузмина.

В 1926 году начал заниматься переводами либретто опер и оперетт: «Дальний звон», «Монна Лиза», «Час в Толедо», «Баядера», «Марица», «Испанский соловей», «Жёлтая кофта», «Год без любви» и др. В это время активно сотрудничал с Михаилом Кузминым.

В 1929 году совместно с Николаем Стрельниковым написал оперетту «Холопка». Переводил либретто таких опер, как «Испанский час» Равеля, «Джонни» Кшенека, «Саломея» Штрауса, «Отелло» Верди, «Кармен» Бизе.

В августе 1933 года арестован по «делу ленинградских гомосексуалов», обвинён в контрреволюционной деятельности и шпионаже. В 1934 году осуждён на 10 лет[2]. Отбывал наказание в БАМлаге

БАМлаг (Байка;ло-Аму;рский исправи;тельно-трудово;й ла;герь) — подразделение, действовавшее в структуре Главного управления исправительно-трудовых лагерей Народного комиссариата внутренних дел СССР (ГУЛАГ НКВД) в 1932—1938 гг.

Освобождён в 1954 году.

Умер в Москве в 1962 году. Похоронен на Переделкинском кладбище.


Идеалы

Живем мы нынче в полутени
Неясных обликов и снов,
И страстно ждем запечатлений
Невыразимых ощущений,
Еще невысказанных снов.

Мы любим все, что непонятно,
Нам незнакомо и темно...
- Тому ж, что откровенно внятно,
Банально - ясно и опрятно,
Нас восхитить не суждено.

Причуды красок и мечтаний,
Мираж неведомых красот,
Туманность формы очертаний:
- Вот совершенный храм желаний,
Мировоззрений небосвод...


* * *

Храм поэта: царство грез,
Чары сказочных видений,
Шелест легких дуновений,
Прелесть роз...

Мир поэта: облака,
Безнадежность упований,
Неизведанность желаний
И тоска...


Дорога

Ржи несжатая поляна
Распростерлась предо мною...
Высь небес чиста, прозрачна,
Блещет далью глубизною.

Полдень. Жарко. Едем тихо, -
Пыль едва-едва клубится...
Знойно... Душно... Нет ни тучки,
Нет и тени, чтоб укрыться...


Из травы межи - кузнечик
Тянет песню однозвучно...
Гладь полей слилася с небом...
Жарко. Тесно. Пыльно. Скучно...


Созвучие
(К. Д. Бальмонту)

Я люблю огней мерцанье
И неясность ожиданья,
Переливы настроений
Переменчивых мгновений...

Я люблю прозрачность тени,
Тишину дремотной лени,
Утомленность жгучей ласки,
Полу-страсти, полу-краски...


Из Дэрмана

Ты белая снежинка
Туманной высоты;
Смеяся и ликуя,
С небес спустилась ты...

Ты белая снежинка
Для низменной земли;
Одно лобзанье солнца:
И смерть... в грязи, в пыли.


Город
(В. Брюсову)

Как этот город тускл и бледен;
Ему манящий облик дан,
Хоть чувством искренним он беден:
Какой цинизм, какой обман...
Вот - эти улицы, где вечный шум и звон,
Где люди мчатся, как волны теченье
И впечатление сменяет впечатленье,
Сливаяся в один несвязный стон.
Вот - эти жалкие аллеи в темном саде,
Что заливает ярким светом газ,
Где веет пошлостью от вальса на эстраде,
Где зелень мертвая не восхищает глаз.
Как вид уныл и безнадежно-кроток.
Везде печаль, таясь, немой свой стелет гнет,
И вызывающий и наглый смех кокоток,
Ее безмолвный облик не спугнет...

О, хочется душой уйти в места родные:
Там ярче блещут звезды золотые,
Там воздух опьянен душистою росой,
Там дышит степь привольною красой,
Там взор ласкают бархатные травы,
Там в блеске солнца ранним летним утром
Играет речка ярким перламутром...

1915

1.

Над курганами свежих могил,
В сердце скорбные вздохи тая,
Слышу сонмы таинственных сил.
"Спаси, Господи, люди твоя..."

И к Престолу молитва моя,
Над курганами свежих могил:
- Ты, Кто смертию жизнь освятил,
"Спаси, Господи, люди твоя..."


2.

В небе бездонном
Звезды дрожат золотыя,
В хоре стозвонном:
............"Ave Maria"...

Пламенной лире
Чужды тревоги земныя:
Мира же миру!
............"Ave Maria"...

Силой небесной,
Душу ты вырви из плена
Вестью чудесной -
............"Gratia plena"...

В небе бездонном
Звезды дрожат золотыя,
В хоре стозвонном:
............"Ave Maria"...


3.

Хоть от сражений мы далеко,
Душа и мысль невольно там,
Где волей праведного рока
Крестом повержен в прах ислам.

Где смерть дарит свои объятья,
Чтоб никогда не разомкнуть,
Где льется кровь, где гибнут братья,
Но гибнут, веря в правый путь.

И чует сердце дни иные:
Победным стягом сражена,
С высот священных Ай-Софии
Падет надменная луна.

И славный час пробьет! - И скоро,
Красою новою горя,
Над гладью синего Босфора
Взойдет свободная заря.

И прозвучат над полем битвы,
От стен Царьграда до Днепра,
И всеславянская молитва,
И всеславянское "ура"!


Брожу по саду. Вянет лист,
Летят лениво паутины,
Осенний воздух свеж и чист,
И дышат сыростью долины.

Хочу ночное позабыть,
Но лгу и помыслом и взглядом,
И грех, как паутины нить,
Опутал сердце сладким ядом.


Что для роз - Малявинские бабы?
Что для неба - взоры голубые?
Соловью, певцу полночных песен -
Нежные аккорды клавесина?

Что морям - сокровищницы дожей?
Диким джунглям - мудрость человечья?
Что тебе - слова мои и песни,
Если сам ты - слово песни вечной!




В действительности Евгений Геркен был арестован 13 августа 1933 г. Причины ареста нигде не называются, и только в английской биографии Михаила Кузмина она обозначена ясно (p. 433, note 43): Геркен был арестован в ходе облав на инакочувствующих. По архивным данным, только в Ленинграде и только в августе 1933 г. было арестовано свыше 400 человек. Большинство из них еще к концу года было осуждено. Соответствующей статьи в УК РСФСР еще не было, но осудить уж очень хотелось, а потому всем подобрали пункты ст. 58-й. Не был исключением и Евгений Геркен, который, "являясь по своим убеждениям фашистом, возглавлял антисоветскую группировку, вел контрреволюционную фашистскую агитацию среди окружающих". 27 декабря 1933 г. ему дали 10 лет ИТЛ по 58-10.

Можно считать, что в какой-то степени Геркену повезло. Если бы его арестовали через год, через два, то за такую статью ему бы, наверное, не дали так мало.
СЛЕДУЩИЕ ДВАДЦАТЬ ОДИН ГОД ОН ПРОВЕЛ В ЛАГЕРЯХ.

Снова о его жизни сведений почти нет, но очевидно одно: после осуждения он оказался на БАМе, где местной лагерной периодике можно встретить его  стихи соответствующей тематики.


В октябре 1950 г. тт. Суслов М., Фадеев А., Сафонов Г., Синецкий А, Пузин А., Беспалов Н. и примкнувший к ним Хренников Т. пришли в такое возбуждение от чужых гонораров, что 17 октября того же года сочинили и отправили т. Сталину И. В. записку "О серьезных извращениях в оплате труда авторов за публичное исполнение их драматических и музыкальных произведений".


В этой же записке есть еще одно прелюбопытное место: "Ежегодно выплачиваются сотни тысяч рублей процентных отчислений за недоброкачественные переводы Е<вгению Георгиевичу> Геркену, В<ладимиру Михайловичу> Эльтону, Л<идии Максимовне> Сегаль, В. Марковичу и другим халтурщикам и бракоделам". (Такая же формулировка вошла и в Проект Постановления ЦК ВКП(б) "Об извращениях в выплате авторского гонорара за публичное исполнение литературно-драматических и музыкальных произведений").
Тут примечательны три момента. Во-первых, авторы записки явно попытались сгруппировать безродных космополитов в одном месте, хотя и промахнулись. Во-вторых, хотелось бы узнать от дипломированных специалистов их оценку качеству переводов того же Евг. Геркена. Но это все мелочи, затмевающие главное: кто же получал за Геркена сотни тысяч рублей, ведь он все еще был в лагере? Наверно, была какая-то инструкция на такой случай, ведь Геркен не был единственным переводчиком, отправленным в лагеря, но сочинения которого исполнялись (так, 1 августа 1945 г. Московская оперетта возобновила "Холопку" Н. Стрельникова и текстом Геркена)?