Памяти Александра Сергеевича посвящается

Речка Черная - траурной лентой.
Снежный саван уже обагрён.
Ангел смерти, склонясь над поэтом,               
Погружает в безвременный сон.

Лик белее февральского снега
Афродиты страданьем объят.
Время, словно забывши о беге,
Оборвалось… Мучения яд

Отнимает последние силы.
Угасает великий поэт.
Молчаливое жерло могилы
Источает мерцающий свет.          

Потускнели небесные очи,               
Пеленою покрывшись стекла.               
Жизнь, достигнув погибельной точки,
Излучает остатки тепла.

Непокорные кудри, утратив
Смоляной, антрацитовый лоск,               
На атласной периновой глади
Обрамляют чела желтый воск.

И на грани последнего вздоха
Разомкнуться сумела едва,
Пошутив над страданьем жестоким,
Обескровленных губ синева.

Отправляясь в небесные тверди,
В Горний мир, где мучения нет,
Посмеялся над собственной смертью,
Не склонившись перед нею, поэт.

Молвил сын, молвил гений России,
Укрощая жестокую боль:
«Этот вздор меня не пересилит»…
Спи спокойно… Всевышний с тобой.
                ***
Выстрел… Пуля страшнее кинжала
Роковое забвенье в ней
Бьет в живот беспощадное жало.
Но отмщения жажда сильней.

Над Дантесом возмездие кружит.
И убийца, застыв на краю,
Кодекс чести дуэльной нарушив,
Грудь прикрыл и никчемность свою.

По-шакальи, в пол-оборота
Принял пулю рукою своей
Отщепенец заезжего сброда
Сластолюбец порочных страстей.

Вьется жизнь у неведомой грани
Стекленеет поэта глаза.
Это русский народ в сердце ранен!
Ввысь уходит под Образа.

Жорж Дантес, заезжий содомит в возрасте 20 лет был усыновлен 40-летним бароном Геккерном, при живых родителях, лишив их родительских прав. После выстрела в Пушкина Дантес грубо нарушил правила дуэльного кодекса, развернувшись боком и прикрыл тело согнутой рукой и пистолетом. Секундант Пушкина Данзас не обратил на это никакого внимания. Поэт, боясь испугать супругу, умирал мужественно, без стонов. Он, посмеявшись над собственной смертью, сказал Жуковскому: «Этот вздор меня не пересилит»…