То ли небыль, то ли быль...

Иванову под сорок. Он живёт в тусклой сталинке.
Не понятно, на что: не выходит из дома.
Впрочем, свой микромир не считает он маленьким,
Хотя каждая пядь и пылинка знакомы.
Неизвестно, когда он решил стать затворником,
Да неясно и то, в самом деле, решал ли:
Не расскажут об этом ни киргизские дворники,
Ни старушки в салопах и вязаных шалях.
Ни ночами, ни днями он не гасит светильники,
Но зашторены окна (свет дневной что ль противен?),
Только ветер хранит он в своём холодильнике.
Кто-то помнит его жгучий взгляд (как крапива)...
Почему-то лишь взгляд. Да и то неотчётливо.
Только возраст с фамилией разузнали все как-то.
А ещё говорят, он был словоохотливым –
Вот, когда и т. п. не расскажут из такта.
Разумеется, байки сочиняют, легендами
Обросла бирюка Иванова персона.
(Мы без баек, пожалуй что, были бы бедными.
При фольклоре мы им хоть богаты исконно)...
А вчера побывал у него я в двухкомнатной:
Не желал мне Вергилий предоставить услуги,
Согласился затем он за грош сэкономленный
Проводить. Проводил... Меня встретил Ф. Крюгер
И любезно представился мне Ивановым,
А затем говорил-говорил... Что? – не слышал.
(Я, наверно, не слышал ни звука, ни слова,
Хоть и слушал его и стоял тише мыши)...
Мой визит сопряжён был со смертью клинической,
Длился он пять минут (пять часов, мне казалось).
Не ищу в этом след я какой-то мистический.
Это мелочи ведь. Ну, а с кем не случалось?..
Иванову под сорок. Он живёт в тусклой сталинке.
Да и в каждом из нас поселился, наверно.
Потому ему мир и не видится маленьким.
Мир, похожий на храм, в чём-то схожий с таверной.

2016