Серый квадрат

Серый квадрат осеннего неба украден чёрным.
Город устал и поддался гипнозу ночи.
Как порою сложно не чувствовать всё никчёмным
В этом страшном мире, в котором поставлено всё на счётчик,

В грустном мире, в котором к свету бредёшь наощупь,
Где - о чём ни спросишь - никто не даёт ответа.
И блуждаешь один в бесконечной дремучей роще,
Заставляя себя ни грустить, ни жалеть об этом.

Ни о чём не жалей. Ни об осени сквернословии,
Ни о скудных красках заплаканной ею тверди.
Этот блёклый мир украшается лишь любовью,
И одна лишь любовь незнакома пока со смертью.



ПУСТЬ НОЯБРЬ НИКОГДА НЕ НАСТУПИТ
(ПЬЕСА В ВОСЬМИ КАРТИНАХ)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Самуил Петрович, 80 лет.
Иван Самуилович, его сын, 45 лет.
Лидия, его жена, 38 лет.
Роза, его внучка, 19 лет.
Марк, её жених, 18 лет.
Яков, психолог, 46 лет.
Коля, 18 лет, друг Марка.
Вова, 18 лет, друг Марка.
Фрося, 19 лет, девушка Вовы и подруга Розы.









КАРТИНА ПЕРВАЯ
Самуил Петрович. Алло! Да, я звонил вам. Что? Мне восемьдесят. Во-семь-де-сят. Голос да, голос у меня ещё молодой. Когда я могу записаться к вам на приём? Что, уже сегодня? Добрая новость! А во сколько? Так, хорошо... А сколько стоить будет? Сколько-сколько? Хм, ну ладно. Понял. Да, ждать, конечно ждать. Я приду. Что, я не расслышал? Пенсионерам скидка? Добрая весть! Приду-приду. Спасибо, до свидания. (Кладёт трубку).
Иван. Ну и к кому ты записывался?
Самуил. Ты в курсе, что подслушивать нехорошо?
Иван. Отец, ну что ты, ей-богу... У тебя от нас секреты какие-то?
Самуил. Нет у меня никаких секретов!
Иван. Тогда скажи, кому ты звонил и к кому записывался на приём.
Самуил. Это не твоё дело. К одному врачу.
Иван. А не к проститутке ли часом?
Самуил. Ты в своём уме?! Да как тебе только в голову могла прийти столь грязная мысль! Вот добрая весть!
Иван. А к какому врачу ты записался?
Самуил. Какая тебе разница?
Иван. Приехали! Отец, огромная. Я твой сын, если ты не забыл об этом. И мне очень важно знать о твоём здоровье. Если у тебя подозрение на какую-то болезнь, так сразу и скажи. Ведь это... Ведь это же может быть очень серьёзно. И медлить ни минуты нельзя. Мы постараемся помочь тебе всем, чем только можем.

Самуил. Старость! Старость - вот моя болезнь! Она ничем не лечится, Ваня. Ни-чем. Ни таблетками, ни лечебными процедурами, ни, прости Господи, проститутками! Я записался к психологу.
Иван. К психологу?!
Самуил. Ну да, к психологу.
Иван. О чём же ты собираешься говорить с психологом?
Самуил. Не знаю. Обо всём. Обо всём на свете.
Иван. Так ты со мной поговори, и денег платить не надо.
Самуил. Добрая весть! Да ты постоянно на работе, и потом.... Ты ведь очень плохой слушатель.
Иван. Честно говоря, я не понимаю, зачем тебе психолог - у тебя ведь всё так хорошо.
Самуил. Ваня, я очень стар.
Иван. Да вовсе нет!
Самуил. Не спорь. Мне осталось не так уж много. И я не знаю, есть ли что-то там, после жизни. И мне страшно, Ваня, мне очень и очень страшно.
КАРТИНА ВТОРАЯ

 Квартира Марка. В центре  - маленький стол. За ним на стульях сидят Марк, Коля, Вова и Фрося. Играют в карты.
Фрося. Я проиграла!
Марк...Так... На сей раз желание загадываю я. Что-то у меня фантазия не прёт...
Коля. Она у тебя никогда не прёт!
Марк. Заткнись, Колян. Короче... Задание простое: поцеловать меня.
Вова. Нет уж! Она этого делать не станет.
Марк. Неужели? Это почему же? Ты ей запрещаешь?!
Вова. Да, запрещаю!
Фрося. А мне и не надо запнрещать, я и сама этого делать совсем не хочу.
Марк. Ишь какая. Аристократка. Тогда станцуй нам стриптиз.
Фрося (Вове). Господи, куда ты меня притащил?
Марк. Либо поцелуй, либо стриптиз. Выбирай поживее.
Вова. Ни то, ни другое!
Марк. Погоди-погоди, я это ей, а не тебе. До тебя очередь пока не дошла.
Ну-с, Фросинька, что скажешь?
Фрося вскакивает со стула, снимает футболку и со всей силы швыряет в лицо Марка, крича «Вот тебе стриптиз». Затем снимает туфли и швыряет одну туфлю в Колю, а другую - в Вову, крича: «Вот вам»! Затем выбегает из квартиры, громко хлопнув дверью; Вова вскакивает, и, крича «Фрося! Фрося, подожди!» бежит за ней. Марк и Коля остаются сидеть за столом.Догоняет её на лестничной клетке. Фрося стоит босая и в лифчике.
Фрося. Как ты смел позвать меня к этим уродам?!
Вова. Прости, Фрося, я не ожидал, что всё так получится. Марк повёл себя, как урод, я...
Фрося. Да он и есть урод! Самый настоящий! А ты? Ты - почему меня не защитил?Почему спокойно смотрел, как я раздеваюсь при всех, почему не приказал остановиться?
Вова. Я хотел.
Фрося. Хотел! Чего ты ещё хотел? Может быть, чтобы я и лифчик сняла, и все мою грудь увидели? (Вытирает слёзы платком). Я и сейчас стою босая на ледяных ступеньках, без майки, как шлюха какая-то, а тебе плевать!
Вова. Фросинька. (Обнимает её).
Фрося. (Легонько отталкивает его). Держу пари, я сейчас на улицу голая выйду - тебе и тогда всё равнот будет. Будешь смотреть и лыбиться.
Вова. Фрося, пожалуйста, не делай глупостей. Я очень виноват перед тобой, но... Но что я теперь могу сделать? Скажи, что?
Фрося. Что сделать? Иди и набей рожу этому Марку. Как мужчина, а не как непонятно кто!
Вова. Хорошо! Хорошо! Пойду и набью! Места живого на нём не оставлю! И Кольке достанется.
Фрося. Я буду ждать здесь.
Вова. Да, и не выходи в таком виде на улицу, а то замёрзнешь.
Фрося. Да не буду, не буду.
(Вова снова входит в квартиру Марка).
Марк. Ну чё? Успокоилась?
Вова. Кажется, успокоилась.
Марк. А чё не вернулась?
Вова. Да нам, наверное, пора... Я заберу её вещи?
Коля. А я думал, она вернётся и ещё что-нибудь нам станцует. Мне понравился её танец, только в следующий раз пусть она кидает чем-то помягче.
Марк. Ну... Забирай.
Вова поднимает одежду Фроси и тихо уходит. Марк кричит ему вослед: «Пока, Вовка! Приходи ещё»! На лестнице дожидается Фрося.
Вова. Ну я их! Я их так отмутузил! Неделю сидеть не смогут.
Фрося. Молодец (целует его). Давай одежду. (Одевается).
Вова. Они по заслугам получили. Нечего мою девушку обижать! У Марка теперь такой фингалище под глазом, ты бы видела!
(На лестничной клетке появляется Марк).
Марк. Это точно... Вовка, у тебя сигареты из куртки выпали. Я такие не курю - вот, решил догнать тебя и вернуть.
Вова. Спасибо...
Марк. А что вы на меня уставились? (Фросе). Танец был - во! Ну... Пока!
(Уходит. Долгая пауза).
Фрося. И где у него фингал?
Вова. Да по ходу, зажило уже.
Фрося. Как быстро зажило!
Вова. Кожа, видать, хорошая!
Фрося. Либо удар у тебя плохой.
Вова. Я думаю, всё-таки в коже дело.
Фрося. А я думаю, что дело в том, что кому-то просто не хватает немного мужества.
(Уходит).
Вова. Фрося, подожди! Ты куда, Фрося, постой!
(Бежит за ней).

КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Кабинет психолога. Яков - человек сорока шести лет,сидит в кресле и пьёт чай. Напротив его кресла стоят ещё два, для клиентов. Между креслами стоит маленький журнальный столик.
Самуил. Здравствуйте! Я не опоздал?
Яков. Здравствуйте! Нет, как раз вовремя!
Самуил. Добрая весть!
Яков. Напомните, пожалуйста, вам сколько лет?
Самуил. Восемьдесят.
Яков. Прекрасно выглядите.
Самуил. Вот так добрая весть! Спасибо.
Яков. По какому запросу вы ко мне пришли?
Самуил. Я очень стар и боюсь умирать. Однако умирать придётся. Так ведь?
Яков. С этим поспорить нельзя, умирать придётся каждому из нас, смерть - наше общее пристанище, и я не могу взять на себя наглость и ложь разуверить вас в этом.
Самуил. А... А как вы думаете, есть ли что-то там, после смерти?
Яков. Я ничего не могу утверждать в этом вопросе наверняка... Я там, по счастью, ещё не был. Но как мне кажется, что если мы говорим о смерти как о чём-то реальном и представляемом нами, то и то, что следует за нею, то есть, её продолжение  - тоже нечто реальное. Однако это просто мои домыслы. Никто из нас точно не знает, есть ли там что-то или нет. Как я понимаю, вы боитесь умирать. С чем это связано?
Самуил. Мне кажется, я прожил совершенно никчёмную жизнь.
Яков. Почему же вы так считаете? У вас есть семья?
Самуил. Да, сын. Жена умерла два года назад.
Яков. Каковы ваши отношения с сыном?
Самуил. Очень хорошие. Он любит меня, а вы - его.
Яков. Самуил, уже по одному этому я вам точно могу заявить, что вашу жизнь ни в коем случае нельзя назвать никчёмной.
Самуил. Да, наверное, вы правы, но...
Яков. А жену вы любили?
Самуил. Очень любил.
Яков. Тогда, получается, ваша жизнь была полна прекрасных вещей. У вас есть любимый сын. У вас была любимая жена - разве многие могут похвастаться этим? У вас прекрасная жизнь!
Самуил. Наверное, это так. Но я всегда хотел... Всегда хотел стать великим.
Яков. Великим - кем?
Самуил. Не важно кем. Просто великим. Я понимаю, это глупо звучит, может быть... Но я всегда мечтал о том, чтобы я по своей известности самого Пушкина превзошёл! Чтобы... Знаете как? Чтобы его памятник с Тверского бульвара снесли, а на его место - мой поставили! И площадь бы назвали моим именем. Или нет... Зачем сносить? Поставили бы мой памятник рядом! В тесноте, да не в обиде!
Яков. А вы поэт?
Самуил. Нет, я вообще далёк от творчества.
Яков. Есть ли что-то, за что вам можно поставить памятник?
Самуил. Пожалуй, что нет! Разве что за то, что сына вырастил. Извините, довольно глупая шутка. Нет! Не за что мне ставить памятник...
Яков. Правильно ли я понимаю, что вы всю жизнь мечтали о славе, но не нашли в себе возможности её добиться, а теперь очень жалеете об этом?
Самуил. Именно так. У меня ведь нет никаких талантов.
Яков. А кем вы работали?
Самуил. В молодости слесарем, а затем - преподавателем биологии.
Яков. Биология! Прекрасная наука.
Самуил. Да, но, к сожалению, биологам редко ставят памятники. Надо было открыть что-нибудь, что-нибудь такое - ух! А я ничего не открыл.
Яков. А если вы откроете что-то сейчас?
Самуил. А что сейчас? Сейчас поздно уже! Да и что открывать - какой-нибудь новый вид амазонских насекомых? Кому это интересно, кроме таких же, как я? А таких людей немного.
Яков. Самуил, скажите, правильно ли я понимаю, что в вашей картине мира слава тождественна бессмертию?
Самуил. Всё именно так. Ты - неживой и в то же время живой. Тебя помнят.
Яков. Когда вас не станет, вас будет кто-то помнить?
Самуил. Ну конечно. Мой сын. Его жена. И внучка.
Яков. То есть все родные и дорогие вам люди?
Самуил. Ну да.
Яков. А все остальные - нет?
Самуил. Получается, что так.
Яков. А важны ли вам остальные люди?
Самуил. Остальные люди? Да нет, не важны - кто они мне!
Яков. Зачем же вам тогда слава?
Самуил. Сложно объяснить.... Всё-таки хочется. Хочется в центре столицы застыть в граните, понимаете? Хочется, чтобы люди на тебя смотрели, чтобы родители своим детям говорили, что вот, мол, был такой-то... Его стыдно не знать! Да и вообще... Не хочу я умирать! Ни через пять лет, ни через десять, вообще не хочу! (Вскакивает с кресла). Не хочу! Не хо-чу! Я ещё очень молод, вам... Вам не понять меня, вам слишком мало лет! Вы считаете меня старым! А  я - молодой, я сильный! (Ложится на пол и начинает отжиматься, однако это даётся ему очень сложно). Раз... Два... (Медленно встаёт). Видите, я сильный! Сможете ли вы так в моём возрасте?
Яков. Вы действительно очень сильный.
Самуил (ставит локоть на стол, кисть его руки раскрыта). Ну-ка, кто кого?
Яков. (делает то же самое). Что ж...
Самуил. И не вздумайте поддаваться мне! Я честным путём, я сильнее вас!
Яков. Не буду я поддаваться.
Самуил. Очень хорошо. Добрая, как говорится, весть! Ну-с... Начали... (Сцепились руками. Видно, что физическое преимущество за Яковым, однако он поддаётся Самуилу - и в конце концов Самуил кладёт его руку на стол).
Самуил. Вы мне поддались.
Яков. Вовсе нет.
Самуил. Я чувствую, что вы поддались мне.
Яков. Я вовсе не поддавался вам.
Самуил. Впрочем, я и так весьма сильный.
Яков. Разумеется.
Самуил. Ведь сильные люди не умирают, верно? Ведь я не умру?
Яков. Уверен, вы ещё долго проживёте.
Самуил. Зачем мне долго? Я хочу вечно!
Яков. Боюсь, что это не в наших силах.
Самуил. А что в наших силах? Жить-жить - а потом всё отдать? Нет, я не хочу...Я... Пожалуй, я пойду... Не думаю, что сможете мне чем-то помочь.
Яков. Вы часто чем-нибудь заняты?
Самуил. Да. Довольно часто.
Яков. Это замечательно. Чем чаще чем-нибудь заняты, тем меньше у вас времени на депрессивные мысли о смерти.
Самуил. (кладёт на стол купюру). Я пойду. До свидания!
Яков. До свидания...
(Смотрит ему вслед).
Конечно, я бы тоже памятник себе хотел бы... Но я бы хотел себе не на Тверском, а на Чистых прудах - рядом с Грибоедовым. Там как-то попросторнее как будто, полегче дышится.У меня там первое свидание с женой было. Я её там, около памятника, и поцеловал впервые. Июньская ночь, месяц светит чёрт знает как, и Грибоедов на нас, целующихся, пялится.
Благодать! Что он, интересно, думал о нас в эту минуту? Завидовал, наверное. Он хоть и здоровый такой, а всё-таки из камня! А мы - мы ещё живые, ещё молодые, романтики. Целуемся прямо у него под носом. А он стоит, смотрит и ничего не говорит. Нет, на кой чёрт мне памятник? На кой чёрт мне вообще когда-нибудь умирать?

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Марк и Роза гуляют по улице.
Роза. О чём думаешь?
Марк. (бросает взгляд на кошку, лежащую на дороге).Я вот думаю, можно ли научить кошку лапу давать?
Роза. Ну можно, наверное. Но учить придётся дольше, чем собаку.
Марк. (орёт на кошку). А ну дай лапу! (Кошка громко шипит и убегает). Да, наверное, можно.
Роза. (смеётся). Только не таким образом.
Марк. Когда уже наша свадьба?
Роза. В ноябре.
Марк. А сейчас у нас...
Роза. Сентябрь.
Марк. В ноябре, значит.. А почему мы выбрали такой мерзкий месяц для свадьбы? Ноябрь - это ж вообще не чиллово!
Роза. Так вышло.
Марк. Ну ладно. А мы же... Мы же это... Закажем лимузин?
Роза. Зачем лимузин-то?
Марк. Кататься на нём.
Роза. Марк, я не хочу... Он же стоит бешеных денег, для чего он нам?
Марк. Так не, ты не поняла. Мы не будем покупать его. Мы только покатаемся на нём, это в разы дешевле.
Роза. Ох, Марк! Всё я поняла. Ты такой романтичный. (Целуются). Будет у нас лимузин.
Марк. Смотри, это что там?
Роза. Что такое?
Марк. Памятник какому-то дяде.
Роза. А, это Грибоедов, кажется.
Марк. Это который что-то про горе написал?
Роза. Да. «Горе от ума». Чудесная пьеса.
Марк. А, а я, признаться, не читал. Как-то неудобно - мало того, что его пьесу не читал, так ещё и это... Целуюсь с тобой, а он смотрит.
Роза. Так он же ненастоящий.
Марк. Ты уверена? (Пристально на него смотрит). Кажется, он моргнул.
Роза. Не может быть!
Марк. А может, и не моргнул... Фиг его знает. Знаешь, Роза, а ведь мне тоже когда-нибудь памятник поставят.
Роза. Ого, это за что же?
Марк. Ну... Я крутой.
Роза. Хм, интересно. А я?
Марк. Ты? Ты тоже крутая.
Роза. И мне тоже памятник поставят?
Марк. Конечно, поставят.
Роза. А где?
Марк. Да не знаю. Где захотим, там и поставят. Захотим - прямо здесь, на Чистых. Но я здесь не хочу, а то тут Грибоедов на меня это самое... Смотрит так презрительно.
Роза. Это за то, что ты «Горе от ума» не читал.
Марк. Именно так.
Роза. Ну ты и выдумщик!
Марк. Это ещё почему же?
Роза. Потому. Кто мы такие, чтобы нам памятники ставить?
Марк. Мы - крутые люди.
Роза. Крутость - она ведь тоже разная бывает. Одно дело - Грибоедов, а другое дело - мы.
Марк. А что Грибоедов? Ну, подумаешь, пьесу написал! Я вообще-то тоже так могу.
Роза. Легко сказать.
Марк. Думаешь, не могу?
Роза. Ну попробуй! Это нелегко.
Марк. А ты что, пробовала?
Роза. Нет, я не пробовала.
Марк. Тогда откуда знаешь, что это нелегко?
Роза. Знаешь, сколько Грибоедов создавал свою пьесу?
Марк. Ну и сколько же?
Роза. Более четырёх лет.
Марк. А я за день напишу. Вот прямо сейчас пойду и напишу. Сегодня напишу, завтра издадут, а послезавтра мне памятник поставят.
Роза. Ох, Марк!
Марк. А ты что думаешь? Я такую пьесу напишу, что при жизни памятник поставят! А я буду ходить вокруг него и приговаривать: «Ай да я, ай да молодец»!
Роза. Марк, ты это... Ты это всерьёз?
Марк. Конечно, всерьёз.
Роза. Но ведь тут талант нужен.
Марк. Думаешь, у меня нет таланта?
Роза. Может, и есть.
Марк. Тут главное не талант, а вера в себя! Всё, сейчас провожу тебя до дома и пойду писать пьесу.
Роза. Как быстро ты! А о чём она будет?
Марк. Не знаю. Наверное, о нас. О нас и о нашей свадьбе в ноябре.
Роза. О нашей свадьбе? Она же ещё нескоро.
Марк. Тогда о чём-нибудь другом. Придумаю.
Роза. Ты такой самоуверенный! Это хорошо!
Марк. Моя пьеса будет ставиться во всех театрах Москвы! И в Малом, и в Большом, и даже в Огромном, если такой есть.
Роза. Да ты что!
Марк. Да-да! И выходить она будет миллионными тиражами. Так, что это... Так, что все полки книжных будут заняты только моими пьесами. Все остальные книги придётся сжечь, потому что все будут покупать только мои!
Роза. Как романтично!
Марк. А я... Знаешь, что я сделаю?
Роза. Что же ты сделаешь?
Марк. Я добавлю тебя в соавторы. Пусть все думают, что пьесу писал не я один, но ещё и ты мне помогала.
Роза. Как благородно с твоей стороны. Уверена, у тебя получится написать гениальную пьесу. Я в тебя верю.
Марк. И ты... Ты будешь женой великого писателя.
Роза. Как здорово!
Марк. (в сторону памятника Грибоедову). А его я попрошу отворачиваться, когда мы с тобой целуемся. Он меня смущает.
Марк и Роза целуются. На сцене постепенно гаснет свет.

Конец первого действия






КАРТИНА ПЯТАЯ
Самуил один в своей комнате, читает наизусть стихотворение:
Снова осень грешит бездельем,
Суммой скуки, тоски и лени.
Ветер клонит к земле деревья,
Заставляя упасть на колени.

Так и жизнь нас заставит сдаться:
С каждым годом - покой всё реже.
Всё слабее моторика пальцев
Рук того (или тех), кто держит

Нас на этом прекрасном свете
И по жизни ведёт незримо
В край, где холодно и пустынно,
Где запретно мечтать о лете,

О тепле, о любви, о дружбе -
Ни о чём там мечтать негоже,
Никому и никто не нужен,
Да и ты никому не должен.

Это, вроде, ещё нескоро.
Но нескоро довольно скоро
Станет скоро, а там уж впору
Не поверить, что ты был молод,

Что ты вечность себе пророчил.
Всё прошло - и не сквозь, а мимо.
Как, приятно, как ценно, впрочем,
Что оно так неповторимо.

Как приятно, что нас не спросят.
Что обратно уже не пустят.
Как приятно смотреть, как осень
Упивается нашей грустью.

В комнату входит сын Самуила Иван со своей женой Лидией.Чемоданами
Иван. Здравствуй, отец!
Лидия. Здравствуйте, Самуил Иванович.
Самуил. Вот добрая весть! Наконец-то пришли, где ж вас носило?
Иван. А мы не спеша... Погуляли по осенним улочкам, в кафе зашли. Отпуск есть отпуск, надо отдыхать и никуда не торопиться.
Самуил. Это верно. Ваня, Лидия, я хотел вам кое-что сказать...
Иван. Говори, коли хотел.
Самуил. Только я не решаюсь.
Иван. А чего не решаться? Что-то случилось?
Самуил. Мне просто неловко такое говорить, но...
Лидия. Говорите же, Самуил Иваныч.
Самуил. Надеюсь, это вас не заденет.
Иван. Нет, нас это не заденет.
Самуил. Ну хорошо. Жених вашей дочери - дерьмо.
Иван. Отец, ты чего...
Самуил. Дерьмо, натуральное дерьмо.
Лидия. Иван Самуилович, вот уж не ожидали от вас...
Самуил. Нет, вы как хотите, а когда Роза вернётся домой, я ей всё скажу! Скажу то же самое, что и вам сейчас сказал.
Иван. Отец, ну перестань... На кой ляд портить ей личную жизнь?
Самуил. Вы не понимаете оба.Я наоборот, я спасти её хочу. Этот Марк - он же лоботряс, пьяница и неудачник, он же не любит её ни капли! Нет, я не дам вам угробить мою любимую внученьку.
Лидия. Послушайте, как бы вам это сказать... Вы делаете из мухи слона.
Самуил. Началось!
Лидия. Марк - парень неплохой.
Самуил. На зоне бывают и похуже!
Лидия. Просто он застенчив, неуверен в себе... И из-за этого он пытается казаться лучше.
Самуил. Вчера такую рожу мне состроил - до сих пор страшно!
Лидия. Но самое главное - он любит нашу дочь и желает ей только самого лучшего.
Иван. И мы не должны вмешиваться в их планы, скажем так.
Самуил. Когда у них свадьба?
Иван. В ноябре. Восемнадцатого числа.
Самуил. Постараюсь помереть до ноября.
Лидия. Что вы!
Иван. Отец, ну что ты как маленький!  Неужели тебе не радостно, что наша дочь выходит замуж?
Самуил. Почему именно за этого динозавра? Есть же полно нормальных ребят.
Иван. Марк - нормальный парень.
Самуил. А ещё он вчера рыгнул за столом.
Лидия. Может быть, у него какие-то проблемы с перевариванием пищи.
Самуил. У него со многим проблемы. Он сам - ходячая проблема.
Иван. И всё-таки они любят друг друга.
Самуил. Нет, я сделаю всё, чтобы они не поженились. Хоть в доску разобьюсь, а всё-таки не позволю им жениться. Мне восемьдесят лет! Я старше вас и гораздо опытнее. Я прекрасно знаю, чем это всё закончится.
Иван. Хорошо, отец. Не будем тебе мешать. Однако давайте все договоримся, что последнее слово - за Розой. Это её свадьба, её жизнь - пусть она сама решает. Не маленькая уже. А ты, отец, подумай - стоит ли портить ей жизнь. Не будем тебе мешать.
(Иван и Лидия уходят, Самуил остаётся неподвижно сидеть в кресле).

КАРТИНА ШЕСТАЯ
Фрося и Роза случайно встречаются на улице  после долгой разлуки.
Фрося. Роза!
Роза. Фрося, вот так встреча!
Фрося. Сколько лет мы не виделись!
(Обнимаются).
 Роза. Года два, наверное. А то и три.
Фрося. Ну рассказывай, как жизнь у тебя?
Роза. Да отлично. Замуж скоро выхожу?
Фрося. Классно! А за кого?
Роза. Его Марк зовут. Ты его не знаешь.
Фрося. Надеюсь, это не тот Марк, который... Н-да, лучше не рассказывать.
Роза. Сейчас я тебе покажу его. (Достаёт из кармана телефон и показывает Фросе фото). Вот мы вдвоём на фотке.
Фрося (долго смотрит на фото, затем заливается нервным смехом).
Роза. Ты чего, Фрося? Вы с ним знакомы, что ли?
Фрося продолжает безостановочно смеяться.
Роза. Да что с тобой такое, Фрося!
Фрося. Ой... Ужас какой!
Роза. В чём дело-то?
Фрося. Да, Розочка, я его знаю. И ты собралась за него замуж?
Роза. Ну да.
Фрося. На родителей богатеньких клюнула?
Роза. Что?! Да как ты можешь так думать обо мне!
Фрося. А больше там не на что клюнуть.
Роза. Ты... Ты ничего не понимаешь! Между прочим, он... Он писатель известный!
Фрося. Писатель? О чём он пишет, интересно?
Роза. Он пишет гениальную пьесу. Ему за неё памятник поставят.
Фрося. Роза, ты совсем кукукнулась.
Роза. Неправда! И вообще - ты просто завидуешь мне! Ты же по-прежнему одна.
Фрося. Вообще-то были у меня отношения с одним... Твой Марк, козёл, всё испортил.
Роза. Что за бред, что ты наговариваешь на него!
Фрося. Знаешь, Роза, мне, пожалуй пора.
Роза. Ну и вали отсюда.
Фрося. Ты тоже вали к своему Марку. Писателю хренову!
(Фрося уходит. Роза остаётся одна).
Роза. Чем же он ей дорогу перешёл? Тоже мне, важная какая!
(Появляется Марк).
Марк. Привет!
Роза. Привет. Ну что, как твоя пьеса?
Марк. Пьеса?
Роза. Ну да, ты ведь хотел написать пьесу.
Марк. А, ну да, хотел.
Роза. И как она?
Марк. Кто?
Роза. Пьеса.
Марк. Нормально. То есть - она пока не готова. Вернее, её... Её нет.
Роза. Ты ещё не написал её?
Марк. Короче, знаешь что? Я тут подумал - да ну к чёрту эти пьесы. Я бы может и написал бы, да только всё время меня что-то это самое... отвлекает. То часы громко тикают, то пьянь за окном матерится. А мне нужна тишина. Тишина да покой.
Роза. Значит, памятник нам не поставят?
Марк. Не-не! С этим вообще ноу проблэм! Поставят, только чуть позже. Да и необязательно быть писателем, чтобы тебе памятник поставили. Можно и кем-то другим - художником там или композитором. Или певцом... Точно, певцом! Певцом легче всего, наверное! (Поёт противным голосом):
«Всё, что в жизни есть у меня-я».
Ну как, красиво?
Роза. Великолепно!
Марк. Я такой многосторонний, да?
Роза. Это точно.
Марк. И пьесы пишу, и песни пою.
Роза. Марк, ты знаешь, какое сегодня число?
Марк. Кажется... Восемнадцатое. Восемнадцатое сентября.
Роза. Знаешь, что это значит? Это значит, мы женимся ровно через два месяца!
Марк. Офигеть.
Роза. Всего через два месяца.
Марк. Ну, два месяца - не так уж мало.
Роза. Это совсем-совсем мало, Марк.
Марк. Роза, а ведь обратного пути уже не будет... Это ведь - на всю жизнь.
Роза. Да. На всю жизнь.
Марк. И до самой смерти.
Роза. До самой смерти.

Целуются.
Свет гаснет.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Крыльцо подъезда. Самуил курит, к нему подходит Роза.
Роза. А вот и я!
Самуил, Роза, дорогая моя! Как день прошёл?
Роза. Да как обычно. На парах была.
Самуил. Напомни-ка, где ты учишься?
Роза. В педагогическом.
Самуил. Ах да. И как, нравится?
Роза. Ну да, интересно.
Самуил. Добрая весть. Это прекрасно! А твой жених - он чем занимается?
Роза. Да у него бизнес какой-то, только я забыла, какой.
Самуил. Вот оно что! Бизнес, значит...
Роза. А ещё он писатель.
Самуил. Ничего себе! А что он написал? Гадости на заборе?
Роза. Дедушка, ну зачем ты так?
Самуил. Роза, неужели ты ничего не понимаешь? Неужели он тебе совсем мозги запудрил?
Роза. А что, что я должна понимать?
Самуил. Что он совсем тебя не любит. Что плевать он хотел на тебя с высокой колокольни.
Роза. Приехали! Зачем же он тогда, по-твоему, женится на мне?

Самуил. Послушай, он сломает тебе жизнь.
Роза. Кажется, это ты хочешь сломать мне жизнь.
Самуил. Он совершенно омерзительный тип.
Роза. Хватит! Хватит так говорить! Он замечательный, просто ты этого не понимаешь! Почему вы все ополчились против него? Он вам слова плохого не сказал, а вы... Поучаете, советуете, тоже мне, советчики нашлись! Я сама имею полное право решать свою судьбу.
(Убегает. Самуил остаётся один).
Самуил. Когда они женятся? В ноябре, да? Не люблю я ноябрь. Противный месяц: дождь, слякоть, ночи длинные. А тут ещё эта свадьба. Вот бы этот ноябрь не наступил. Пусть он никогда не наступит. Пусть Роза никогда не выйдет замуж за этого Марка! Пусть смерть никогда не заберёт меня из этого мира! Не хочу, не хочу я этого! Остановись, время! Остановись! Неужели тебе так трудно сделать это? Неужели тебе так сложно застыть, как памятник? Зачем опять ноябрь? Я не хочу ноября! Вся, вся моя родня всегда умирала именно в ноябре. Значит ли это, что я тоже умру в ноябре? Увижу ли я свадьбу Розы? Надеюсь, что не увижу. Моё сердце не вынесет этого. Зачем, на кой чёрт он ей сдался? Я ведь вижу, я ведь чувствую, что он её совершенно не любит. Ни капли не любит! Да, вот так и проходит жизнь. Совершенно никчёмным образом. И ничего-то я не добился. Ни славы, ни известности. Даже внучке своей не смог помочь. Выйдет замуж за этого кретина - и что? Ему ж восемнадцать всего, ему ещё гулять и гулять, а он куда полез... К моей внучке полез! Гад безмозглый! А всё-таки сильный я для своих лет. Я ещё, пожалуй, поживу. Я ещё так поживу, так поживу, что другим и не снилось! Хорошо поживу - так, чтобы другим неповадно было!
Так, чтоб другие смотрели и завидовали мне!!! Чтобы задыхались от зависти!!!
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Спустя два месяца. Комната Самуила Ивановича. В кресле сидит и плачет Роза. Рядом стоят и смотрят на неё Иван и Лидия.
Роза. Ну почему, ну почему он меня бросил?! Прямо накануне свадьбы?
Лидия. Так ты над Марком своим рыдаешь? Бессовестная - у неё дедушка умер, а она плачет о другом!
Роза. Дедушку тоже жалко очень. И Марка жалко. Вернее, Марка не жалко, Марк - скотина мерзкая, а вот себя - уууужас как жалко.
Иван. Да уж, и всё в один день... Сначала Марк её бросил, а через час у дедушки инфаркт случился. А такой радостный был перед этим - из-за того, что свадьба расстроилась.
Лидия. Ужасный ноябрь! И погода ужасная, и события у нас в доме ужасные - в общем, самый отвратительный ноябрь на моей памяти!
Иван. Ничего не поделаешь.
Лидия. Лучше бы этот ноябрь вообще не наступал.
Иван. Времени не прикажешь.
Иван. Да, к сожалению.
Роза. Нет, ну какой же подлец всё-таки! Какой подлец! И ещё что-то из себя строил - писателя хренова! Что-то про любовь затирал. А дедушку тоже очень жалко, очень-очень жалко, так выглядел хорошо и так внезапно умер...
Но Марк - это просто... Ничтожество, а не человек. Трусливый и наглый подонок! А ведь дедушка мне говорил...
Лидия. Слушай, Роза, будет у тебя ещё любовь. Настоящая, искренняя. А вот дедушку уже не вернуть.
Роза. Я знаю, знаю... Я понимаю, вы извините... Я понимаю, да.
(Встаёт с кресла и подходит к окну. Говорит довольно тихо, в сторону, так, чтобы никто её не услышал).
Значит, мне это всё не снится? Значит, всё это - правда? И дедушка умер... И жених меня бросил... А я на самом деле ни на кого не злюсь. Ни на кого и ни на что. Пусть дедушке на том свете будет хорошо. Пусть Марк найдёт себе другую, более красивую, чем я. Пусть они поженятся, пусть у них родятся здоровые детишки. Пусть у них всё будет самым прекрасным образом. Я ни на кого не держу обиды. Всё так, как должно быть...  Уж ночь на дворе... Да, а ноябрь в этом году действительно ужасный. Гораздо холоднее и дождливее, чем обычно. Скорее бы он уже закончился. Смотреть тошно на эту грязь и слякоть. Аж до слёз противно, ей-богу! А больше я никого ни в чём не виню... (Плачет. На сцене появляется Самуил Иванович. Его никто не замечает, он призрак. Он подходит к Розе и гладит её волосы. Та остаётся неподвижна и продолжает смотреть в окно).
Самуил. Всё наладится, моя любимая внученька. Всё наладится - вот увидишь.(Затем он выходит на самый центр сцены и читает стихотворение)
Серый квадрат осеннего неба украден чёрным.
Город устал и поддался гипнозу ночи.
Как порою сложно не чувствовать всё никчёмным
В этом страшном мире, в котором поставлено всё на счётчик,

В грустном мире, в котором к свету бредёшь наощупь,
Где - о чём ни спросишь - никто не даёт ответа.
И блуждаешь один в бесконечной дремучей роще,
Заставляя себя ни грустить, ни жалеть об этом.

Ни о чём не жалей. Ни об осени сквернословии,
Ни о скудных красках заплаканной ею тверди.
Этот страшный мир украшается лишь любовью,
И одна лишь любовь незнакома пока со смертью.

Занавес







 
ГОТОВЫЙ ВАРИАНТ
ПУСТЬ НОЯБРЬ НИКОГДА НЕ НАСТУПИТ
(ПЬЕСА В ВОСЬМИ КАРТИНАХ)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Самуил Петрович, 80 лет.
Иван Самуилович, его сын, 45 лет.
Лидия, его жена, 38 лет.
Роза, его внучка, 19 лет.
Марк, её жених, 18 лет.
Яков, психолог, 46 лет.
Коля, 18 лет, друг Марка.
Вова, 18 лет, друг Марка.
Фрося, 19 лет, девушка Вовы и подруга Розы.









КАРТИНА ПЕРВАЯ
Самуил. Алло! Да, я звонил вам. Что? Мне восемьдесят. Во-семь-де-сят. Голос да, голос у меня ещё молодой. Когда я могу записаться к вам на приём? Что, уже сегодня? Добрая весть! А во сколько? Так, хорошо... А сколько стоить будет? Сколько-сколько? Хм, ну ладно. Понял. Да, ждать, конечно, ждать. Я приду. Что, я не расслышал? Пенсионерам скидка? Добрая весть! Приду-приду. Спасибо, до свидания. (Кладёт трубку. На сцене появляется сын Самуила Петровича, Иван).
Иван. Ну и к кому ты записывался?
Самуил. Ты в курсе, что подслушивать нехорошо?
Иван. Отец, ну что ты, ей-богу... У тебя от нас секреты какие-то?
Самуил. Нет у меня никаких секретов!
Иван. Тогда скажи, кому ты звонил и к кому записывался на приём.
Самуил. Это не твоё дело. К одному врачу.
Иван. К какому?
Самуил. Так я тебе и скажу!
Иван. А не к проститутке ли часом?
Самуил. Ты в своём уме, Ваня?! Да как тебе только в голову могла прийти столь грязная мысль! Вот добрая весть!
Иван. А к какому врачу ты записался?
Самуил. Какое тебе до этого дело?
Иван. Приехали! Отец, огромное. Я твой сын, если ты не забыл об этом. И мне очень важно знать о твоём здоровье. Если у тебя подозрение на какую-то болезнь, так сразу и скажи. Ведь это... Ведь это же может быть очень серьёзно. И медлить ни минуты нельзя. Мы постараемся помочь тебе всем, чем только можем.
Самуил. Старость! Старость - вот моя болезнь, чтоб её! Она ничем не лечится, Ваня. Ни-чем. Ни таблетками, ни лечебными процедурами, ни, прости Господи, проститутками! Я записался к психологу, да только и он мне навряд ли поможет.
Иван. К психологу?!
Самуил. Ну да, к психологу.
Иван. О чём же ты собираешься говорить с психологом?
Самуил. Не знаю. Обо всём. Обо всём на свете.
Иван. Так ты со мной поговори, и денег платить не надо.
Самуил. Добрая весть! Да ты постоянно на работе, и потом.... Ты ведь очень плохой слушатель.
Иван. Честно говоря, я не понимаю, зачем тебе психолог - у тебя ведь всё так хорошо.
Самуил. Ваня, я очень стар.
Иван. Да вовсе нет!
Самуил. Не спорь. Мне осталось не так уж много. И я не знаю, есть ли что-то там, после жизни. И мне страшно, Ваня, мне очень и очень страшно.
Иван. Может быть, после смерти что-то и есть. А может, и нет.
Самуил. Спасибо, ты меня очень утешил.
Иван. Я просто говорю, как думаю.
Самуил. Мог бы и промолчать для приличия.
Иван. Отец, послушай, до этого ведь ещё очень и очень далеко.
Самуил. Кому - тебе?
Иван. И мне. И тебе.
Самуил. Нет, Ваня. Тебе, слава богу, далеко, а мне, старику, уже близко. Я и не заметил, как постарел. (Подходит к зеркалу). А ведь когда-то это был совершенно другой человек. Девкам рожи строил. (Строит рожи перед зеркалом). Как они пугались иногда! Небось думали, что я сумасшедший какой или пьяный. Визжали от страха, убегали. А некоторые, что побойчее, крутили пальцем у виска. Хорошее время было, славное. А сейчас - что? Сейчас в душе у меня осень. Серый, слякотный, промозглый ноябрь. Грустно мне, Ванюша. Страшно. Жизнь пролетела, и собирается вышвырнуть меня в тёмную бездну.
Иван. Да брось ты! У некоторых в восемьдесят лет всё только начинается.
Самуил. Всё уже у меня заканчивается, Ваня. Всё. Что-то я устал, пойду прилягу ненадолго.
(Уходит, оставляя Ивана одного).
Иван. О чём он печалится? Восемьдесят лет прожить - и считать, что жизнь обошлась с ним жестоко! Нет, я, кажется, не совсем понимаю, что же ему нужно. И как приукрасить его старость? Может быть, сводить его куда-нибудь? В театр или в зоопарк, или ещё куда? Ведь в москве живёт, а из квартиры почти не выходит. Тут каждый свихнётся!.. А всё-таки правда грустное это время -старость. И ведь я когда-то тоже такой стану. Грустный, ворчливый. Время сгорбит меня, покрасит мои волосы: у него, у времени, много белой краски припасено. И вот так же, как сейчас отец мой, подойду я к зеркалу, посмотрюсь в него, и так мне грустно станет, что плакать захочется, а пожалеть меня некому будет, потому что никто не будет понимать, из-за чего я грущу... Н-да... И почему-то всё-таки хочется дожить до этого времени. Хочется встретить свою старость, и поблагодарить её за то, что пришла. А то, что она заберёт мою молодость, мои силы - так это ничего, это не так страшно...
(В комнату входит жена Ивана Лидия).
Лидия. С кем ты разговариваешь?
Иван. Сам с собой. Мысли вслух.
Лидия. Кажется, я слышала голос твоего отца.
Иван. Мой отец совершенно не хочет умирать.
Лидия. Я думаю, его вполне можно понять.
Иван. Да, конечно. Однако мне всегда казалось, что старикам смерть не так уж страшна.
Лидия. Да какой же он старик! Ему всего лишь... Сколько ему?
Иван. Восемьдесят.
Лидия. Всего лишь восемьдесят!
Иван. По-твоему, это мало?
Лидия. Ещё ребёнок!
Иван. Скажешь тоже.
Лидия. Мой прадед прожил сто два года. Умер оттого, что водки перепил, а так бы ещё лет десять бы продержался.
Иван. Ты ведь рассказывала мне, что он в последние годы парализованный лежал.
Лидия. Ну да. А водку с удовольствием пил.
Иван. Сто два года! Больше века! Подумать только...
Лидия. К тому же, твой отец прекрасно выглядит.
Иван. Как думаешь, сколько он ещё проживёт?
Лидия. Думаю, лет пятнадцать, если не больше.
Иван. Не нравится мне его пессимизм. Особенно в последние дни он как будто совсем раскис.... Ты помнишь его на своём юбилее? Он был такой счастливый, весь искрился, улыбка во весь рот... Говорил, что свой следующий юбилей хочет встречать уже с правнуками. А теперь у него такой настрой, что, боюсь, до следующего юбилея он не дотянет.
Лидия. Типун тебе на язык!
Иван. Он стал очень нервный и всё время говорит о смерти.
Лидия. Осень наступила. У всех настроение такое - какое-то... Декадентское. К тому же, плохо, что он почти всё время один: жена уж два года как умерла, а мы да Роза заедем к нему раз в месяц - разве дело?
Иван. Думаешь, надо почаще?
Лидия. Я думаю, его надо как-то отвлечь от скуки. Может быть, подарим ему на день рождения собаку?
Иван. Собаку? Гулять с ней каждый день! Может, лучше рыбок? Их не надо выгуливать, только кормить.
Лидия. Не надо рыбок. Они передохнут скоро, и ему ещё грустнее станет.
Иван. Тогда кошку. С кошкой гулять не придётся.
Лидия. Хорошо, давай подарим ему кошку. С ней ему будет куда менее одиноко.
Иван. У нас когда-то жила в доме кошка... Давно это было. Отец её терпеть не мог, потому что гадила везде. Тринадцать лет у нас прожила - по кошачьим меркам это довольно долгая жизнь.
Лидия. В общем, нам надо обдумать этот вопрос хорошенько. Всё-таки домашнее животное - дело важное, это ведь всё равно что член семьи. А пока мы гостим у него, я думаю, нам надо побольше с ним общаться. Может быть, спрашивать что-то о его жизни. У него ведь длинная и очень интересная жизнь. А поговорить человеку не с кем. Но мы приезжаем, и ты почти сразу включаешь телик - смотреть свой дурацкий футбол.
Иван. Да ведь отец его тоже смотрит. Он обожает футбол.
Лидия. Сегодня утром он сказал мне, что ненавидит футбол.
Иван. Вот как! Ненавидит, значит..Похоже, нам многое нужно обсудить с ним. Пойдём к нему.
(Уходят искать Самуила. На сцене появляются Марк, Коля, Вова, Фрося и Роза. Коля и Вова меняют мебель. Фрося сидит в кресле, прихорашивается, накрашивает губы. Марк стоит в центре сцены и читает свой обращённый к зрителям монолог).
Марк. Когда ты закончишь школу, ты спросишь: да нафиг она мне сдалась? Когда ты закончишь вуз, ты спросишь: да нафиг он мне сдался? Когда ты отработаешь своё и выйдешь на пенсию, ты спросишь: да нафига она мне сдалась, эта работа? Когда придёт смерть, ты спросишь: да нафига мне она сдалась, эта жизнь, если я всё равно сейчас отброшу копыта? Нафига, нафига, нафига? Вот я - ничего не заканчивал! Никогда не загонял в себя в рамки унылого конформизма! Никогда не сливался с серой толпой! Однако жизнь я люблю! Потому что я - классный. Потому что я весёлый и сильный. А ещё потому, что у меня есть Роза - самая офигенная девочка самого офигенного парня! (Подходит к Розе и целует её в губы). И скоро мы с ней - поженимся!!!
(Марк жестом приглашает Розу на танец. Она встаёт с кресла и идёт танцевать с ним. Фрося танцует по очереди то с Вовой, то с Колей. В конце сцены Роза, смеясь, убегает.).

КАРТИНА ВТОРАЯ

Квартира Марка. В центре  - маленький стол. В углу стоит вешалка. На ней висят куртки. За ним на стульях сидят Марк, Коля, Вова и Фрося. Играют в карты.
Марк. (смотрит на карты Фроси и вскрикивает). Ага!
Фрося. Да, я проиграла!
Марк...Так... На сей раз желание загадываю я. Что-то у меня фантазия не прёт...
Коля. Она у тебя никогда не прёт!
Марк. Заткнись, Колян. Не мешай думать. Короче... Задание простое: поцеловаться со мной взасос.
Вова. Нет уж! Она этого делать не станет.
Марк. Неужели? Это почему же? Ты ей запрещаешь?!
Вова. Да, запрещаю!
Фрося. А мне и не надо запрещать, я и сама этого делать совсем не хочу.
Марк. Ишь какая. Аристократка, блин. Тогда станцуй нам стриптиз.
Фрося (Вове). Господи, куда ты меня притащил?
Марк. Либо поцелуй, либо стриптиз. Выбирай поживее.
Вова. Ни то, ни другое!
Марк. Погоди-погоди, я это ей, а не тебе. До тебя очередь пока не дошла.
Ну-с, Фросенька, что скажешь?
Фрося вскакивает со стула, снимает футболку и со всей силы швыряет в лицо Марка, крича «Вот тебе стриптиз». Затем снимает туфли и швыряет одну туфлю в Колю, а другую - в Вову, крича: «Вот вам»! Затем выбегает из квартиры, громко хлопнув дверью; Вова вскакивает, и, крича «Фрося! Фрося, подожди!» бежит за ней. Марк и Коля остаются сидеть за столом.
Марк. И чё это было?
Коля. Не знаю, но мне понравилось. Не зря мы и её пригласили.
Марк. Да, хорошая фигурка. Зачётная.
(Коля поднимает с пола футболку Розы).
Коля. Фроськина футболка! Давай кидаться ей друг в друга. Лови!
(Кидают футболку друг другу. В это время Вова догоняет Фросю на лестничной клетке. Фрося стоит босая и в лифчике. На протяжении разговора Вовы и Фроси Вова и Коля продолжают кидать друг другу футболку Фроси ).
Фрося. Как ты смел позвать меня к этим уродам?!
Вова. Прости, Фрося, я не ожидал, что всё так получится. Марк повёл себя, как урод, я...
Фрося. Да он и есть урод! Самый настоящий! А ты? Ты - почему меня не защитил? Почему спокойно смотрел, как я раздеваюсь при всех, почему не приказал остановиться?
Вова. Я хотел.
Фрося. Хотел! Чего ты ещё хотел? Может быть, чтобы я и лифчик сняла, и все мою грудь увидели? (Вытирает слёзы платком). Я и сейчас стою босая на холодных ступеньках, без майки, как шлюха какая-то, а тебе плевать!
Вова. Фросенька. (Обнимает её).
Фрося. (Легонько отталкивает его). Держу пари, я сейчас на улицу голая выйду - тебе и тогда всё равно будет. Будешь смотреть и лыбиться.
Вова. Фрося, пожалуйста, не делай глупостей. Я очень виноват перед тобой, но... Но что я теперь могу сделать? Скажи, что?
Фрося. Что сделать? Иди и набей рожу этому Марку. Как мужчина, а не как непонятно кто!
Вова. Но я же...
Фрося. Докажи, что любишь свою девушку!
Вова. Хорошо! Хорошо! Пойду и набью! Места живого на нём не оставлю! И Кольке достанется. Всем достанется!
Фрося. Я буду ждать здесь.
Вова. Да, и не выходи в таком виде на улицу, а то замёрзнешь.
Фрося. Да не буду, не буду.
(Вова снова входит в квартиру Марка. Марк и Коля как ни в чём не бывало продолжают кидать друг другу фросину футболку, пока Вова не подаёт им знак о своём присутствие - прочищает горло. Заметив его, ребята продолжают кидать друг другу футболку и параллелльно с эти ведут разговор с Вовой).
Марк. Ну чё? Успокоилась?
Вова. Кажется, успокоилась.
Марк. А чё не вернулась?
Вова. Да нам, наверное, пора... Я заберу её вещи, ладно?
Коля. А я думал, она вернётся и ещё что-нибудь нам станцует. Мне понравился её танец, только в следующий раз пусть она кидает чем-то помягче.
Вова. Помягче?
Коля. Ну да. Лифчиком или труханами, например.
Вова. Я заберу её вещи?
Марк. Не видишь, мы играем?
(Швыряет футболку в Колю).
Коля. Ай! Зачем так швырять, блин! Прямо в лицо!
Марк. Ой-ой-ой, ккие мы нежные.
Коля (Вове). Да забирай ты её вещи! Надоело мне. (Швыряет в него футболкой. Вова поднимает с пола туфли Фроси).
Коля. Чё ж она такая брезгливая у тебя?
Вова. Она сегодня не в настроении что-то.
Марк. Значит,трахаешь мало.
Коля. Да она и не даёт тебе, наверно.
Вова. Даёт.
Марк. Небось, только за букет цветов тебе даёт?
Коля. Я думаю, одним букетом он не обходится.
Марк. Ну да, поди, ещё и новое платье или сумку ей покупаешь.
Коля. И только тогда она тебе даёт.
Вова молча  снимает с вешалки свою и Фросину куртку и идёт к выходу.
Марк. Уже уходишь?
Вова. Да... Пора.
Марк кричит ему вослед: «Пока, Вовка! Приходи ещё, можешь и один, без Фроськи. Но лучше с нею. Посмотрим ещё разок приватный танец»! Вова уходит. На лестнице дожидается Фрося.
Фрося. Ну как?
Вова. Ну я их! Я их так отмутузил! Неделю сидеть не смогут.
Фрося. Молодец (целует его). Давай одежду. (Одевается).
Вова. Они по заслугам получили. Нечего мою девушку обижать! Ох, ты бы видела, как я их! Как они струсили сразу. У Марка теперь такой фингалище под глазом!
(На лестничной клетке появляется Марк).
Марк. Это точно... Вовка, у тебя сигареты из куртки выпали. Так бы я себе забрал, конечно: что упало - то нужно мало, как говорится... Но я такие не курю - вот, решил догнать тебя и вернуть.
Вова. Спасибо... (Берёт пачку и кладёт обратно в карман куртки).
Марк. А что вы на меня уставились? (Фросе). Танец был - во! Ну... Пока!
(Уходит. Долгая пауза).
Фрося. И где у него фингал?
Вова. Да по ходу, зажило уже.
Фрося. Как быстро зажило!
Вова. Кожа, видать, хорошая!
Фрося. Либо удар у тебя плохой.
Вова. Я думаю, всё-таки в коже дело.
Фрося. А я думаю, что дело в том, что кому-то просто не хватает немного мужества.
(Уходит).
Вова. Фрося, подожди! Ты куда, Фрося, постой! Фрося! Я сейчас всё объясню тебе, Фрося! Постой!
(Бежит за ней. Марк и Коля снова меняют мебель, превращая комнату в кабинет психолога. Затем они уходят).

КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Кабинет психолога. Яков - человек сорока шести лет,сидит в кресле и пьёт чай. Напротив его кресла стоят ещё два, для клиентов. Между креслами стоит маленький журнальный столик. В кабинет входит Самуил.
Самуил. Здравствуйте! Я не опоздал?
Яков. Здравствуйте! Нет, как раз вовремя!
Самуил. Добрая весть!
Яков. Напомните, пожалуйста, вам сколько лет?
Самуил. Восемьдесят.
Яков. Прекрасно выглядите.
Самуил. Вот так добрая весть! Спасибо.
Яков. По какому запросу вы ко мне пришли?
Самуил. Я очень стар и боюсь умирать. Однако умирать придётся. Так ведь?
Яков. С этим поспорить нельзя, умирать придётся каждому из нас, смерть - наше общее пристанище, и я не могу взять на себя наглость и ложь разуверить вас в этом.
Самуил. А... А как вы думаете, есть ли что-то там, после смерти?
Яков. Я ничего не могу утверждать в этом вопросе наверняка... Я там, по счастью, ещё не был. Но как мне кажется, что если мы говорим о смерти как о чём-то реальном и представляемом нами, значит, то, что следует за нею, то есть, её продолжение  - тоже нечто реальное. Однако это просто мои домыслы. Никто из нас точно не знает, есть ли там что-то или нет. Как я понимаю, вы боитесь умирать. С чем это связано?
Самуил. Мне кажется, я прожил совершенно никчёмную жизнь.
Яков. Почему же вы так считаете? У вас есть семья?
Самуил. Да, сын. Жена умерла два года назад.
Яков. Каковы ваши отношения с сыном?
Самуил. Очень хорошие. Он любит меня, а я - его.
Яков. Самуил, уже по одному этому я вам точно могу заявить, что вашу жизнь ни в коем случае нельзя назвать никчёмной.
Самуил. Да, наверное, вы правы, но...
Яков. А жену вы любили?
Самуил. Очень любил.
Яков. Тогда, получается, ваша жизнь была полна прекрасных вещей. У вас есть любимый сын. У вас была любимая жена - разве многие могут похвастаться этим? У вас прекрасная жизнь!
Самуил. Наверное, это так. Но я всегда хотел... Всегда хотел стать великим.
Яков. Великим - кем?
Самуил. Не важно кем. Просто великим. Я понимаю, это глупо звучит, может быть... Но я всегда мечтал о том, чтобы я по своей известности самого Пушкина превзошёл! Чтобы... Знаете как? Чтобы его памятник с Тверского бульвара снесли, а на его место - мой поставили! И площадь бы назвали моим именем. Или нет... Зачем сносить? Поставили бы мой памятник рядом! В тесноте, да не в обиде!
Яков. А вы поэт?
Самуил. Нет, я вообще далёк от творчества.
Яков. Есть ли что-то, за что вам можно поставить памятник?
Самуил. Пожалуй, что нет! Разве что за то, что сына вырастил. Извините, довольно глупая шутка. Нет! Не за что мне ставить памятник...
Яков. Правильно ли я понимаю, что вы всю жизнь мечтали о славе, но не нашли в себе возможности её добиться, а теперь очень жалеете об этом?
Самуил. Именно так. У меня ведь нет никаких талантов.
Яков. А кем вы работали?
Самуил. В молодости слесарем, а затем - преподавателем биологии.
Яков. Биология! Прекрасная наука.
Самуил. Да, но, к сожалению, биологам редко ставят памятники. Надо было открыть что-нибудь, что-нибудь такое - ух! А я ничего не открыл.
Яков. А можете ли вы открыть что-нибудь сейчас?
Самуил. А что сейчас? Сейчас поздно уже! Да и что открывать - какой-нибудь новый вид амазонских насекомых? Кому это интересно, кроме таких же, как я? А таких людей немного.
Яков. Самуил, скажите, правильно ли я понимаю, что в вашей картине мира слава тождественна бессмертию?
Самуил. Всё именно так. Ты - неживой и в то же время живой. Тебя помнят.
Яков. Когда вас не станет, вас будет кто-то помнить?
Самуил. Ну конечно. Мой сын. Его жена. И внучка.
Яков. То есть все родные и дорогие вам люди?
Самуил. Ну да.
Яков. А все остальные - нет?
Самуил. Получается, что так.
Яков. А важны ли вам остальные люди?
Самуил. Остальные люди? Да нет, не важны - кто они мне!
Яков. Зачем же вам тогда слава?
Самуил. Сложно объяснить.... Всё-таки хочется. Хочется в центре столицы застыть в граните, понимаете? Хочется, чтобы люди на тебя смотрели, чтобы родители своим детям говорили, что вот, мол, был такой-то...Самуил Крайнов! Его стыдно не знать! Да и вообще... Не хочу я умирать! Ни через пять лет, ни через десять, вообще не хочу! (Вскакивает с кресла). Не хочу! Не хо-чу! Я ещё очень молод, вам... Вам не понять меня, вам слишком мало лет! Вы считаете меня старым! А  я - молодой, я сильный! (Ложится на пол и начинает отжиматься, однако это даётся ему очень сложно). Раз... Два... (Медленно встаёт). Видите, я сильный! Сможете ли вы так в моём возрасте?
Яков. Вы действительно очень сильный.
Самуил (ставит локоть на стол, кисть его руки раскрыта). Ну-ка, кто кого?
Яков. (делает то же самое). Что ж...
Самуил. И не вздумайте поддаваться мне! Я честным путём, я сильнее вас!
Яков. Не буду я поддаваться.
Самуил. Очень хорошо. Добрая, как говорится, весть! Ну-с... Начали... (Сцепились руками. Видно, что физическое преимущество за Яковым, однако он поддаётся Самуилу - и в конце концов Самуил кладёт его руку на стол).
Самуил. Вы мне поддались.
Яков. Вовсе нет.
Самуил. Я чувствую, что вы поддались мне.
Яков. Я вовсе не поддавался вам.
Самуил. Впрочем, я и так весьма сильный.
Яков. Разумеется.
Самуил. Ведь сильные люди не умирают, верно? Ведь я не умру?
Яков. Уверен, вы ещё долго проживёте.
Самуил. Зачем мне долго? Я хочу вечно!
Яков. Боюсь, что это не в наших силах.
Самуил. А что в наших силах? Жить-жить - а потом всё отдать? Нет, я не хочу... Это так глупо, так страшно. Я... Пожалуй, я пойду... Не думаю, что сможете мне чем-то помочь.
Яков. Вы часто чем-нибудь заняты?
Самуил. Да. Довольно часто.
Яков. Это замечательно. Чем чаще чем-нибудь заняты, тем меньше у вас времени на депрессивные мысли о смерти.
Самуил. (кладёт на стол купюру). Я пойду. До свидания!
Яков. Постойте! (Самуил останавливается). Возьмите деньги. Я хочу, чтобы вы понимали: решить вопрос, заданный вами - не в моей компетенции. И вообще не в компетенции психологии. Единственное, что я могу - это посвятить несколько консультаций тому, чем вызван ваш страх смерти, что за ним стоит и как с ним бороться. И, быть может, помочь вам либо убедиться в том, что ваша жизнь хороша и даже замечательна, либо, если мы оба придём к выводу, что это не совсем так - попробовать это исправить.
Самуил. Жизнь хороша, но ужасна тем, что скоро оборвётся. Я уже сказал вам. Вы ничем не можете мне помочь. До свидания.
(Уходит. Яков смотрит ему вслед).
Конечно, я бы тоже памятник себе хотел бы... Но я бы хотел себе не на Тверском, а на Чистых прудах - рядом с Грибоедовым. Там как-то попросторнее как будто, полегче дышится.У меня там первое свидание с женой было. Я её там, около памятника, и поцеловал впервые. Июньская ночь, месяц светит чёрт знает как, и Грибоедов на нас, целующихся, пялится.
Благодать! Что он, интересно, думал о нас в эту минуту? Завидовал, наверное. Он хоть и здоровый такой, а всё-таки из камня! А мы - мы ещё живые, ещё молодые, романтики. Целуемся прямо у него под носом. А он стоит, смотрит и ничего не говорит. Нет, на кой чёрт мне памятник? На кой чёрт мне вообще когда-нибудь умирать?

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Марк и Роза гуляют по улице.
Роза. О чём думаешь?
Марк. (бросает взгляд на кошку, лежащую на дороге).Я вот думаю, можно ли научить кошку лапу давать?
Роза. Ну можно, наверное. Но учить придётся дольше, чем собаку.
Марк. (орёт на кошку). А ну дай лапу! (Кошка громко шипит и убегает). Да, наверное, можно.
Роза. (смеётся). Только не таким образом. Кстати, мои родители хотят подарить дедушке кошку.
Марк. Когда уже наша свадьба?
Роза. В ноябре.
Марк. А сейчас у нас...
Роза. Сентябрь.
Марк. В ноябре, значит.. А почему мы выбрали такой мерзкий месяц для свадьбы? Ноябрь - это ж вообще не чиллово!
Роза. Так вышло.
Марк. Ну ладно. А мы же... Мы же это... Закажем лимузин?
Роза. Зачем лимузин-то?
Марк. Кататься на нём.
Роза. Марк, я не хочу... Он же стоит бешеных денег, для чего он нам?
Марк. Так не, ты не поняла. Мы не будем покупать его. Мы только покатаемся на нём, это в разы дешевле.
Роза. Ох, Марк! Всё я поняла. Ты такой романтичный. (Целуются). Будет у нас лимузин.
Марк. Смотри, это что там?
Роза. Что такое?
Марк. Памятник какому-то дяде.
Роза. А, это Грибоедов, кажется.
Марк. Это который что-то про горе написал?
Роза. Да. «Горе от ума». Чудесная пьеса.
Марк. А, а я, признаться, не читал. Как-то неудобно - мало того, что его пьесу не читал, так ещё и это... Целуюсь с тобой, а он смотрит.
Роза. Так он же ненастоящий.
Марк. Ты уверена? (Пристально на него смотрит). Кажется, он моргнул.
Роза. Не может быть!
Марк. А может, и не моргнул... Фиг его знает. Знаешь, Роза, а ведь мне тоже когда-нибудь памятник поставят.
Роза. Ого, это за что же?
Марк. Ну... Я крутой.
Роза. Хм, интересно. А я?
Марк. Ты? Ты тоже крутая.
Роза. И мне тоже памятник поставят?
Марк. Конечно, поставят.
Роза. А где?
Марк. Да не знаю. Где захотим, там и поставят. Захотим - прямо здесь, на Чистых. Но я здесь не хочу, а то тут Грибоедов на меня это самое... Смотрит так презрительно.
Роза. Это за то, что ты «Горе от ума» не читал.
Марк. Именно так.
Роза. Ну ты и выдумщик!
Марк. Это ещё почему же?
Роза. Потому. Кто мы такие, чтобы нам памятники ставить?
Марк. Мы - крутые люди.
Роза. Крутость - она ведь тоже разная бывает. Одно дело - Грибоедов, а другое дело - мы.
Марк. А что Грибоедов? Ну, подумаешь, пьесу написал! Я вообще-то тоже так могу.
Роза. Легко сказать.
Марк. Думаешь, не могу?
Роза. Ну попробуй! Это нелегко.
Марк. А ты что, пробовала?
Роза. Нет, я не пробовала.
Марк. Тогда откуда знаешь, что это нелегко?
Роза. Знаешь, сколько Грибоедов создавал свою пьесу?
Марк. Ну и сколько же?
Роза. Больше четырёх лет.
Марк. А я за день напишу. Вот прямо сейчас пойду и напишу. Сегодня напишу, завтра издадут, а послезавтра мне памятник поставят.
Роза. Ох, Марк!
Марк. А ты что думаешь? Я такую пьесу напишу, что при жизни памятник поставят! А я буду ходить вокруг него и приговаривать: «Ай да я, ай да молодец»!
Роза. Марк, ты это... Ты это всерьёз?
Марк. Конечно, всерьёз.
Роза. Но ведь тут талант нужен.
Марк. Думаешь, у меня нет таланта?
Роза. Может, и есть.
Марк. Тут главное не талант, а вера в себя! Всё, сейчас провожу тебя до дома и пойду писать пьесу.
Роза. Как быстро ты! А о чём она будет?
Марк. Не знаю. Наверное, о нас. О нас и о нашей свадьбе в ноябре.
Роза. О нашей свадьбе? Она же ещё нескоро.
Марк. Тогда о чём-нибудь другом. Придумаю.
Роза. Ты такой самоуверенный! Это хорошо!
Марк. Моя пьеса будет ставиться во всех театрах Москвы! И в Малом, и в Большом, и даже в Огромном, если такой есть.
Роза. Да ты что!
Марк. Да-да! И выходить она будет миллионными тиражами. Так, что это... Так, что все полки книжных будут заняты только моими пьесами. Все остальные книги придётся сжечь, потому что все будут покупать только мои!
Роза. Как романтично!
Марк. А я... Знаешь, что я сделаю?
Роза. Что же ты сделаешь?
Марк. Я добавлю тебя в соавторы. Пусть все думают, что пьесу писал не я один, но ещё и ты мне помогала.
Роза. Как благородно с твоей стороны. Уверена, у тебя получится написать гениальную пьесу. Я в тебя верю.
Марк. И ты... Ты будешь женой великого писателя.
Роза. Как здорово!
Марк. (в сторону памятника Грибоедову). А его я попрошу отворачиваться, когда мы с тобой целуемся. Он меня смущает.
Роза. Ничего. Привыкнешь.
Марк и Роза целуются. На сцене постепенно гаснет свет.

Конец первого действия

КАРТИНА ПЯТАЯ
Самуил один в своей комнате:
Снова осень грешит бездельем,
Суммой скуки, тоски и лени.
Ветер клонит к земле деревья,
Заставляя упасть на колени.

Так и жизнь нас заставит сдаться:
С каждым годом - покой всё реже.
Всё слабее моторика пальцев
Рук того (или тех), кто держит

Нас на этом прекрасном свете
И по жизни ведёт незримо
В край, где холодно и пустынно,
Где запретно мечтать о лете,

О тепле, о любви, о дружбе -
Ни о чём там мечтать негоже,
Никому и никто не нужен,
Да и ты никому не должен.

Это, вроде, ещё нескоро.
Но нескоро довольно скоро
Станет скоро, а там уж впору
Не поверить, что ты был молод,

Что ты вечность себе пророчил.
Всё прошло - и не сквозь, а мимо.
Как, приятно, как ценно, впрочем,
Что оно так неповторимо.

Как приятно, что нас не спросят.
Что обратно уже не пустят.
Как приятно смотреть, как осень
Упивается нашей грустью.

В комнату входит сын Самуила Иван со своей женой Лидией. Оба с улицы, о чём говорит их внешний вид: на Самуиле Ивановича длинная зимняя куртка, на Лидии - пальто.
Иван. Здравствуй, отец!
Лидия. Здравствуйте, Самуил Иванович.
Самуил. Вот добрая весть! Наконец-то пришли, где ж вас носило?
Иван. А мы не спеша... Погуляли по осенним улочкам, в кафе зашли. Отпуск есть отпуск, надо отдыхать и никуда не торопиться.
Самуил. Это верно. Ваня, Лидия, я хотел вам кое-что сказать...
Иван. Говори, коли хотел.
Самуил. Только я не решаюсь.
Иван. А чего не решаться? Что-то случилось?
Самуил. Мне просто неловко такое говорить, но...
Лидия. Говорите же, Самуил Иваныч.
Самуил. Надеюсь, это вас не заденет.
Иван. Нет, нас это не заденет.
Самуил. Ну хорошо. Тогда скажу. Жених вашей дочери - дерьмо.
Иван. Отец, ты чего...
Самуил. Дерьмо, натуральное дерьмо, дерьмовее некуда.
Лидия. Иван Самуилович, вот уж не ожидали от вас...
Самуил. Нет, вы как хотите, а когда Роза вернётся домой, я ей всё скажу! Скажу то же самое, что и вам сейчас сказал.
Иван. Отец, ну перестань... На кой ляд портить ей личную жизнь?
Самуил. Вы не понимаете оба. Я наоборот, я спасти её хочу. Этот Марк - он же лоботряс, пьяница и неудачник, он же не любит её ни капли! Нет, я не дам вам угробить мою любимую внученьку.
Лидия. Послушайте, как бы вам это сказать... Вы делаете из мухи слона.
Самуил. Ну началось!
Лидия. Марк - парень неплохой.
Самуил. На зоне бывают и похуже!
Лидия. Просто он застенчив, неуверен в себе... И из-за этого он пытается казаться лучше.
Самуил. Вчера такую рожу мне состроил - до сих пор страшно!
Лидия. Но самое главное - он любит нашу дочь и желает ей только самого лучшего.
Иван. И мы не должны вмешиваться в их планы, скажем так.
Самуил. Когда у них свадьба?
Иван. В ноябре. Восемнадцатого числа.
Самуил. Постараюсь помереть до ноября.
Лидия. Что вы!
Иван. Отец, ну что ты как маленький!  Неужели тебе не радостно, что наша дочь выходит замуж?
Самуил. Почему именно за этого динозавра? Есть же полно нормальных ребят.
Иван. Марк - нормальный парень.
Самуил. А ещё он вчера рыгнул за столом. Да так громко - я думал, стёкла окон к чертям лопнут.
Лидия. Может быть, у него какие-то проблемы с перевариванием пищи.
Самуил. У него со многим проблемы. Он сам - ходячая проблема. Наша общая, большая ходячая проблема.
Иван. И всё-таки они любят друг друга.
Самуил. Нет, я сделаю всё, чтобы они не поженились. Хоть в доску разобьюсь, а всё-таки не позволю им жениться. Мне восемьдесят лет! Я старше вас и гораздо опытнее. Я прекрасно знаю, чем это всё закончится.
Иван. Хорошо, отец. Не будем тебе мешать. Однако давайте все договоримся, что последнее слово - за Розой. Это её свадьба, её жизнь - пусть она сама решает. Не маленькая уже. А ты, отец, подумай - стоит ли портить ей жизнь. Не будем тебе мешать.
(Иван и Лидия уходят, Самуил остаётся неподвижно сидеть в кресле. Затем достаёт из шкафа книгу и начинает листать её. Эта книга - семейный альбом).
Самуил. Вот! Наш семейный фотоальбом. Вот я в молодости. Март тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Ещё Юрий Гагарин в космос не летал. Какой же я тут - весь цвету, сияю, эх! А это - жена моя, Юлечка моя - уж два года как я без тебя живу... Или доживаю. (Продолжает листать). Так, а это кто - не пойму. Кажется, сын мой, Ванюша. Сколько ему тут, наверное, и года-то нет. Все младенцы и старики одинаковы, что уж тут греха таить. А глаза-то какие умные у него... Серьёзные такие глаза. А это Роза - её я всегда узнаю. Ей тут шестнадцать где-то. Или семнадцать. Она ещё краше теперь стала! И что же - неужели скоро тут будет красоваться морда этого урода Марка? Эх, был бы я помоложе, я б такого пендюля ему отвесил, чтоб катился до самого Пекина... Почему именно на мою внучку запал, подлюга? Почему не найдёт себе по уровню - меркантильную, разукрашенную дуру? Чем же засрал мозги моей Розе? Как она могла клюнуть на это убожество несчастное? За что мне, старику, всё это?
(В комнату входят Коля и Вова).
Коля. Здравствуйте, дедушка.
Вова. Мы уберём мебель из комнаты?
Самуил. А зачем?
Коля. Как зачем? Так нужно для сюжета пьесы.
Самуил. Для сюжета пьесы?
Вова. Да. Сейчас действие будет происходить на улице, а мебель создаёт ненужную иллюзию комнаты.

Коля. Вам, дедушка, тоже надо будет уйти.
Самуил. Мне... Тоже?
Вова. Да.
Самуил. Куда же мне уйти?
Коля. Куда угодно. Куда вам заблагорассудится.
Вова. Но вы не бойтесь, это совсем ненадолго.
Коля. Пока что ненадолго.
Вова. Да, вам совершенно не о чем беспокоиться.
Самуил. Ну, хорошо... Раз надо. У меня ведь нет иного выбора - так?
Вова. Ну да, конечно.
Коля. Разумеется, иного выбора у вас нет.
Самуил. Но это ведь совсем ненадолго, да?
Вова. Да, совсем на чуть-чуть.
Коля. Идите пока подышите свежим воздухом.
Вова. Или сходите в кафе.
Коля. Главное, освободите нам сцену. Покиньте свою комнату.
Вова. Иначе ничего не получится.
Коля. Иначе всё насмарку.
Самуил. Ладно.
Коля. Спасибо вам.
Вова. Спасибо вам большое.
Самуил. Да не за что. Не стоит благодарности.
(Встаёт  и медленно, покачиваясь, уходит. Вова и Коля убирают мебель, а затем уходят сами).
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Фрося и Роза случайно встречаются на улице  после долгой разлуки.
Фрося. Роза!
Роза. Фрося, вот так встреча!
Фрося. Сколько лет мы не виделись!
(Обнимаются).
 Роза. Года два, наверное. А то и три.
Фрося. Ну рассказывай, как жизнь у тебя?
Роза. Да отлично. Замуж скоро выхожу.
Фрося. Классно! А за кого?
Роза. Его Марк зовут. Ты его не знаешь.
Фрося. Надеюсь, это не тот Марк, который... Н-да, лучше не рассказывать.
Роза. А у нас как раз свидание с ним сейчас - хочешь, я вас познакомлю?
Фрося. Роза, я бы с радостью, но спешу. У меня сейчас минуты свободной нет: то учёба, то работа, то ещё какая-то фигня. Давай как-нибудь в другой раз.
Роза. Ну хорошо. Тогда сейчас я тебе покажу его. (Достаёт телефон и показывает Фросе фото). Вот мы вдвоём на фотке.
Фрося (долго смотрит на фото, затем заливается нервным смехом).
Роза. Ты чего, Фрося? Вы с ним знакомы, что ли?
Фрося продолжает безостановочно смеяться.
Роза. Да что с тобой такое, Фрося!
Фрося. Ой... Ужас какой!
Роза. В чём дело-то?
Фрося. Да, Розочка, я его знаю. И ты собралась за него замуж?
Роза. Ну да.
Фрося. На родителей богатеньких клюнула?
Роза. Что?! Да как ты можешь так думать обо мне!
Фрося. А больше там не на что клюнуть.
Роза. Ты... О чём ты вообще?! Ты ничего не понимаешь! Между прочим, он... Он писатель известный!
Фрося. Писатель? О чём он пишет, интересно?
Роза. Он пишет гениальную пьесу. Ему за неё памятник поставят. Нам обоим поставят!
Фрося. Роза, ты совсем кукукнулась.
Роза. Неправда! И вообще - ты просто завидуешь мне! Ты же по-прежнему одна. Сколько лет ты уже одна?
Фрося. Вообще-то были у меня отношения с одним... Одним мальчиком. Вова-однокурсник. Робкий и трусливый. Но это уже неважно... Твой Марк, козёл, всё испортил. А впрочем, оба хороши.
Роза. Что за бред, что ты наговариваешь на моего Марка!
Фрося. Бедный Маркуша, как я его! Знаешь, Роза, мне, пожалуй, пора.
Роза. Ну и вали отсюда.
Фрося. Ты тоже вали к своему Марку. Писателю хренову! Да, и держи меня в курсе насчёт его творческого
(Фрося уходит. Роза остаётся одна).
Роза. Чем же он ей дорогу перешёл? Тоже мне, важная какая!
(Появляется Марк).
Марк. Привет!
Роза. Привет. Ну что, как твоя пьеса?
Марк. Пьеса?
Роза. Ну да, ты ведь хотел написать пьесу.
Марк. А, ну да, хотел.
Роза. И как она?
Марк. Кто?
Роза. Пьеса.
Марк. Нормально. То есть - она пока не готова. Вернее, её... Её нет.
Роза. Ты ещё не написал её?
Марк. Короче, знаешь что? Я тут подумал - да ну к чёрту эти пьесы. Я бы может и написал бы, да только всё время меня что-то это самое... отвлекает. То часы громко тикают, то пьянь за окном матерится, то ещё что-то. А мне нужна тишина. Тишина да покой. Наверняка ведь этого Грибоедова ничто не отвлекало, никто ему не мешал. Наверняка он жил в тихом-претихом районе, а не в таком, как я -  не в таком многолюдном и шумном.
Роза. Значит, памятник нам не поставят?
Марк. Не-не! С этим вообще ноу проблэм! Не парься даже. Поставят, только чуть позже. Да и необязательно быть писателем, чтобы тебе памятник поставили. Можно и кем-то другим - художником там или композитором. Или певцом... Точно, певцом! Певцом легче всего, наверное! (Поёт противным голосом):
«Всё, что в жизни есть у меня-я,
Всё, в чём радость каждого дня,
Всё, что я зову своей судьбой,
Связано, связано... Только с тобой».
Ну как, красиво?
Роза. Великолепно!
Марк. Я такой многосторонний, да?
Роза. Это точно.
Марк. И пьесы пишу, и песни пою.
Роза. Марк, ты знаешь, какое сегодня число?
Марк. Кажется... Восемнадцатое. Восемнадцатое сентября.
Роза. Знаешь, что это значит? Это значит, мы женимся ровно через два месяца!
Марк. Офигеть.
Роза. Всего через два месяца, представляешь?
Марк. Ну, два месяца - не так уж мало.
Роза. Это совсем-совсем мало, Марк. Два месяца на фоне нашей будущей, длинной совместной жизни - это ведь капля в море!
Марк. Роза, а ведь обратного пути уже не будет... Это ведь - на всю жизнь.
Роза. Да. На всю жизнь.
Марк. И до самой смерти.
Роза. До самой смерти.
Марк. Как-то не чиллово, блин.
Роза. Да, звучит страшно. Но когда вдвоём, ведь не так страшно, верно?
Марк. Да, да, это ты того... Верно...
Роза. Вдвоём ничего не страшно.
Целуются.
Свет гаснет.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Крыльцо подъезда. Самуил сидит на скамейке и курит, к нему подходит Роза.
Роза. А вот и я!
Самуил, Роза, дорогая моя! Как день прошёл?
Роза. Да как обычно. На парах была.
Самуил. Напомни-ка, где ты учишься?
Роза. В педагогическом.
Самуил. Ах да. И как, нравится?
Роза. Ну да, интересно. Много нового узнала уже.
Самуил. Добрая весть. Это прекрасно! А твой жених - он чем занимается?
Роза. Да у него бизнес какой-то, только я забыла, какой.
Самуил. Вот оно что! Бизнес, значит...
Роза. А ещё он писатель.
Самуил. Ничего себе! А что он написал? Гадости на заборе? Или его творчество продвинулось чуть дальше этого?
Роза. Дедушка, ну зачем ты так? Марк - прекрасный парень.
Самуил. Роза, неужели ты ничего не понимаешь? Неужели он тебе совсем мозги запудрил?
Роза. А что, что я должна понимать?
Самуил. Что он совсем тебя не любит. Что плевать он хотел на тебя с высокой колокольни.
Роза. Приехали! Зачем же он тогда, по-твоему, женится на мне?!
Самуил. Послушай, он сломает тебе жизнь.
Роза. Кажется, это ты хочешь сломать мне жизнь.
Самуил. Он совершенно омерзительный тип.
Роза. Хватит! Хватит так говорить! Он замечательный, просто ты этого не понимаешь! Почему вы все ополчились против него? Он вам слова плохого не сказал, а вы... Поучаете, советуете, тоже мне, советчики нашлись! Я сама имею полное право решать свою судьбу.
Самуил. Никто тебе и не запрещает решать свою судьбу.
Роза. Вот именно!
Самуил. Но я тебе запрещаю выходить замуж за Марка. Я очень многое готов отдать за то, чтобы ты не выходила за него замуж. Очень многое...
(Роза садится на скамейку рядом с дедушкой и обнимает его).
Роза. Послушай, дедушка, я всё понимаю, ты очень заботишься обо мне и переживаешь за меня... Я очень благодарна тебе за эту заботу, но, послушай... Я ведь уже взрослая. Я сама могу за себя постоять. А Марка я уж давно люблю, и он тоже... Он очень любит меня, просто иногда в нём бывает такое... Как бы тебе это сказать... Иногда он немного странноват, но ведь все мы немножко странные. У всех есть свои недостатки, но я его и такого люблю. И он меня с моими недостатками любит.
Самуил. Господи, да какие в тебе недостатки! Лишь бы чуточку поумнее была, чтобы с этим Марком жизнь свою не ломать. Он не просто странноват, он... Он очень странноват. Он же, кажется, и пьёт много. Постоянно пьян.
Роза. Да, есть у него такое, но ведь он это не со зла. Между прочим, он собирается бросить.
Самуил. Знаешь, Розочка, такие алкоголики, как он, всю жизнь пытаются бросить... Как умирают, сразу бросают.
Роза. Да никакой он не алкоголик, он просто... Просто любит выпить.
Самуил. Прекрасное оправдание, нечего сказать! Он просто любит выпить... А потом что будешь говорить? Он просто любит спать с женщинами. Он просто любит немножко подраться. Он просто высокая творческая личность. Тьфу ты!
Роза. Никогда он такого не сделает. Никогда он не изменит мне.
Самуил. В кого ты такая наивная?
Роза. Я просто люблю его.
Самуил. М-да...
Роза. Что «м-да»?
Самуил. Плохо дело!
Роза. Дедушка, ну не переживай ты так. Ну в конце концов, сколько можно уже? Ты  вот всегда так -надумаешь себе что-то, а потом переживаешь без конца. А в итоге всё оказывается хорошо.
Самуил. Ладно... Ладно. Может, ты и права. А потом - кто я такой, чтобы мешать твоему счастью? Старый хрен, еле ходящий! Женщину, я знаю, никогда не переубедишь. Она что затеяла - то и сделает. Делай что хочешь, Роза. Я не буду тебе мешать. Ни в чём не буду тебе мешать.
Роза. Хорошо, дедушка. Всё у нас хорошо будет, ты не волнуйся. Я пойду помогу маме с ужином?
Самуил. Да, Розочка, конечно, помоги. С тобой ей веселее готовить будет.
(Роза убегает. Самуил остаётся один).
Самуил. Когда они женятся? В ноябре, да? Не люблю я ноябрь. Противный месяц: дождь, слякоть, ночи длинные. А тут ещё эта свадьба. Вот бы этот ноябрь не наступил. Пусть он никогда не наступит. Пусть Роза никогда не выйдет замуж за этого Марка! Пусть смерть никогда не заберёт меня из этого мира! Не хочу, не хочу я этого! Остановись, время! Остановись! Неужели тебе так трудно сделать это? Неужели тебе так сложно застыть, как памятник? Зачем опять ноябрь? Я не хочу ноября! Вся, вся моя родня всегда умирала именно в ноябре. Значит ли это, что я тоже умру в ноябре? Увижу ли я свадьбу Розы? Надеюсь, что не увижу. Моё сердце не вынесет этого. Зачем, на кой чёрт он ей сдался? Я ведь вижу, я ведь чувствую, что он её совершенно не любит. Ни капли не любит! Да, вот так и проходит жизнь. Совершенно никчёмным образом. И ничего-то я не добился. Ни славы, ни известности. Даже внучке своей не смог помочь. Выйдет замуж за этого кретина - и что? Ему ж восемнадцать всего, ему ещё гулять и гулять, а он куда полез... К моей внучке полез! Гад безмозглый! Пьёт, курит, тьфу! Нашла на свою голову!.. А всё-таки сильный я для своих лет. Я ещё, пожалуй, поживу. Поживу. Я ещё так поживу, так поживу, что другим и не снилось! Хорошо поживу - так, чтобы другим неповадно было! Хорошо поживу! Замечательно поживу! Так, чтоб другие смотрели и завидовали мне!!! Чтобы задыхались от зависти!!!
(Гремит музыка. На сцену выбегает Лидия. Она и Самуил пускаются в пляс. Убегают со сцены, вслед за ними на сцену выбегают Роза и Марк и тоже танцуют. Музыка затихает, одновременно с эти они останавливаются посередине сцены. Кланяются друг другу и расходятся в разные стороны).
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Спустя два месяца. Комната Самуила Ивановича. В кресле сидит и плачет Роза. Рядом стоят и смотрят на неё Иван и Лидия. Оба очень грустны.
Роза. Ну почему, ну почему он меня бросил?! Прямо накануне свадьбы?
Лидия. Так ты над Марком своим рыдаешь? Бессовестная - у неё дедушка умер, а она плачет о другом!
Роза. Дедушку тоже жалко очень. И Марка жалко. Вернее, Марка не жалко, Марк - скотина мерзкая, а вот себя - уууужас как жалко.
Иван. Да уж, и всё в один день... Сначала Марк её бросил, а через час у дедушки инфаркт случился. А такой радостный был перед этим - из-за того, что свадьба расстроилась. Он очень хотел, чтобы свадьба расстроилась. И вот - перед самой его смертью сбылось.
Лидия. Ужасный ноябрь! И погода ужасная, и события у нас в доме ужасные - в общем, самый отвратительный ноябрь на моей памяти!
Иван. Ничего не поделаешь.
Лидия. Лучше бы этот ноябрь вообще не наступал.
Иван. Времени не прикажешь.
Лидия. Да, к сожалению.
Роза. Нет, ну какой же подлец всё-таки! Какой подлец! И ещё что-то из себя строил - писателя хренова! Что-то про любовь затирал. А дедушку тоже очень жалко, очень-очень жалко, так выглядел хорошо и так внезапно умер...
Но Марк - это просто... Ничтожество, а не человек. Трусливый и наглый подонок! А ведь дедушка мне говорил...
Лидия. Слушай, Роза, будет у тебя ещё любовь. Настоящая, искренняя. А вот дедушку уже не вернуть.
Роза. Я знаю, знаю... Я понимаю, вы извините... Я понимаю, да. Но всё-таки редкостный ублюдок! Ненавижу Марка! Ненавижу!
(Встаёт с кресла и подходит к окну. Говорит довольно тихо, в сторону, так, чтобы никто её не услышал).
Значит, мне это всё не снится? Значит, всё это - правда? И дедушка умер... И жених меня бросил... А я на самом деле ни на кого не злюсь. Ни на кого и ни на что. Пусть дедушке на том свете будет хорошо. Пусть Марк найдёт себе другую, более красивую, чем я. Пусть они поженятся, пусть у них родятся здоровые детишки. Пусть у них всё будет самым прекрасным образом. Я ни на кого не держу обиды. Всё так, как должно быть...  Уж ночь на дворе... Да, а ноябрь в этом году действительно ужасный. Гораздо холоднее и дождливее, чем обычно. Скорее бы он уже закончился. Смотреть тошно на эту грязь и слякоть. Аж до слёз противно, ей-богу! А больше я никого ни в чём не виню... (Плачет. На сцене появляется Самуил Иванович. Его никто не замечает, он -призрак. Он подходит к Розе и гладит её волосы. Та остаётся неподвижна и продолжает смотреть в окно).
 Самуил. Всё наладится, моя любимая внученька. Всё наладится - вот увидишь.(Затем он походит к Ивану и Лидии.
Самуил. И у вас всё наладится, дорогие мои. Вы уж извините, что ушёл от вас - однако я ведь не по своей воле... У меня ведь не было другого выбора.... Вы мне кошку подарить хотели. Я кошек не очень люблю, если честно. И футбол я, Ваня, никогда не любил. Просто не хотел говорить тебе об этом - думал, смеяться будешь. А теперь я умер, теперь разве можно смеяться? Да вы же и не слышите меня, наверно! И всё-таки позаботьтесь, пожалуйста, о Розе. Ей сейчас ещё тяжелее, чем вам.
( Затем выходит на самый центр сцены и читает стихотворение):
Серый квадрат осеннего неба украден чёрным.
Город устал и поддался гипнозу ночи.
Как порою сложно не чувствовать всё никчёмным
В этом страшном мире, в котором поставлено всё на счётчик,

В грустном мире, в котором к свету бредёшь наощупь,
Где - о чём ни спросишь - никто не даёт ответа.
И блуждаешь один в бесконечной дремучей роще,
Заставляя себя ни грустить, ни жалеть об этом.

Ни о чём не жалей. Ни об осени сквернословии,
Ни о скудных красках заплаканной ею тверди.
Этот блёклый мир украшается лишь любовью,
И одна лишь любовь незнакома пока со смертью.

Занавес


ТРИСТА ЛЕТ СПУСТЯ

Действующие лица:
Агнесса, 40 лет.
Денис, её бывший, 45 лет.
Коля, их сын, 13 лет
Снежана, 15 лет
Прасковья Ивановна, прабабушка Коли, 86 лет.
Тимур, друг Дениса, 50 лет
Гуров, 59 лет
Норкин, 80 лет.
Пыхтина, 55 лет.
Троекуров, 70 лет.
Хорошёв, 46 лет.
Действие происходит в 2099 году.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната Коли. Довольно бедно обставленная. Стол, кресло, на столе стоит аквариум с рыбками. Главная достопримечательность - большой портрет Александра Сергеевича Пушкина, висяший в центре стены.  Коля учит отрывок стихотворения «Осень» А. С. Пушкина к закрытому, секретному вечеру памяти великого русского поэта.
Коля. «Теперь моя пора: я не люблю весны»...
Денис Сергеевич. (входит в комнату). Здорово, Колька! Это ты что читаешь?
Коля. Это Пушкин.
Денис. Пушкин? Что-то знакомое. А, у меня же на работе есть один Пушкин. Но он не занимается такой ерундой, как стихи.
Коля. Это Александр Сергеевич Пушкин - великий русский поэт первой половины девятнадцатого века. Мне прабабушка про него много рассказывала.
Денис. Вот оно что... Получается, он был поэтом?
Коля. Ну типа того.
Дени. Неужели он не запрещён, как и все остальные деятели искусства?
Коля. Запрещён, конечно.
Денис. А-а... Получается, он запрещён, а ты, значит, учишь!
Коля. Что ты ко мне пристал?! Зачем ты вообще приехал? Что тебе нужно?
Денис. С тобой и мамой повидаться хотел.
Коля. Ты жизнь нам разрушил, а теперь приехал повидаться!..
Денис. Ты маленький ещё, и ничего не понимаешь. Я помириться приехал.
Коля. Никогда тебя мама не простит! Так что мог и не приезжать и оставаться в своём Мухосранске!
Денис. Ишь ты какой стал - острый на язык! Где Агнесса?
Коля. Ушла в магазин.
Денис. Что ж, подождём её. Так чем же тебя так привлекает поэзия? Ты ведь в курсе, что если КБИ как-нибудь узнает о твоей любви к Пушкину или ещё кому-то из этой компании - тебе несдобровать.
Коля. Что такое этот КБИ?
Денис. Комитет борьбы с искусством.
Коля. Вот как!
Денис. Между прочим, там работает мой очень хороший друг.
Коля. И ты хочешь донести на меня?
Денис. На родного сына! Спятил, что ли? Однако... Ты ведь, кажется, не вполне считаешь себя моим сыном...
Коля. Да. А ты - не мой отец. Так что доноси кому угодно.
Денис. Коля, пойми ты наконец, искусство - это напрасная трата времени. Все эти поэты, писатели, художники - они ведь все ненормальные были. Они тормозили общественный прогресс. Любой из них тормозил общественный прогресс, и каждый из них виноват в том, что наш мир так медленно развивался. Ты сам подумай: если бы Пушкин был бы не поэтом, а каким-нибудь учёным, физиком, химиком, сие было бы куда полезнее! Ели бы он направил свою гениальность не в область искусства, бесполезного и ненужного, а на научно-технический прогресс!
Коля. Медленно развивался? А мы с кем-то в перегонки играем? Кого нам обгонять? От кого убегать? Зачем всё это?
Денис. Ты не понимаешь. Ты ещё слишком мал, Колька... И ты совершенно не заинтересован общественной жизнью нашей страны.
Коля. Разве искусство не является её частью?
Денис. Искусство мертво. Зачем нам мертвечина?
Коля. Между прочим, я тоже пишу стихи! И у меня их уже целая толстая тетрадка. И они безумно нравятся моей прабабушке, и маме тоже!
Денис. И ты их обеих слушаешь? Женщины - да что они понимают! Агнесса - какая она молодец - вырастила из тебя будущего врага народа! Ты хоть понимаешь, что твои стишки для тебя весьма плохо кончатся?
(В квартиру входит Агнесса, мать Коли. В руках у неё большой пакет с продуктами).
Денис. Ну здравствуй, Агнесса!
Агнесса. (Холодно). Вот так встреча.
Денис. Что, не рада?
Агнесса. (Коле). Коля, математику на завтра сделал? Иди сделай, а мы пока поговорим. (Коля нехотя слушается). (Денису).Я уж только-только забыла, как твоя мерзкая смазливая рожа выглядит, а ты снова решил напомнить. За деньгами пришёл?!
Денис. Да нет, ну что ты! Мне свои-то девать некуда.
Агнесса. Тогда вали!
Денис. Да ты подожди, подожди, успею я ещё свалить... Ты лучше скажи мне - ты что с сыном сделала? Ты в кого его превратила?
Агнесса. Это не твоё дело. Ты ему никто.
Денис. Ты хоть понимаешь, какой вредной деятельностью он занимается? Читает стихи, учит стихи, и, что самое ужасное - пишет стихи!
Агнесса. Не вижу в этом ничего ужасного. Только наоборот.
Денис. Получается, и революция восьмидесятого прошла мимо тебя?
Агнесса. Ты прекрасно знаешь, что я была категорически против Революции.
Денис. Я помню. Мне даже  кажется, именно из-за противоположных на неё взглядов мы и разошлись.
Агнесса. Не ври тут мне! Мы разошлись из-за того, что ты изменил мне с этой каркушей Алёной! Коле было уже десять, но тебя совершенно не смущало, что у тебя есть жена и сын. Алёнка была для тебя куда важнее. Ты знаешь, каково это - растить одной сына и ухаживать за больной бабушкой? Ты хоть понимаешь, каково это для ребёнка - внезапно узнать, что он лишился отца! И ты думаешь, я после всего этого тебя прощу? Дуру нашёл! Убирайся вон! Чтобы мы больше тебя здесь не видели!
Денис. Ладно-ладно, не кричи. Я сейчас уйду. Только у меня к тебя одна большая просьба. Когда Коля будет в школе, найди и выброси его тетрадь со стихами. Это моя единственная просьба...
Агнесса. И не подумаю. Я, в отличие от тебя, читала его стихи, я знаю в них толк. Он - талант! Так сам Пушкин в тринадцать лет не писал!
Денис. Да какая, к чёрту, разница! Сейчас любое искусство является преступностью. Неужели ты хочешь вырастить нашего сына преступником?! Я ведь не просто так... Я ведь волнуюсь...
Агнесса. Три года его не было - теперь волнуется! Всё, хватит с меня, уходи. Мы сами разберёмся, как нам жить и что делать, проваливай. (Даёт ему пинка под зад).
Денис. Ладно. Хорошо. Ухожу. Разбирайтесь сами.
(Уходит).
Агнесса. Коля, подойди сюда! (Коля подходит).
Коля. Где он?
Агнесса. Ушёл.
Коля. Совсем ушёл?
Агнесса. Да, совсем.
Коля. Мам, я хочу, чтобы он вернулся.
Агнесса. Зачем?
Коля. Не хочу без отца расти.
Агнесса. Что ж поделать, Коля, нет у тебя отца. Ты лучше мне прочитай стихотворение, которое выбрал к конкурсу.
Коля. Хорошо. (Читает первый катрен стихотворения Пушкина «Осень»).
Агнесса. Стоп! Ну кто ж так читает? На первой же строчке все заснут. (Читает громко и воодушевлённо). «Октябрь уж наступил - уж осень отряхает»!.. Ты пойми, тут ведь дело не только в смене времени года. Тут же дело в состоянии человека, в его приветствии внезапных перемен. Пушкин рад этой осени, осень была его любимое время года... Он же сам потом об этом говорит.
Коля. Я всё понимаю, мама.
Агнесса. Слушай, Коля, а прочитай-ка мне что-то своё.
Коля. В смысле?
Агнесса. Ну, какое-нибудь своё стихотворение.
Коля. (Достаёт из ящика тетрадь и открывает её). Ну, вот. (Указывает пальцем в первое попавшееся).Правда, оно старое и не очень удачное.
Агнесса. А прочитай мне. Неохота очки доставать...
Коля. Ладно. «Над лесами вечер туси носит и срывает тёмную листву. Весел я и грустен. Здравствуй, осень... Ты вернулась. Значит, я живу»...
Агнесса. Что-то всё об осени да об осени... Сейчас же июнь... Ты помнишь, какое завтра число?
Коля. Пятое июня.
Агнесса. А послезавтра?
Коля. Ну... Шестое. А что такое-то?
Агнесса. Ты помнишь, что это за день?
Коля. А... Триста лет со дня рождения Пушкина.
Агнесса. Совершенно верно. Я взяла билеты в первый ряд. Это будет грандиозное мерояприятие - со стихами, музыкой и пламенными речами в честь великого поэта. Ты тоже выйдешь на сцену и прочитаешь там стихи Пушкина, а затем и свои.
Коля. Свои?
Агнесса. Ну да, а что?
Коля. Да как-то волнительно своё читать.
Агнесса. Это твой шанс заявить о себе - когда он ещё у тебя появится?
Коля. Я боюсь, что никому не понравится.
Агнесса. Так, послушай! Оставить сомнения. Твоя прабабушка, между прочим, бывший доктор филологических наук. Если уж ей понравились твои стихи, что о других говорить!
Коля. Ладно... Я прочитаю что-нибудь.
Агнесса. Вот и умница. Обязательно прочитай! Красиво же - сначала пушкинское, а потом - своё! Сделал математику?
Коля. Да.
Агнесса. Опять, небось, списал всё?
Коля. Не всё.
Агнесса. Ладно, иди спать. Поздно уже. Надо высыпаться.
(Гаснет свет. Ночь).
КАРТИНА ВТОРАЯ
(Сцена в баре. Денис и его друг сидят за столиком и разговаривают. Оба уже достаточно опьянели. К ним подходит официантка).
Официантка. Извините, мы скоро закрываемся.
Денис. А сколько у нас есть?
Официантка. Десять минут до закрытия.
Депнис. Ну вот через десять минут и пойдём.
Официантка. Хорошо.
Денис. Ох, Тимур, всё у меня через одно место. Жена знать меня не хочет,сын мой - тоже.
Тимур. Я тебе сочувствую.
Денис. Нет, ну я, конечно, козёл - это правда. Но почему она о сыне-то не думает? Сыну ведь нужен отец.
Тимур. Тут не поспоришь.
Денис. А сын-то знаешь чем занимается? Стихи пишет!
Тимур. Какой кошмар. А Агнесса куда смотрит?
Денис. А Агнессе пофигу.
Тимур. Послушай, мне тут одну информацию скинули ребята. Короче, послезавтра в кафе «Аркава» состоится мероприятие, посвящённое трёхсотлетию со дня рождения Пушкина. Информация строго секретная и распространению не подлежит. Не смей проболтаться. Всех участников мероприятия вполне может ждать тюрьма. Я говорю тебе об этом затем, чтобы... Чтобы ты предупредил жену и сына - ведь они, возможно, захотят туда пойти...
(Денис громко бьёт по столу).
Денис. Чёрт, Тимур, я чуть не забыл! У меня просьба к тебе огромная. Завтра утром моих не будет дома. Жена на работе, Коля - в школе. Прабабка его дрыхнуть будет, как убитая. Ключи я тебе дам. Ты можешь зайти в нашу квартиру, порыться в ящиках - и разорвать Колину тетрадь стихов? Без возможности восстановления чего бы то ни было. А затем - выбросить в помойку. Ты поможешь мне в этом?
Тимур. Ну хорошо, а почему сам-то не сделаешь этого?
Денис.Не могу я. Сын он мне всё-таки. Не могу.
Тимур. Ну хорошо. Только я не понимаю, зачем тебе это. Стоит ли бояться, что он станет поэтом! Я тебе секрет открою: я в юности тоже стишками баловался. От скуки, от нечего делать. Я думаю, что и у него так. А потом эта дурь пройдёт. Он повзрослеет, осознает, что в этом нет никакого смысла - и бросит.
Денис. Ты писал стихи?!
Тимур.Только не говори никому. Да, Денис, один из самых яростных участников Революции восьмидесятого, Тимур Панов писал стихи. Я даже однажды поэму написал, называлась - «Жизнь и приключения морского котика». Даже сына своего ей мучил, когда он маленький был. А потом я поумнел. Не стало никаких котиков, никаких поэм, только дань науке и прогрессу. А стихи, что стихи? Это как ангина - болело-болело - и прошло.
Денис. А что, если у него не пройдёт?
Тимур. Может быть. Я просто хочу сказать, что уничтожать его стихи - не самое лучшее, что можно придумать в данной ситуации. Ведь даже если мы их уничтожим, он всё равно может продолжить писать - заново. И даже скорее всего продолжит.
Денис. И что же делать?
Тимур. Надо полностью отбить у него даже самое крохотное желание писать или читать стихи. Надо как-то вбить ему в голову, что это бесполезное и даже вредное занятие. Понимаешь? Почитай ему об ужасной судьбе поэта-символиста.
Денис. Какого именно? Их же много.
Тимур. Любого. У них у всех ужасные судьбы...
Денис. Хм...
Тимур. А Маяковский? А Есенин? А сам Пушкин, в конце концов? Сколько они прожили? Сто лет на троих?! Вот ты подойди к сыну и скажи ему: сын, ты хочешь прожить меньше сорока? Тогда валяй, занимайся поэзией...
Денис. Да ведь не все поэты прожили меньше сорока.
Тимур. Но большинство. И самые лучшие, между тем.
Деиис. Даже не знаю, что и делать. Я ведь с ним ещё и в ссоре.
Тимур. Так помиритесь.
Денис. Легко сказать! Да нет, я его прекрасно понимаю. Я бы сам на его месте очень сильно злился.
Тимур. В конце концов, если это просто его хобби - ничего особо страшного нет. В начале века полнаселения занималась стишками.
Официантка. Дорогие гости, мы закрываемся!
Тимур. А мы уходим уже.
(Гаснет свет).

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

На улице гуляют Коля и его подруга Снежана с собранными в хвост волосами.

Коля. Кстати, Снежана, я завтра буду выступать на вечере, посвящённом памяти Пушкина - ты не хочешь прийти послушать?
Снежана. Пушкина? А кто это?
Коля. Поэт девятнадцатого века.
Снежана. Он разве не запрещён?
Коля. Запрещён? Кем? Сборищем пустоголовых идиотов?
Снежана. По-моему, пустоголовые идиоты - это те, кто пишет стихи.
Коля. Что за чушь ты говоришь?! Где ты этого нахваталась?
Снежана. Все так говорят.
Коля. Послушай, я сейчас тебе прочитаю одно стихотворение - а ты скажешь, понравилось тебе или нет.
Снежана. А это обязательно?
Коля. Мне бы очень хотелось.
Снежана. Ну раз так, то давай.
Коля. (Читает стихотворение, посвящённое Снежане):
Помню парк, помню лес, помню лето и зной,
Мы гуляли с тобою под ясной луной.
Мы смотрели на звёзд ослепительный бал,
И никто, кроме звёзд, нас во тьме не видал.

Нам казалось, что скуки и горестей нет,
В наших юных сердцах разгорался рассвет.
В наших душах так ярко и пышно цвело,
Даже ночью кромешной нам было светло.

Лишь для нас так красиво сияла луна.
Лишь для нас шелестела деревьев листва.
Не сумею забыть наш прекрасный маршрут.
Буду в сердце хранить прелесть этих минут.
Снежана. Ну и чего... Просто розовые слюни, да ещё и диким языком выраженные. Так же не говорят люди. Тут же и слова  в каком-то порядке диком, и интонация тоже ненормальная... Это всё настолько мертво, бесцельно и непохоже на правду. Мне не нравится.
Коля. Это я тебе посвятил.
Снежана. А-а-а, вот как. Тогда соррян, не знала. А ты что, не мог признаться мне в любви, как нормальный пацан? Обязательно было этими завываниями своими меня терроризировать?
Коля. Как нормальный - это как?
Снежана. Глупый ты ещё, Коля. (Снежана расправляет волосы) . А я - старая. По сравнению с тобой. Мне уже пятнадцать.
Коля. Значит, и завтра ты не придёшь?
Снежана. Я вчера была на лекции одного доктора биохимических наук. Так вот, короче, он рассказывал о том, что уже разработаны специальные препараты, полностью подавляющие чувство сна. Я ничё не запомнила с той лекции, только, как я поняла, таблетки эти уже проверяли на мышах, и они реально на них подействовали.
Коля. И к чему ты мне это рассказала?
Снежана. Да как ты не понимаешь! Сейчас конец двадцать первого века. Мы должны напрочь вырезать  из жизни этот гниющий аппендикс искусства. И мы почти сделали это - но такие, как ты, мешают это сделать! Коля, за что ты борешься? Неужели ты не понимаешь, что Революция восьмидесятого подвела окончательные итоги? Нет - любому проявлению искусству! Да - любому проявлению научной и технической деятельности, направленной на пользу человечества! А ты - ты напоминаешь человека, склонившегося над полудохлой мышкой и умоляющего врача  не усыплять её, хотя так будет лучше и для неё, и для всех.
Коля. А я считаю, что так будет только хуже.
Снежана. Дело твоё. А всё-таки на вечер я не приду. Ещё чего доброго в в полицейский участок заберут - оно мне надо!
Коля. Ну и не приходи, раз такая умная.
Снежана. (Ему вослед). Какие мы обидчивые! Поэтик Цветик, блин!
Коля. Знаешь что?! Это моя жизнь. Не надо смеяться над этим.
Снежана. Когда ж ты уже повзрослеешь?
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Квартира матери Коли.Коля звонит в дверь и долго ждёт. Звонит снова, ещё громче. Наконец ему открывает прабабушка Прасковья.
Прасковья. Колька - что-то ты сегодня долго.
Коля. Да я со Снежаной гулял...
Прасковья. А-а-а... Как погуляли?
Коля. Да просто ужасно. Она ничего не понимает в искусстве.
Прасковья. Да ты проходи в гостиную, Коля, что в прихожей-то топтаться.
(Прасковья и Коля проходят в гостиную и садятся на диван).
Прасковья. Какую чепуху сегодня показывают. Вот, например, сегодня утром смотрела передачу - называлась «Чумное пришествие». Там говорилось о том, что якобы в начале двадцать второго века на Землю придёт страшная болезнь и всех убьёт. Впрочем, якобы учёные уже думают над созданием вакцины. Но пока они думают, вирус всех убьёт, и на планете не останется ни одного человека.
Коля. А потом на неё упадёт метеорит.
Прасковья. Может быть...
Коля. Ты бы заканчивала уже эти глупые передачи смотреть.
Прасковья. А больше, Коля, и нечего мне делать. Я когда-то смотрела кино, сериалы... Советское кино тоже любила. А теперь - что? Всё запретили! Только и показывают эти передачи дурацкие - либо про болезни, либо про конец света, либо «Дом-2».
Коля. А ты пойдёшь завтра на вечер памяти Пушкина?
Прасковья. Ох, Коля, да куда уж мне - я ведь еле хожу.
Коля. (встаёт). Ладно... Мы тебе фотки пришлём...(Идёт в свою комнату и замечает отсутствие тетради со стихами. Бежит назад к Прасковье). А где моя тетрадка со стихами?!
Прасковья. Не знаю, Коля. Я ничего не брала.
Коля. Не брала?! Но я оставлял её в ящике, как обычно. А её там нет. Нигде нет.
Прасковья. Может, кто-то другой взял?
Коля. Да ведь больше дома никого не было.
Прасковья. Значит, должна быть там, где ты её оставил! Не испарилась же она, в конце концов!
Коля. И с чем же мне завтра выступать? Я совершенно не помню ни одного своего стихотворения.
Прасковья. Зато я помню.
Коля. Правда? Какое же?
Прасковья. Все.
Коля. Неужели?! Ты не шутишь?!
Прасковья. Да не тот возраст уже, чтоб шутить. Эх, молодёжь, никакой памяти у вас в отличие от нас, стариков.
Коля. Прабабушка... (Обнимает её).
КАРТИНА ПЯТАЯ
Денис и Тимур встречаются на улице. Тимур молча передаёт Денису тетрадь Колиных стихов.
Денис. Почему не разорвал?
Тимур. Жалко как-то. Всё-таки труд.
Денис. Какой там труд! (Хватает тетрадь и перелистывает).Дай человеку камень и заставь его весь день катать его в гору, а потом с горы - и то больше смысла будет: он хотя бы физически сильнее станет! А это? «Ты вернулась... Значит, я живу». Мерзость, пошлость, бесполезность!
Тимур. Я когда-то тоже так писал.
Денис. И что, ностальгируешь теперь? Я тебя, Тимур, совершенно не узнаю. Может быть, ты вообще был против Революции?
Тимур. Я был за Революцию. Проблема в том, что теперь я думаю, что, может быть, и ошибся.
Денис. Ты что такое несёшь-то?! Ты чего несёшь-то?! Ты что, переобуться вздумал?!
Тимур. Денис, да погоди ты...
Денис. Это ты подожди! Я, в отличие от тебя, не предатель!
Тимур. Да что ты себе позволяешь?!
Денис. Нет, это ты, ты что из себя тут возомнил! Может, ещё завтра на вечер Пушкина придёшь? А чего мелочиться? Урод!
Тимур. Сам ты урод, Денис! Урод и невежа. Да неужели ты своими куриными мозгами не понимаешь, что если бы я не перешёл на сторону Синих, они бы меня расстреляли!
Денис. И правильно сделали бы. Потому что ты врал, Тимур. Ты врал все эти двадцать лет. Ты... Ты просто тряпка!
Тимур. Сначала я был на стороне Красных. Как ты помнишь, туда входили в основном люди искусства - поэты, писатели, художники, режиссёры... Люди, для которых были важны наши традиции, наше прошлое, наша история... Потом, в декабре семьдесят девятого, меня взяли в плен Синие. Они избивали меня, морили голодом, но ты же этого не знаешь, ты же нихрена не знаешь, ведь ты по узколобости своей был изначально на стороне Синих! Вас ничего не волновало, кроме того как изобрести телепорты, таблетки, подавляющие сон и голод, и горбатиться во имя научно-технического процесса! Всё остальное - в топку! Искусство - в топку, прошлое - туда же, история - да нафиг она нужна! Для вас ведь ничего святого не было! А под Новый год Синие мне так и сказали: либо ты переходишь на нашу сторону, либо мы тебя на костре сожжём! Так и сказали! И они сожгли бы! Потому что нет в вас ничего человеческого! Вы роботы - без души, без чувств, с каменными сердцами! До вас никак не дойдёт, что все наши беды в основном только оттого, что мы не в состоянии поставить себя на место другого человека! Нам лень, нам некогда, либо нам сложно это сделать ввиду нашей толстокожести и пофигизма! Я выжил только потому, что перешёл на сторону Синих - только поэтому! Думаешь, я один был такой? Да таких тысячи, десятки тысяч! А сколько оказалось тех, кто всё-таки погиб - погиб во имя величайших людей прошлого, во имя Пушкина, Шаляпина, Айвазовского! И знаешь, о чём я сейчас больше всего жалею? О том, что оказался трусом. Лучше бы я погиб, но зато как погиб бы, во имя чего и кого! Лучше было погибнуть, чем теперь видеть, как погибло общество! Лучше было погибнуть, чем работать в КБИ, будь он проклят! А ещё ты дал мне хороший совет, Денис. Завтра я пойду в «Аркаву», на вечер памяти Пушкина.
Денис. Идиот! Какой же ты идиот! Тебя же посадят. Сам говорил.
Тимур. Пускай! Хоть чем-то пожертвую ради Пушкина. Он тоже многим пожертвовал ради нас, потомков. И что получил взамен?!
Денис. Так вот ты какой, оказывается. Всё о тебе теперь понятно. Всё понятно... И ты двадцать лет притворялся, врал мне, ради чего?! Чтобы тебя не убили, чтобы тебя не посадили, не сослали?!
Тимур. Но теперь мне плевать, пусть делают со мной что захотят. В конце концов, где - они, и где - Пушкин!
Денис. Пушкин, предположим, в гробу.
Тимур. Да лучше быть в гробу, чем с такими, как ты.
Денис. Вот, значит, как!
Тимур. Именно.
Денис. Как долго ты молчал. Молчун херов. (Внезапно набрасывается на Тимура, тот отталкивает его, Денис падает на землю). Ну и хрен с тобой.
Тимур. Взаимно. А тетрадь Колину отдай мне.
Денис. И не подумаю.
Тимур. Если ты её не отдашь, я её у тебя отберу.
Денис. Отберёшь, значит! (Начинает рвать тетрадь).
Тимур. Стой, ты что делаешь! Перестань! (Тимур пытается отобрать тетрадь, Денис продолжает рвать её и в конце концов рвёт в маленькие клочья).
Денис. Ничего. Сам говорил: новые напишет.
(Тимур склоняется над тем, что осталось от тетради).
Тимур. Что ж ты наделал, гад огородный...
Денис. Да мне прямо на душе легче стало.
Тимур. Очень рад за тебя. Очень рад. Послушай, Денис, кого ты из себя строишь? Мудрого человека, лицо прогресса? С женой развёлся, сын родному пакостишь - и это доставляет тебе удовольствие. Ты сам-то что представляешь из себя? Ты пустое место.
Денис. Как же я надеюсь, что тебя завтра поймают и убьют.
Тимур. Спасибо за пожелание. А я - очень надеюсь - что ты когда-нибудь хоть немного поумнеешь. Увы, вряд ли моей надежде суждено исполниться. Ты так и состаришься и умрёшь - совершенно никчёмным, совершенно пустым человеком. Прощай, Денис.
Денис. Проваливай уже.
(Тимур уходит).
Денис. Не везёт мне в жизни. Ни с чем не повезло - ни с женой, ни с сыном, ни с другом, оказывается. За что мне это всё? Мне скоро сорок шесть, а я по-прежнему, кажется, ничего не умею. Ни-че-го.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Небольшой, уютный зал клуба «Аркава». Зал полон, на первом ряду сидят Коля с мамой, а также те, кто ещё планирует сегодня произносить речь либо прочитать стихотворение Пушкина. Среди них сидит и Тимур. В зале около 10-15 рядов, но зрителю достаточно видеть хотя бы первые два или три ряда. На сцену выходит шестидесятилетний мужчина в пиджаке, ему аплодируют. Мужчину зовут Гуров.
Гуров. Уважаемые гости, собравшиеся сегодня в этом зале! Я безумно рад, что среди нас ещё остались те, для кого имя Пушкина - не пустой звук. Мне, как учителю - вернее, бывшему учителю литературы, это очень приятно. Как сказал в своей Пушкинской речи великий поэт Серебряного века Александр Блок: «Пушкина убило отсутствие воздуха». Сие, конечно, правда. Но только Блок не знал, что Пушкин, воскреснув на два с половиной века, может умереть во второй раз. И выстрелит в него уже не Дантес, а мы - мы! Человеческая тупость, ханжество, поразительная слепота страшнее тысячи пуль. А самое страшное - то, что мы сами рано или поздно в них задохнёмся: нас, как Пушкина, скоро убьёт отсутствие воздуха - воздуха, который своими ущербностью и невежеством отравили и загрязнили мы сами. Мы - и только мы. Я говорю это, обращаясь не к тем, кто сейчас находится в этом зале. И даже не к тем, из-за кого имя Пушкина сегодня практически забыто и запрещено. Забыто сегодня очень много имён. Чудовищно много. И я обращаюсь сейчас к этим великим забытым именам - чтобы они услышали, что мне не всё равно. Чтобы Пушкин услышал, как больно мне прятать в запертом на ключ ящике собрание его стихотворений. Чтобы Глинка услышал, как тяжко мне оттого, что я так и не успел сходить на «Жизнь за Царя», потому что опера, видите ли, устарела, как, впрочем, устарело всё остальное искусство. Искусство устарело! Искусство бессмысленно! Так говорят нам все, все вокруг. У кого ни спроси - все говорят, что искусство мертво. Но только знаете что? Я хочу сказать вам, что всё только в наших руках. Если искусство ещё не до конца умерло, то мы не дадим ему умереть. (Слышится одобрительный крик). Если же искусство мертво - и мертво окончательно - нам не остаётся ничего иного как возродить его из пепла! (Снова слышится одобрение слушателей). Вернём всех, кого убила людская слепота, кого предало забвению страшное равнодушие. Ура! (Все страстно аплодируют Гурову. Он, кланяясь, уходит со сцены. На сцену выходит сошедший с ума старик восьмидесяти лет, с белой клинообразной бородкой и в очках. На голове у него шляпа).
Норкин. Люди! Я - бывший профессор института, доктор филологических наук, Норкин Игнатий Львович. (Все громко ему хлопают). Я обращаюсь к вам с огромной просьбой. Я очень и очень серьёзно болен. Мне недолго осталось. И я хочу, чтобы вы помогли мне. Жду от каждого по бутылке водки и по одной банке солёных огурцов. (Обращается к Коле). От тебя только огурцы. Понимаете, мне от них лучше становится. Я от них такую бодрость чувствую! А денег у меня, увы, не так много, чтобы самому их купить. А теперь к делу. Пушкина я знал очень хорошо, мы были с ним лично знакомы. Характер у него был весёлый, но сложный. Но только знаете, в нём такая искра была...  Когда я впервые его увидел, то сразу понял: либо поэт, либо музыкант. Он, кстати, страсть как любил музыку Джоаккино Россини, и в этом наши вкусы совпадали. Однажды мы с ним сходили на «Севильского цирюльника», и он сказал мне, что, когда слушаешь такую музыку, и умереть-то в этот момент не страшно... Это верно, это ещё как верно, да... Пушкин так и не признался мне, его ли перу принадлежит «Гаврилиада». Я раз десять спрашивал у него об этом, а он всё время отвечал мнечто-то вроде: «Ну, даже если и я, то что»? А затем добавлял: «А если и не я, то что?» Вот и пойми тут: он или не он. А ещё был один случай забавный, когда я ему свою диссертацию показал. Называлась она: «Поэты Серебряного века о лирике Пушкина». Он так рассмеялся, когда про футуристов прочёл. Сказал: «Да кто они, чтоб меня сбросить? Они и сдвинуть-то меня не смогут - мне ведь памятник на Тверском бульваре стоит»! А теперь что, господа? Теперь всё, всё забыто. Ничего-то нам не нужно. Ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Толстой, ни Бальзак. Никто и ничто. Нам так приятно деградировать! Во времена моего детства и юности было стыдно не знать хоть одного стихотворения Пушкина. А теперь человечество перевернуло всё с ног на голову. Теперь стыдно знать, стыдно называть имя Пушкина - вы подумайте! Я хочу сказать, мы должны с этим как-то бороться. Я пока не очень понимаю, как. Считаю, что самое малое - это начать с самих себя. Читать и учить наизусть Пушкина и других поэтов. Не бояться никаких идиотских запретов. Громко-громко, сотрсая воздух, выкрикивать его стихи! Так, чтобы все слышали! Так, чтобы все!!! Знали, кто такой Пушкин!!! (Все аплодируют. Норкин собирается уйти со сцены, как вдруг толстая румяная женщина Пыхтина задаёт ему вопрос).
Пыхтина. А как вы могли быть лично знакомы с Александром Сергеевичем Пушкиным, если он умер триста лет назад?
Норкин. Это длинная история. Вы вряд ли что-то из неё поймёте. Я столько прочитал произведений - Пушкина и про Пушкина, столько критических работ ему посвятил... Конечно же, мы были с ним знакомы лично.
(Норкин кланяется, чуть не падает и уходит со сцены под бурные аплодисменты. На сцену выходит Пыхтина).
Пыхтина. Дорогие друзья, коллеги и любители пушкинской поэзии! Сегодня, как вы знаете, мы отмечаем памятную дату... ммм... Триста лет со дня рождения Пушкина. Триста лет - подумайте ... ммм... Подумайте только - триста лет - это ведь не просто так... Надо быть очень известным, чтобы о тебе помнили спустя ммм... Триста лет. Вот о нас, например, кто-нибудь вспомнит триста лет спустя? Хоть кто-нибудь - вспомнит? Ну, да мы и не Пушкины же. Мы - так... Мы - обычные люди... мы не пишем стихи, не рисуем картины, не поём... Но почему, как думаете? Да потому что это невозможно! Невозможно быть человеком искусства в такое время, в которое искусство запрещено - запрещено полностью! Вот я бы, например, очень хотела бы стать художником. Но не графическим дизайнером, а именно художником - то бишь рисовать картины, как Ван Гог! А ещё я думаю ...ммм... Вот у поэтов и художников часто трагическая судьба. А я считаю, что лучше так - лучше трагическая судьба, чем неинтересная, бессодержательная. Вчера вечером я села у окна и стала смотреть на вечернюю летнюю улочку. Я живу, знаете ли, в таком месте... Мои окна выходят прямо на красивый храм. Ммм... Красивый храм. И вот я сидела-сидела, смотрела на него и думала: а чего бы это мне не нарисовать его? Ну, в конце концов, ну даже если это запрещено? Я что, зря в детстве в художку ходила?
Гуров. (выкрикивает из зала). Послушайте! Вам не кажется, что вы слишком мало говорите о Пушкине и слишком много о себе? Ведь это он, а не вы - виновник торжества!
Пыхтина. Ммм...Может быть... Да, Пушкин. Великая фигура девятнадцатого века... Знаете, я вчера была на Пушкинской площади. С восьмидесятого года говорят о сносе памятника, а он - всё стоит! Значит... ммм... Значит, он будет стоять ещё долго. Очень долго.
Гуров. Долго - или всегда?
Норкин. Что за ерунду она мелет...
(Пыхтина кланяется и уходит, сопровождаемая ленивыми аплодисментами).
Гуров. Коллеги, друзья! Давайте сделаем перерыв. Перекур небольшой, так сказать. А то переполох тут у нас, как видите, зреет...  А затем вернёмся и продолжим наш вечер - у нас ещё есть невысказавшиеся.
(Слушатели кричат «Верно! Давайте!» и уходят на десятиминутный перерыв).
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Антракт. Тимур сидит за столом, к нему подходят Коля и Агнесса.
Агнесса. Молодой человек, мы присядем к вам? А то везде занято.
Тимур. Да, конечно.
Агнесса. Спасибо.
(Присаживаются).
Тимур. Как вам вечер?
Агнесса. Мне только речь Гурова понравилась. Ведь действительно - это мы отравили воздух, и теперь приходится им дышать. Воздух искусства, воздух творческих стремлений, золотого прошлого - всё это заменилось зловониями человеческой дубиноголовости.
Тимур. Вы Агнесса, Агнесса...
Агнесса. Петровна. А откуда вы знаете?
Тимур. Я был дружен с вашим отцом.
Агнесса. Так это вы - тот самый «товарищ из КБИ»?
Тимур. Клянусь вам, я решил исправиться. Полностью измениться. Вернее, даже не измениться, скорее - стать прежним. Я всегда обожал искусство, жизни без него не знал, писал стихи и рассказы. Потом эта Гражданская, Синие к стенке припёрли. Вот я и перешёл. Только вы никому не говорите.
Агнесса. Я не скажу. Обещаю.
Тимур. Больше половины своей жизни я не был самим собой. Если бы я стал им, меня бы убили. Это ужасно. Но сегодня, когда я пришёл Пушкинский вечер, я понял: нас достаточно. И нас может стать гораздо больше. А ты, Коля, ты ведь, насколько я знаю, пишешь стихи?
Коля. Да. Пишу.
Тимур. Прочтёшь что-нибудь сегодня?
Коля. Ну, не знаю. Может, прочту.
Агнесса. Он прочтёт. Он у меня стеснительный, но упёртый.
Тимур. Это прекрасно.
Коля. Я пойду осмотрю клуб.
Агнесса. Только аккуратнее, Коля. Я буду здесь.
(Коля уходит, Агнесса и Тимур остаются наедине).
Агнесса. Значит, КБИ, говорите?
Тимур. Завтра я оттуда уволюсь. Хватит с меня. Я хочу быть самим собою. Надоело притворяться, будто я ненавижу искусство.
Агнесса. Прекрасно вас понимаю.
Тимур. Знаете, почему я оставался в КБИ? Потому что из этого я мог придумать что-то полезное и нужное даже для себя настоящего. Раз я изучил вдоль и поперёк, как бороться с искусством, теперь я примерно знаю, как бороться с теми, кто борется с искусством. А этого-то мне и нужно. Я притворялся, я обманывал - но не только ради того чтобы спасти свою жалкую шкуру, но и для того чтобы помешать искоренить искусство совсем. Понимаете?
Агнесса. Разумеется. Я вам верю.
Тимур. Знаете, я до сих пор не верю, что всё это было. И Революция восьмидесятого, и закрытие всех культурных центров, и плен, в котором меня держали Синие. Всё это какая-то игра, что ли. Страшная, безумная игра взрослых людей... Господи, как мы любим играть и играться - даже в том случае, если последствия этих игр ужасающи...
Агнесса. У меня как-то был случай. Я чуть человека не убила.
Тимур. Да ну! Как же это произошло?
Агнесса.. Мы тогда в третьем классе с ней были. И обе были влюблены в одного мальчика. У нас была физкультура в бассейне, и я в припадке ревности начала топить свою соперницу. Причём, я, кажется, не совсем соображала, что делаю, для меня это было что-то вроде игры. А одноклассницу мою еле спасли, учитель делал ей искусственное дыхание. А я смотрела на всё это и ничего не понимала. Я не понимала, почему однокласснице стало плохо - ведь она, как мне казалось, пробыла под водой совсем недолго. А потом нам сказали, что она чудом выжила. Из школы меня отчислили, даже хотели родителей привлечь, но обошлось.. А сейчас, спустя столько лет, я часто думаю... А что, если бы её не спасли? Тогда я бы стала убийцей. Я бы лишила жизни ребёнка, ни в чём неповинного ребёнка, понимаете? Недавно мы случайно встретились с ней в Питере, на Невском. Какая она красавица! Муж у неё высокий такой, крепкий мужчина, и так её любит! Я в жизни не видела, чтобы люди так сильно друг друга любили. Они чуть ли не на руках носят друг друга - такая у них любовь...  Она в крупном турагентстве работает, высокую должность занимает, говорит, что зарплаты очень хорошие. Муж у неё - один из лучших остеопатов в Питере. Тоже заработки ого-го какие. Живут, в общем, как сыр в масле. А ведь всего этого я могла её однажды лишить, и почти лишила. Как много в жизни человека может решить детская, глупая игра!
Тимур. Интересная история. Самое замечательное, что с хорошим концом.
Агнесса. Да. Это уж точно.
Тимур. Пора в зал. Пойду, а то мне скоро тоже выступать.
Агнесса. И Кольке моему. (Замечает Колю и зовёт). Коля!
Коля. Чего?
Агнесса. Нам пора. Тебе скоро на сцену.
Коля. А что мне говорить?
Агнесса. Ну, что для тебя Пушкин? Вот про это.  Держись смелее. Всё будет хорошо.
Тимур. И стихотворение своё обязательно прочитай!
Агнесса. И пушкинское!
Тимур. И своё.
Коля. Ладно.
(Уходят в зал).
Норкин. Что-то я зал найти не могу. Что? Пушкин, вы?  (Никого нет, Норкин в силу своего нестабильного умственного состояния разговаривает с пустотой). А-а-а... По коридору прямо и направо. Первая дверь. Понял. Спасибо, дорогой. Ох, старость не радость. Ничего сам не могу. Хорошо, Пушкин помогает.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ
На сцену выходит Коля, немного волнующийся.
Коля. Дорогие гости! Я не хочу говорить сейчас о том, как нам трудно. Это, конечно, так, однако вечер посвящён Пушкину, а не стенаниям по прошлому. Да, раньше он был известен каждому, сейчас - мало кому. Но кто знает, что будет через десять, через двадцать лет? Быть может, всё вернётся на круги своя - и Пушкин снова будет известен всем и каждому? Я бы хотел прочитать отрывок из стихотворения Пушкина «Осень». (Читает первые три части «Осени». Зал аплодирует и кричит: «Браво»!)
Норкин. Пушкин говорит: хорошо, собака, прочитал! Аж мурахи по коже!
(Коля кланяется. Затем читает своё).
Безвременье и темнота,
Не приходите никогда.
Забудьте.
Про меня. Про остальных.
Прошу,
Оставьте нас одних
С бессмертием наедине,
Одних - в прекрасной тесноте
Земного и обыденного мира -
Пыльцой ветров, лоскутьями эфира,
Нелепой выдумкой Создателя - Творца.
Оставьте нас такими до конца.

Мы - горстка перепутанных имён,
Мгновение на языке времён.

Безвременье и темнота,
Забудьте путь к нам навсегда.

Но если вы возьмёте бремя
Прервать короткий миг земной,
То нежно нянчитесь, как время
Все годы нянчилось со мной.

Средь неприступной тишины
Пошлите сны.
Пусть будет дорог мне покой
Во тьме немой.

А если мне наскучит это:
Покой, молчание и смерть, -
Пошлите снова каплю света
И дайте век ему гореть.

Пусть он сияет, пусть горит он,
Несётся чисто и легко.
И смерть останется забыта
Из-за сияния его.
(Коля кланяется. В зале аплодируют).
Гуров. Для твоего возраста недурно!
(Коля ещё раз кланяется и садится на своё место. На сцену выходит Троекуров - высокий мужчина в клетчатой рубашке).
Троекуров. Здравствуйте. Меня зовут Геннадий Троекуров. Моя речь будет совсем недолгой. Вернее, я и говорить-то ничего не намерен. Я лишь хочу вас попросить... Чтобы вы встали и почтили память великого поэта.
(Все встают. Через какое-то время, примерно полминуты, Троекуров нарушает тишину).
Троекуров. Спасибо. Садитесь.
(Троекуров уходит. Ему аплодируют. На сцену выходит певица Матвеева -исполняет романс на стихи Пушкина «Зимний вечер». Ей аплодируют, она уходит со сцены. Затем на сцену выходит Хорошёв - известный критик, деловой мужчина 70 лет, но выглядит намного моложе).
Хорошёв. Аполлон Григорьев говорил, что «Пушкин - наше всё». Не согласиться с его высказыванием - значит быть обезьяноподобным кретином. Надеюсь, среди нас обезьяноподобных нет. Очень на это надеюсь. Хотя не уверен в этом. Но да ладно. Меня зовут Хорошёв Игорь Александрович, я критик и публицист. Раньше я критиковал литературные произведения - впрочем, в основном это была редкостная логорея и графомания, после прочтения которой меня тошнило, - теперь же я занимаюсь критикой разных технологических вещей, в коих ни черта не шарю, однако же к моему мнению прислушиваются. Но не будем много обо мне. Итак, о Пушкине. Я написал о Пушкине много критических и публицистических работ. Я много лет занимался литературой, преподавал в институте, и я с полной уверенностью могу сказать вам, что только у Пушкина, и ни у кого больше, была такая ясность и чистота языка в союзе с огромным по широте своей смыслом. Ни у кого больше такого не было! Очень близки в этом ему были Фет, Есенин, Георгий Иванов, Лермонтов, Ахматова... Но быть близким - это не значит быть равным. Тем более важно то, что без пушкина их бы не было. У нас бы поэзии без него не было бы. И я хочу попросить вас вот о чём. Когда наше мероприятие закончится и вы придёте домой, почитайте его стихи. Прочитайте хотя бы несколько стихов - лучше вслух. Чтобы наш вечер не был просто галочкой, не был формальным времяпрепровождением! Чтобы действительно к этому прикоснуться. Я уверен, у всех из вас есть книги Пушкина. В крайнем случае, некоторые из них ещё можно найти на просторах Интернета. Обязательно почитайте их. Слышите? Обязательно! И тогда наш вечер действительно удастся. Тогда действительно - всё не напрасно. Ну, вот и всё. Что я хотел сказать. Хорошие критики обычно не говорят слишком долго. Спасибо за внимание!
(Хорошёву аплодируют. На сцену выходит Тимур).
Тимур. Дорогие друзья. Я безумно рад, что мы собрались сегодня в этом уютном пространстве на вечере памяти великого русского поэта Александра Пушкина. Имя этого поэта забыто совершенно несправедливо. А то, что оно ещё и запрещено - просто чудовищно. Волосы дыбом встают. Наверное, наши предки просто упали бы, не поверили, если бы узнали, как будет праздноваться трёхсотлетие со дня рождения Пушкина. Они, наверное, представляли себе огромные толпы народа, кучу мероприятий, посвящённых сему событию, или подарочные издания стихов...  Но этого, увы, не произошло. И, конечно же, это надо исправлять.
Голоса из зала. Верно, верно!
Тимур. И я знаю, как. Нам нужно начать с малого. Открыть музей Пушкина. Подпольный музей.
Голоса из зала. Верно!
Тимур. Чтобы нас ни в чём таком не заподозрили, в этом музее будет не только Пушкин, но и кто-нибудь из известных учёных, с кем он дружил или просто был знаком.
Гуров. А ты голова!
Тимур. Нам надо показать, что в прошлом союз поэзии и физики, музыки и химии, живописи и биологии был очень крепок!
Голоса из зала. Да, да!
Тимур. У меня есть задумки насчёт музея. Но мне будет очень полезным услышать и ваше мнение. Я хочу. Чтобы вы подумали об этом. Может быть, у кого-то ещё есть идеи - как вернуть память о Пушкине. Это не требует большой спешки, но требует огромных сил. Но вместе мы справимся! Мы вернём память о Пушкине и об остальных деятелях искусства! Мы воскресим искусство!
(Все громко аплодируют Тимуру. В этот момент раздаётся выстрел. Тимур падает на пол).
Агнесса. О Господи!
Норкин (убирая пистолет. Залу, спокойно). Чего вылупились? Я его знаю. Он в КБИ работал.

Занавес.

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ
КБИ - комитет борьбы с искусством. Создан в 2078 году предводителем Синих Эдуардом Физиком (настоящая фамилия - Ромашкин).
Красные и Синие - две воинствующие друг с другом армии (в ходе Гражданской войны 2078-2080 гг.) Закончилась полной победой Синих. Красные выступали за сохранение семейных и культурных ценностей, за важность и незыблемость исторической памяти, традиций, обычаев, а также за огромную роль искусства в сфере человеческой жизни. Синие, в свою очередь, выступали против этого, они считали, что искусство бессмысленно и мертво и что важны достижения лишь в естественных науках, поскольку они делают жизнь человека более комфортной, более длинной и более спокойной.
Революция восьмидесятого - Революция 2080 года. Привела к ряду коренных изменений, поддерживаемых Синими и отрицаемых Красными.
В ходе её было запрещено искусство во всех его проявлениях, закрыты все театры, музеи, выставки, магазины, библиотеки, в вузах и школах были отменены гуманитарные дисциплины.