Всё зычней город мой, всё выше
всё тягче каменный оброк,
и всё растерянней, всё тише
московский бойкий говорок.
Латает наскоро прорехи
былых купеческих щедрот:
дверей дубовых окрик ветхий,
витых оград щербатый рот.
И чем подмены окаянней,
тем мне отчаянней милей
соборов профиль осиянный,
проростки луковок церквей,
тугая тетива бульваров,
ночные ссадины дворов,
Труба, дымящаяся паром,
Высокий монастырь Петров.
Волхонки, Сретенки, Неглинки
впотьмах с фонариком в руке,
минуя площади и рынки,
бегом спускаются к реке.
А та лежит, обняв Зарядье,
просунув руки под мосты,
в лиловом шелковом наряде
за ночь успевшая остыть.
Моя Москва из тех бессонниц,
что первым розовым лучом
целуют мёд пасхальных звонниц.
Мой сон навечно обречен
в разлитой мартовской лазури
кольцом высаживать сады,
шагать к Козихе, брови хмуря,
в обход Стрелецкой слободы.
Свидетельство о публикации №124102607462