Тайная сила любви

            3. Тайная СИЛА ЛЮБВИ.(Из серии пять паролей из детства)
                    Не могу объяснить почему все, оставившие в моей памяти «зарубки» –  воспоминания из далекого детства, связаны с зимней порой. Та моя «история», о которой хочется поведать, случилась тоже в зимнюю пору. Она ничем не выделяется из числа других, которые остались в сознании. Разве только она знаменательна тем, что имела отношение к любви. Тем более, что любовь и я, пятилетний, оказались в одном строю, а я оказался её правофланговым.
           Как и принято в повествованиях про любовь, его следует начать с  традиционного  элемента таинственности. Это случилось в военную зиму в занесенной глубокими снегами, зажатой со всех сторон склонами оврагов, забытой всеми деревеньке. Все происходившие в деревне события тотчас становились известными всем, а детям в первую очередь. Тайны не кипели здесь страстями, но выплескивались на открытую ветрам и людской молве улицу. Дальше же все очень прозаично и просто. Но все же про любовь.
           Среди детей всегда обозначаются тоже необъяснимые, как и сама любовь, проявления дружбы с тем или иным своим сверстником. Как-то само собой наиболее близким мне «друганом» оказался мой будущий одноклассник Борька Чирков. Его отец погиб на войне и мы, по законам свойственной детству «черствости», сопереживаний никак не  чувствовали  и не проявляли жалости. Как понимаю сейчас – это чувство и в нём самом тогда еще находилось в дремотном состоянии. Об этом могу судить по той «радости», с которой он сообщил нам на улице, что у него теперь новый отец. Дело вполне естественное. Многие женщины, потеряв на войне мужей, выходили замуж, и никто не имеет права бросить в них камень. Было среди русских женщин и много «журавушек», коротавших свой вдовий век с воспоминаниями о своих ушедших на войну мужьях – первовенчанных.
         Борька похвастался, что новый отец подарил ему складной ножичек и очень скрипучий широкий ремень. Можно ли устоять перед соблазном увидеть такие недоступные для большинства из нас подарки. Но уверен, что никаких потайных мыслей, кроме любопытства, они у меня не вызывали. Просто хотелось посмотреть. Мое любопытство было удовлетворено. Быт был очень простой. Улица отделялась от жилья только одной дверью и небольшими сенями , и мы оказались у него дома.      Когда я вернулся к себе домой, то, конечно же, стал рассказывать маме очередную деревенскую историю, в которую она, без сомнения, была посвящена раньше меня. Я- то этого не знал, во-первых, во-вторых, для меня это не имело никакого значения. Мне было важным рассказать об очередной новости, а главное, о том, что получил мой товарищ.
           Мама накрывала на стол, мы с сестрой готовы были к обеду. Наш дом состоял из одной избы. Пространство около чела печки было
отделено от остальной части избы обычной для всех деревенских домов тесовой перегородкой с дверным проемом в ней. Эта территория называется словом, которое я помню с детства – упичь. В углу около печки стояли 2-3 разнокалиберных ухвата и сковородник. Мама, пригнувшись слегка, открывала заслонку печи и, взяв ухват, приготовилась вынимать чугун. Одновременно она принялась комментировать мой рассказ о новом отце моего товарища, подарках, которые Борька мне показывал. Оценивая сейчас то, что говорила моя мама орудуя ухватом, я не помню. Помню, как в меня вливались в общем-то ничего незначащие, наверное, для взрослого её слова. Она произносила их скорее от необходимости с кем-то поговорить, от очевидного многолетнего одиночества и – просто так. Передам в точности весь смысл этих слов. А, может быть, и нам привести нового отца и у тебя будут такие же ножичек и ремень, может быть, и еще что-то. Слова эти подействовали на меня как выстрел стартера, что-то во мне взорвалось. Как одержимый амоком я мгновенно преодолел двухшаговое расстояние, схватил стоявший в углу сковородник с достаточно тяжелым «загубником» на конце для того, чтобы сажать в печь и вынимать из нее сковороду. И ударил маму, склонившуюся, чтобы вытащить из печки чугун. Я , конечно, не знаю, какой силы был мой удар, но он пришелся ровно в темечко. Мама уже взрослому, мне, сказала это. Она выронила ухват, схватила меня в охапку, села на лавку и, не выпуская меня из рук, одновременно сжимая, плакала. Думаю сейчас, что не столько от боли, сколько от другого чувства, которое для меня было еще недоступным.
             Потом мама не один раз рассказывала мне об этом и мы вновь возвращались к той давней истории. Я, конечно, объясняю её себе по своему разумению. Неожиданно, в один миг, резко схлестнулись две любви. Одна – моя. Нутряная, дремавшая глубоко и неожиданно обернувшаяся обидой за отца. И вторая – любовь моей мамы одновременно и ко мне и, конечно, к отцу. Мои мать и отец, вернувшийся живым с войны, прожили в любви и согласии 60 лет. Сейчас их нет. Но моя любовь к ним жива.
                2014 г.г.Дзержинск